Стеклянный омут - Наталья Калинина

– Нет! – с криком отшатнулась она от подползшей к ней малышки и, отбежав назад, прижалась поясницей к высокому подоконнику. – Уйди-уйди-уйди!

Она видела, как у старшей девочки задрожали губы в преддверии плача, как ее глаза наполнились слезами, но уже не могла избавиться от страшного видения. Кричала, мотала головой, била себя кулаками в грудь.

– Оля! Ольга! – в комнату ворвалась пожилая женщина. Ей ничего не нужно было объяснять, она и так все знала: быстро подхватила разразившуюся плачем малышку, сунула ее старшей девочке в руки и легонько вытолкнула ту за дверь. Затем бросилась к беснующейся.

– Не трогай меня, не трогай! – визжала Ольга. – Демоны! Демоны! Везде! Ты! Ты! Она! Она тоже!..

Резко откинувшись назад, молодая женщина стукнулась затылком о стекло, и от удара оно раскололось.

– Ольга, да что же ты!.. – взревела то ли гневно, то ли испуганно пожилая, прижимая дочь к себе по-мужски крепким объятием. Ей, столкнувшейся с таким горем, пришлось стать сильной – не только духом, но и физически.

– Успокойся, успокойся… – шептала женщина, сдерживая Ольгу и гладя ее ладонью по затылку. Смутно знакомое ощущение… Когда же она испытала подобное? Давно, очень давно… Когда была такой же девочкой, как ее дочь. И Ольга, доверившись этому ощущению, прильнула к женщине и вдохнула запах, едва уловимый, сладкий аромат выветрившихся духов, смешанный с молочным запахом кожи, такой знакомый, так знакомый… Она уже готова была довериться и прикосновениям к затылку, и этому запаху, как вновь оказалась преданной.

В этом доме все, даже маленькая девочка, были обучены, что делать, когда Ольгой овладевали бесы. Ее дочь знала назубок номер, по которому стоило звонить. И даже уже разучилась плакать, вызывая к больной матери врачей. А когда бригада приезжала, молча уходила в комнату и запиралась там до тех пор, пока в доме не наступала тишина. Маленькая девочка, ее дочь, так же предала ее, как и все. Маленькая девочка, так стремительно повзрослевшая.

* * *

К полудню воздух прогрелся почти до летних температур. Пряный от ароматов трав, земли и едва уловимой горечи дыма от разводимых дачниками костров, он казался загустевшим. Желтое, как топленое масло, солнце незаметными мазками наносило на оголенные участки тел чайный загар: на смуглую, как у Олега и Ивана, кожу – оттенка заварки эрл грей, на светлую Риты и Лики – белого шоу мэй, и сжигало до цвета каркаде моментально обгорающую кожу рыжего Павла. По сатиновому небу вышивал самолет, оставляя за собой ровные белые стежки. Движения и желания вязли в сладкой и тягучей, как мед, лени. Сил хватило лишь на то, чтобы разобрать сумки с провизией. Высыпав из пахнущего свежей краской нутра избы во двор, все, за исключением хозяев, которые остались хлопотать на кухне, распластались прямо на траве за домом. Сощурившись от солнца, Рита окинула мимолетным, но цепким взглядом соседей. Дальше от всех расположился Олег со своей Дашей. Девушка избавилась от курточки и теперь подставляла солнцу глянцевые, покрытые ровным искусственным загаром плечики. Олег то и дело прикладывался губами, будто к горлышку бутылки с прохладной водой, то к скуле, то к плечу, то к шее девушки, при этом его длинные волосы, которые он успел распустить, каждый раз падали ему на лицо, скрывая и его профиль, и, целомудренно, сами поцелуи. Странно, но Рита не чувствовала уколов ревности, которую испытывала раньше, видя Олега с новой пассией. Может быть, смирилась, что этот мужчина никогда не станет ее. Может, просто привыкла видеть его каждый раз с новой спутницей. А может, время сгладило ее чувства, будто морская вода грани камней, лишая их остроты.

Неподалеку от Риты сидели Лика с Павлом. И насколько их невинный союз отличался от откровенно-показушного Олега и Даши! Павел старомодно держал Ликину ладонь в своей, не решаясь поцеловать девушку даже в щеку, а Лика свободной рукой поглаживала парня по рыжему затылку. И было в ее невинных ласках столько и любви, и материнской заботы, и покровительства! Рита подумала, что эта детская любовь ее младшей сестры куда серьезней и глубже, чем уже давно перешедшие все границы отношения Олега и его подруги. «Девочка моя», – защемило у нее сердце одновременно и от того, что виделась ей младшая сестра все еще ребенком, и оттого, что внезапно наступило осознание – Лика стала взрослой.

