Иванов, Петров, Сидоров - Сергей Гужвин

— Ну, хорошо, допустим, ты перенёсся в год окончания тобой школы, и уговорил себя поступать не в военное училище, а в политех, на маркшейдера.

— И..?

— И чтобы ты стал дипломированным шахтёром, и там, и здесь должно пройти пять лет. Да, твоя судьба перепишется. Но только там, а здесь ты так и останешься бравым военным.

— Это что, ответвление на древе времени? — спросил Петров.

— Вижу, почитываешь про попаданцев? Нет, не ответвление, сплошное переписывание старого на новое.

— Получается, бесполезно что-то менять в прошлом? — спросил Петров.

— Нужно менять, Саня, обязательно нужно, и к тому же, срочно. Но… ТАМ менять. Здесь уже ничего сделать нельзя.

Петров вдруг повернулся к сидящим на диване, и притаившимся как мышки, женщинам:

— Девушки, может, вы домой поедете? Танечка, золотце?

Татьяна перевела взгляд с Иванова на мужа, и спокойно сказав: — Не выдумывай! — опять повернулась к Николаю: — Говори, мы слушаем.

— Да что говорить, сами смотрите. Вот пятнадцатое декабря пятнадцатого года, — Иванов пробежался пальцами по кнопкам.

Открылась панорама Земли с высоты птичьего полёта. Облака, квадратики пашен, блеснула нитка реки. Камера начала отлетать от Земли, и горизонт потемнел, ушёл вниз, и перед зрителями предстал Земной шар во всём своём великолепии — в голубом шарфе атмосферы, с материками на выпуклом боку и белёсыми волчками рождающихся торнадо над океанами. Рядом светился ярко начищенный солнечными лучами, пятачок Луны. Красота!

— А вот смотрите, два дня спустя, семнадцатое декабря. Камера там же, в той же точке.

Земной шар не был похож, ни на Земной, ни на шар. В багровом ореоле, пульсирующий сгусток неправильной формы, налитый красным свечением, одиноко летел в черноте космоса.

Минуту царило молчание.

— А можно посмотреть, как это… получилось? — Петров зябко поёжился. Ему показалось, что в комнату с экрана плеснуло космическим холодом. Он искоса глянул на женщин. Они тоже нахохлились, и не отрывали взгляда от монитора.

— Можно то можно, — протянул медленно Иванов, — только стоит ли?

— СтОит! — сказал хрипло Сидоров, не отрывая взгляд от экрана и вцепившись руками в подлокотники.

— Ладно. Вот пятнадцатое декабря, двадцать три ноль ноль, по Московскому времени. Эта стороны Земли сейчас тёмная, поэтому буду комментировать. Вот пошла первая ракета. С подводной лодки в Персидском заливе.

— Где? Где? Я не вижу! — Сидоров подскочил к самому монитору.

— Сядь, я сейчас ближе покажу, — Иванов тронул трекбол, и камера обрушилась вниз, — вот — подводный старт.

С расстояния примерно в километр было видно, как водная гладь вспучилась, и из глубины медленно вылезла бело-чёрная сигара и, ускоряясь, устремилась ввысь. Столб воды и брызг, казалось, поддерживает её на весу, но через секунду он опал, и на поверхности осталось только кипящее пятно. Красный огонёк сопла ракеты исчез в вышине.

— Что это за дура такая? — Петров кивнул подбородком на монитор.

— Трайдент второй. Почти половина мегатонны. Вот, смотрите, второй старт.

Вода опять стала горбом.

— И сколько их там у неё? — Сидоров расширенными глазами смотрел на выползающего из глубины монстра.

— Восемь, — Иванов решительно крутанул шарик трекбола, — Это всё растянулось на сутки. Эти начали, наши ответили. Ну, и другие подключились. Начали детонировать незапущенные. Всё смотреть — с ума сойдёшь. Давайте глянем финал.

Камера заскользила ввысь и остановилась у Луны. Потом скользнула ещё дальше.

— Луне тоже достанется, не переживайте, — Николай перебил дату в одном из открытых окошек, 16.12.2015. 18–30.

Огненный шар расширялся и набухал, через несколько минут сфера достигла орбиты Луны и поглотила спутник. Финита.

А вот и сцена из "Ревизора", подумал Иванов, выключая трансляцию. Он то всё это уже пережил, а вот друзья были ещё там, перед гибнущей планетой. Саня Петров откинулся в кресле и закаменел лицом, Лёша Сидоров застыл в неудобной позе на краю кресла, вцепившись в подлокотники, Таня и Ирина, сидели на диване строго прямо, прижав руки к груди.

Иванов встал и начал расставлять на журнальном столике стопочки. Потом сходил вниз, на кухню, принёс бутылку, и несколько тарелок с нарезкой. Налил всем. Выпили молча, не глядя друг на друга, и не чокаясь. Помолчали, пожевали…

— Да уж, — протянул Александр, а фантасты пишут, что кто-то останется, ну, там, в метро или в тайге.

