Курятник. Вторая часть продолжения романа «Сын Президента» - Антон Самсонов

– Андрей, – сказала Савельева, – таких хитрецов как вы я видела очень много и успела составить свое мнение на ваш счет. Не скрою, когда мой сын нас познакомил оно было несколько лучше, хотя меня и смущало ваше место работы…

– Но вы же сами работаете в этой среде, – изумился Ефремов, – и говорите такое…

– Я не заканчивала управленческий факультет, зато видела множество выпускников этого милого места. Я успела составить свое мнение о том, что на государственное управление идут тогда, когда на другие специальности большой конкурс или просто нужно получить диплом о высшем образовании, этот государственный фетиш, который уже давно не стоит тех страстей, что вокруг него разводят. Скажешь, я не права?

Андрей промолчал.

– Хорошо, тогда поговорим с тобой начистоту. Ты так боялся, что твой действующий начальник узнает, что ты гей? Это случилось, потому что им стала мать твоего бывшего мужа, которого ты свел в могилу своим предательством.

– Ирина Иосифовна, – возразил Ефремов, – я живой человек. Терпеть вашего сына все эти четыре года было достаточно тяжело, кроме того мать очень хочет, чтобы я завел семью…

– То есть ты не собираешься в принципе ей признаваться в том, кем являешься. Это похвально. Как и то, что ты собрался обзавестись настоящей семьей, детишками. А как же твои естественные потребности? Или как врал маме, так и жене будешь врать, а сам с мальчиками по гостиницам? А потом, когда эти мальчики успеют надоесть, найдешь других? Возможно с позиции нашей современной доктрины это нормально. Но у твоих жертв есть родители, друзья и родственники. А у моего сына было еще двести учеников в детском доме, и он никогда не позволял себе вольности раскрыть свою идентичность. Ни одной жалобы. Но появился ты, пожил в тихой гавани пять лет, а потом вдруг решил все бросить. Отлично зная, что мой сын не сможет пережить твой уход, ты все равно решил пойти на поводу у своего эго. Хотя, судя по всему, оно у тебя слишком неблагоразумное, раз позволяет вытворять подобные штучки.

– Это было мое обдуманное решение. Четко взвешенное и несколько раз проанализированное.

– Прекрасно, – сказала Ирина Иосифовна, – только теперь, как ты понимаешь, мы вряд ли сможем с тобой существовать в едином пространстве. Потому что ты можешь сколько угодно думать, что тебя обманывали, разводили на деньги и на жалость и так далее. Для меня эта картина более чем очевидна: ты цинично расправился с моим сыном, разрушил его жизнь и столкнул в пропасть, оставив умирать от тяжелого заболевания…

– Я не виноват в той аварии…

– Да ты у нас вообще ни в чем не виноват! Ты жертва со всех сторон. Подумаешь, уморил человека. Да какое там, он же придумал себе свою аневризму. Жаль, сгорел подчистую, вскрытие не сделаешь…

– Ирина Иосифовна, – Андрей старался говорить спокойно и выдержанно, – никаких юридических оснований обвинить меня в смерти вашего сына нет. Трудовой кодекс вы знаете лучше меня, потому понимаете, что уволить отсюда по собственной прихоти тоже не сможете…

– Да зачем он мне этот свод текстов для угнетения обездоленных и слабоумных?! Я понимаю, что вижу перед собой образец бесконечной безответственности, способный бросить одного дома своего приемного ребенка, попытавшись вернуть его матери-проститутке…

– Что? – Ефремов не смог сдержаться, он вскочил и выпучил глаза, – почему вы такое говорите?

– Ну мне то известно, что эта Виолетта работала проституткой, пока не получила от этого ремесла соответствующий подарок…

– Что вы хотите этим сказать?

– У Виолетты СПИД, ей осталось жить не больше полугода!

Андрей застыл как соляное изваяние и опустился на стул без сил. Выражение его лица было подавленным и шокированным.

– Теперь ты понял, кому вернул ребенка и какое будущее его ждет? Хотя бы поинтересовался куда он поступил? Да чего я спрашиваю. Разумеется, ты этого не делал. И не знаешь, что Пашку должны в армию забрать, так как он никуда не попал, после того как завалил экзамен, который должен был сдавать через день после твоего позорного бегства. Насчет трудового кодекса ты прав, но не забывай, что в нашем ведомстве все руководящие посты являются назначаемыми. Так что долго в ранге начальника отдела ты у меня не продержишься, изъяны в твоей работе я буду искать с огромным увеличительным стеклом, о всех премиях можешь забыть разом, переходишь работать на голый оклад. Сколько он там у нас? На электричку в мамашин Зажопинск доехать хватит?