Справа от нее, но тоже на расстоянии, полулежал, опираясь на локти, Вячеслав и лениво пожевывал травинку. Иногда он бросал короткие взгляды в сторону Риты, но не заговаривал с девушкой. Один раз, встретившись с нею глазами, заговорщицки подмигнул, но промолчал. Возможно, Рите стоило бы обидеться. Слава вроде как предназначался ей в кавалеры, но он не демонстрировал интереса к ней. Однако Рита совсем не чувствовала себя уязвленной, напротив, даже радовалась: от мысли, что ради завязывания знакомства нужно продираться через частокол «программных» вопросов о детстве, работе, интересах, сводило челюсти, как от незрелой антоновки. Возможно, к завязыванию отношений она относилась без энтузиазма не столько потому, что где-то в глубине обиженного сердца продолжала испытывать чувства к другому мужчине, сколько из-за аллергической реакции на обязательную «биографическую» часть. И это касалось не только знакомства с противоположным полом. Всю жизнь Рита старалась обходить, как болотистые места, вопросы, которые стороннему человеку казались бы невинными и простыми. Она хорошо запомнила из детства сочувствующие взгляды соседей, их перешептывания за спиной, нарочито взвешенное обращение к ней посторонних людей – тех же соседей, бабушкиных подруг, учителей в школе. С ней общались вроде бы и бережно, с сочувствием, но за спиной в подробностях смаковали их семейную ситуацию, охали, осуждали, жаждали подробностей. Ей не нравились расспросы еще и потому, что приходилось как-то изворачиваться и врать, а говорить неправду – нехорошо. Но куда хуже для Риты, чем лгать, было натыкаться либо на новые расспросы, цепную реакцию которых запускали ее ответы, либо на раздражающие с детства сочувственные взгляды. Поэтому не было у нее задушевных подруг, с которыми делятся самым сокровенным. Близкими друзьями оставались Иван и Татьяна, которым уже не нужно было рассказывать о себе и которые никогда не занимались душевными раскопками – довольствовались тем, что лежало на виду. Рита ненавидела анкеты и до сих пор не оформила заграничный паспорт именно из-за этого. Ее, единственную в классе, не коснулась мода на тетради-вопросники – ими с энтузиазмом обменивались все одноклассницы. Она никогда не заполняла формы на сайтах знакомств, хоть пару раз ее посетила мысль пообщаться с кем-нибудь по Интернету – в моменты душевного раздрая после случайных встреч с Олегом на каком-нибудь празднике. Как-то Иван попенял, что Рита живет как улитка – таскает повсюду за собой свою раковину и прячется в ней даже от лучей солнца. «У меня достаточно общения», – возразила девушка и не соврала: за день в школе она успевала так наговориться, что к вечеру ей хотелось лишь отшельнического уединения. Если она и ходила в кино, театры и на выставки, то одна, а иногда с сестрой. В конце концов, у нее есть Лика! «Лика выросла», – сказал тогда Иван так, будто одним решительным ударом забил гвоздь. Рите показалось, что забит был гвоздь не в стену, а в ее сердце. Она беззащитно и одновременно с надеждой посмотрела на друга, ожидая, что тот рассмеется и скажет, что пошутил, но наткнулась на нахмуренные брови, безжалостный взгляд и поджатые в тонкую линию губы. Иван не шутил. Тогда она заспорила с ним, стараясь убедить не столько его, сколько себя в том, что Лика еще ребенок: ей нужно заканчивать школу, поступать в университет, а потом… «Лика выросла, – вновь припечатал Иван. – Ты можешь ее поддерживать, подставляя плечо, но не вести уже за руку». Рита тогда замолчала, и согласная, и не согласная с Иваном. И вот сейчас, глядя на сестру, беззаботно жмурившуюся и от солнца, и от удовольствия, получаемого от общества любимого человека, поняла – да, Лика выросла.

– Хочешь выпить чего-нибудь прохладительного? – раздалось вдруг рядом. Подняв глаза, Рита увидела стоявшего над ней Вячеслава.

– Нет, спасибо, – смягчила она отказ улыбкой. Нельзя сказать, что парень совсем ей не понравился. Он был невысок, но хорошо сложен (Рита успела оценить в три украдкой брошенных в его сторону взгляда крепкий торс, обтянутый светло-синей футболкой, и ширину плеч). Лицо приятное, но совершенно не во вкусе Риты. Ей нравились хищные профили, а черты Вячеслава были мягкими, будто вырисованными женской рукой. Падающую на глаза длинную пшеничную челку он убирал не рукой, как можно было ожидать, и не франтоватым встряхиванием головы, как персонаж Миронова в «Бриллиантовой руке», а сдувал, как мальчишка. И это почему-то понравилось Рите. Иван сказал, что Вячеславу тридцать лет, но выглядел он куда моложе, и даже собирающиеся в лучики морщинки возле глаз, когда он улыбался, не прибавляли ему возраста.