— Оптимисты, — кивнул головой Николай, — я тут недавно читал, как народ живёт через тридцать лет после катаклизма. Здоровый, накачанный, рукомашеством и дрыгоножеством занимается — только держись. Княжества и государства образовывает. Эх, если бы так можно было — выжечь гнилые города с политиками и гомосеками, и начать с нуля… Я бы сам рэд кнопки нажимал. Только не получится — сами видели. Даже от одного взрыва многим плохеет. Японские хибакуся чего стоят. Так хиросимский малыш и до 20 килотонн не дотягивал, а тут несчитанные мегатонны.

— И что же делать? — Александр неотрывно смотрел на Николая, — Я так понимаю, что докладывать властям ты не намерен?

— Верно, — кивнул Иванов, — бесполезно. Ну что они сделают? Погрозят пальчиком нехорошим дядям? Сами первые начнут? И этот бред можно предполагать при условии, что меня не засунут в психушку.

— А если…, — привстал с кресла Сидоров.

— Лёша, — перебил его Иванов, — подкрадываться к атомной подлодке за полчаса до первого пуска с целью заклинить молотком крышку ракетной шахты мы тоже не будем. Не стрельнёт эта — стрельнёт другая. Этих лодок у америкосов 14 штук. И не только лодок.

— То есть, ты хочешь сказать, что менять здесь и сейчас поздно? — спросил Саша.

— Вот именно. Ружьё куплено, заряжено и повешено на стенку. Не выстрелить оно не может.

— Так что ты хочешь изменить в прошлом? Чтобы ружьё не изобрели? Но нельзя же, остановить прогресс. Учёные по любому до этого додумаются. Не отстреливать же физиков прямо в университетских аудиториях. Да и без ядерной энергетики, какая цивилизация?

— Согласен. Поэтому в доме необходим один хозяин, чтобы никто посторонний свои ручонки к ружью не протянул.

Петров хлопнул ладонями по коленкам: — Вот оно как! Мировое господство.

— Нет, мировое доминирование. Да и бороться нужно не со всем миром, а только с англосаксами. Большая игра, видите ли. Кстати, вы, только, что видели, что она закончилась. Все умерли.

— Ты уже определил, с какого момента можно ввязаться в эту игру?

— Хм… Я хотел посоветоваться, но если ты так прямо спрашиваешь…

— Говори, ясно — понятно, что ты уже всё продумал. А посоветовать — это мы всегда, пожалуйста.

— Весь двадцатый век отпадает, человеческий ресурс сильно пострадал. Китайцев в начале двадцатого века было триста миллионов, сейчас полтора миллиарда. Во сколько раз увеличилось население? В пять раз. И это со всеми мелкими войнами и революциями, включая культурную. Так сколько должно быть русских, исходя из этой пропорции? Правильно, пятьсот миллионов. Саня, ты что на меня вытаращился? Это не мои фантазии. Пятьсот миллионов пророчил России к восьмидесятому году двадцатого века ещё Менделеев. А сколько имеем? Вы только подумайте, без всех катаклизмов двадцатого века, подданных Российской Империи должно быть около миллиарда, и для этого были все условия, все предпосылки. Вот когда говорят о потерях в гражданской войне, в мировых войнах, считают погибших. Но никто не считает не родившихся. Потому, что получается страшная цифра.

Нет, в двадцатом веке развал уже начался, нам не подходит. Рассматриваем девятнадцатый век. До начала промышленной революции — контингент сырой. Тут ещё и момент подобрать нужно. Нужен рубеж, чтобы было всё органично. Очень мне симпатично время Александра II Освободителя, но он сделал, что должен был сделать, отменил крепостное право и кучу реформ замутил. Нет, его переигрывать — повторять его. Александр III Миротворец — тоже мужик правильный. После него тоже зачищать особо нечего. А вот Николай II Засранец — тот ещё везунчик. С него Россия и покатилась вниз. Вот его бы подправить и синусоиду вверх завернуть — это заманчиво.

— Ну, и кого Вы планируете на место Бориса-царя, товарищ Шпак? — неожиданно спросил Сидоров.

Иванов вздрогнул и растерянно улыбнулся: — Какого Бориса? Какого царя? Ах, да… Ну да…, — он засмеялся, — а вы, товарищ майор, никак уже шапку Мономаха примерить изволили?

— А как же! У каждого солдата в ранце есть шапка Мономаха. Ага. Лежит вот прямо между портянками и котелком.

— Ну, лично у тебя вместо шапки Мономаха лежит шапка-ушанка. А вот маршальский жезл — чем чёрт не шутит. Всё возможно.

— Так, детишки, не отвлекаемся, — Петров похлопал в ладоши, — Коля, продолжай.

— На должность царя Николая Второго я предлагаю назначить, — Иванов сделал паузу — Николая Второго!