– Я буду жаловаться, – внезапно взвизгнул Андрей и посмотрел на Ирину Иосифовну. Один глаз предательски дергался и косил.

– О да, и ты расскажешь всем, что злобная Савельева топит тебя, за то, что ты жил с его сыном? Устроишь массовый камингаут? Я в это не верю. Да и защитить тебя от меня, в сущности некому…

– Я пойду к мэру…

– Марат тебя не станет слушать в принципе. Арсений не особо распространялся на сей счет, он и из нашего города сбежал от этого. Ты вообще в курсе, что нынешний мэр Озерска – его крестный отец? А я училась вместе с Натальей Суляниной в школе и университете. Мы лучшие подруги с самого детства. Ну так как, пойдешь жаловаться, или мне сразу пойти к ним и поведать истинную историю гибели их крестника со всеми действующими лицами?

– Нет, – пусто сказал Андрей, – не надо.

– Так что решение о твоей профпригодности я буду принимать самостоятельно. Твой детский поступок только дает мне понять, что тебе в такой серьезной структуре как строительство делать нечего. В связи с этим, ты можешь идти на свое рабочее место. У тебя неделя на то, чтобы сочинить красивое заявление на увольнение. Потому что никакой государственной службы в этой стране тебе уже не добиться. Желаю удачи.

Сказав это Савельева указала Андрею на дверь и развернулась к компьютеру, в котором быстро начала что-то печатать и исправлять.

Да уж, это вам не Кухарская, – подумал Ефремов, – может быть сколько угодно обстоятельств, отводящих от меня обвинение в его смерти, но мать, которая знала всю правду изнутри всегда будет считать меня убийцей и ненавидеть…

Проснувшаяся в нем совесть напомнила, что попросить прощения уже не у кого, разве что следует забежать на кладбище, картинно упасть на могилу и начать есть еще не поросшую травой свежую землю. Вот только находится оно далеко, Ирина Иосифовна предпочла похоронить сына на Крайнем Севере, в той провинции, где она работала и жила ранее. Так что падать на землю и есть подмороженный лишайник в тех климатических условиях было бы крайне опрометчиво и опасно для респираторной системы.

Как только Андрей сел за свой компьютер, то неожиданно для себя открыл альбом фотографий, которые они с Арсением и Пашкой сделали во время последней зарубежной поездки. Счастливые лица, смотревшие с экрана, ужалили его, Ефремов не мог сдержать слез и заплакал как ребенок. Боль опустилась вниз и стала еще более сильной и неприятной. Как никогда Ефремов сейчас хотел вернуть все назад и не убегать из той квартиры, ставшей для него укромным гнездышком. Зачем он только слушал свою мать, Багрицкую, которые лили ему в уши те слова, что вызвали его поступок. Как теперь спастись? Куда идти и у кого попросить помощи и поддержки. Неужели выхода теперь нет, и судьба дает Андрею шанс понимания состояния, в котором был Арсений, когда собирался выброситься из окна.

Ефремов упал головой на клавиатуру, дыхание было частым и тяжелым. Больше всего в тот момент ему хотелось умереть и не думать ни о чем. Но вскоре, он вспомнил, что помимо личных дел существует работа. Поэтому Андрей сходил в туалет, где привел себя в порядок и нацепил свою обычную циничную физиономию, к которой давно привыкли коллеги…

Другим двум женщинам было сложно держать себя в рамках спокойствия. Виолетта четко понимала, что находится на грани, поэтому она хотела успеть рассказать Инне Васильевне все:

– Я знаю, что то, что сейчас я скажу, будет страшным и жестоким. Вы тоже мать, и нам свойственно оправдывать своих детей. Поэтому просто выслушайте меня. Инна Васильевна, вы знали о том, что ваш сын Андрей гомосексуалист?

– Что? – Ефремова вскочила со своего места с возмущенным выражением лица, – кто вам такое сказал?

– Он сам мне признался в этом, – ответила Виолетта, – когда сбегал от своего мужа к вам, быстро собирая вещи.

– Я ничего пока не понимаю, – замотала головой Инна Васильевна, – мой сын снимал квартиру один и у него истек срок аренды…

– Это ложь! Он пять лет прожил со своим Арсением. Четыре года они воспитывали моего сына Пашку вместе, а потом у Андрея вдруг появилось желание все разрушить. Он позвонил мне и сказал, что ребенок остается в квартире один, так как Арсений, он работал педагогом в детском доме, уехал со своими воспитанниками из города. Андрей сбежал из своей семьи как последний трус…