Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

представляла для него единственную возможность спастись от виселицы, хотя в

то время он не отдавал себе в этом отчета.Могло, разумеется, случиться и так, что он оказался бы среди техарестованных, которых на следующий же день после битвы вывели изпереполненной тюрьмы в Бриджуотере и по распоряжению жаждавшего кровиполковника Кирка повесили без суда на рыночной площади. Командир Танжерскогополка, безусловно, поступил бы так же и с остальными заключенными, если быне вмешался епископ Мьюсский, положивший конец этим беззаконным казням.Только за одну неделю, прошедшую после Седжмурской битвы, Февершем иКирк, не устраивая комедии суда, казнили свыше ста человек. Победителямтребовались жертвы для виселиц, воздвигнутых на юго-западе страны; их ничутьне беспокоило, где и как были захвачены эти жертвы и сколько среди них былоневинных людей. Что, в конце концов, стоила жизнь какого-то олуха! Палачи

работали не покладая рук, орудуя веревками, топорами и котлами с кипящей

смолой… Но я избавлю вас от описания деталей отвратительных зрелищ, ибо, вконце концов, нас больше занимает судьба Питера Блада, нежели участьповстанцев, обманутых Монмутом.Блад дожил до того дня, когда его вместе с толпой других несчастных,скованных попарно, погнали из Бриджуотера в Таунтон. Не способных ходитьзаключенных, с гноящимися и незабинтованными ранами, солдаты бесцеремоннобросили на переполненные телеги. Кое-кому посчастливилось умереть в пути.Когда Блад, как врач, пытался получить разрешение оказать помощь наиболеестрадавшим, его сочли наглым и назойливым, пригрозив высечь плетьми. Если онсейчас о чем-либо и сожалел, так только о том, что не участвовал ввосстании, организованном Монмутом. Это, конечно, было нелогично, но едва лиследовало ожидать логического мышления от человека в его положении.Весь кошмарный путь из Бриджуотера в Таунтон Блад прошел в кандалах

плечом к плечу с тем самым Джереми Питтом, который в значительной степени

был причиной его несчастий. Молодой моряк все время держался рядом с Бладом.Июль, август и сентябрь они задыхались от жары и зловония в переполненнойтюрьме, а перед отправкой их в суд они вместе были скованы кандалами.Обрывки слухов и новостей понемножку просачивались сквозь толстые стенытюрьмы из внешнего мира. Кое-какие слухи умышленно распространялись средизаключенных – к их числу относился слух о казни Монмута, повергший вглубочайшее уныние тех, кто переносил все мучения ради этого фальшивогопретендента на престол. Многие из заключенных отказывались верить этомуслуху. Они безосновательно утверждали, что вместо Монмута был казненкакой-то человек, похожий на герцога, а сам герцог спасся, для того чтобывновь явиться в ореоле славы.Блад отнесся к этой выдумке с таким же глубоким безразличием, с какимвоспринял известие о подлинной смерти Монмута. Однако одна позорная детальне только задела Блада, но и укрепила его ненависть к королю Якову. Корольизъявил желание встретиться с Монмутом. Если он не имел намерения помиловатьмятежного герцога, то эта встреча могла преследовать только самую низкую иподлую цель – насладиться зрелищем унижения Монмута.

Позднее заключенные узнали, что лорд Грей, фактически возглавлявший

восстание, купил себе полное прощение за сорок тысяч фунтов стерлингов. ТутПитер Блад уже не мог не высказать вслух своего презрения к королю Якову.

– Какая же низкая и грязная тварь сидит на троне! Если бы мне было

известно о нем столько, сколько я знаю сегодня, несомненно я дал бы поводпосадить меня в тюрьму гораздо раньше, – заявил он и тут же спросил: – Акак вы полагаете, где сейчас лорд Гилдой?Питт, которому он задал этот вопрос, повернул к Бладу свое лицо,утратившее за несколько месяцев пребывания в тюрьме почти весь морскойзагар, и серыми округлившимися глазами вопросительно посмотрел на товарищапо заключению.

– Вы удивляетесь моему вопросу? – спросил Блад. – В последний раз мы

видели его светлость в Оглторпе. Меня, естественно, интересует, где другиедворяне – истинные виновники неудачного восстания. Полагаю, что история сГреем объясняет их отсутствие здесь, в тюрьме. Все они люди богатые и,конечно, давно уж откупились от всяких неприятностей. Виселицы ждут толькотех несчастных, которые имели глупость следовать за аристократами, а самиаристократы, конечно, свободны. Курьезное и поучительное заключение. Честноеслово, насколько же еще глупы люди!Он горько засмеялся и несколько позже с тем же чувством глубочайшегопрезрения вошел в Таунтонский замок, чтобы предстать перед судом. Вместе сним были доставлены Питт и Бэйнс, ибо все они проходили по одному и тому жеделу, с разбора которого и должен был начаться суд.Огромный зал с галереями, наполненный зрителями, в большинстве дамами,был убран пурпурной материей. Это была чванливая выдумка верховного судьи,барона Джефрейса, жаждавшего крови. Он сидел на высоком председательскомкресле. Пониже сутулились четверо судей в пурпурных мантиях и тяжелых черныхпариках. А еще ниже сидели двенадцать присяжных заседателей.Стража ввела заключенных. Судебный пристав, обратившись к публике,потребовал соблюдения полной тишины, угрожая нарушителям тюрьмой. Шумголосов в зале стал постепенно затихать, и Блад пристально разглядывалдюжину присяжных заседателей, которые дали клятву быть "милостивыми исправедливыми". Однако внешность этих людей свидетельствовала о том, что онине могли думать ни о милости, ни о справедливости. Перепуганные и

потрясенные необычной обстановкой, они походили на карманных воров,

пойманных с поличным. Каждый из двенадцати стоял перед выбором: или мечверховного судьи, или веление своей совести.Затем Блад перевел взгляд на членов суда и его председателя – лордаДжефрейса, о жестокости которого шла ужасная слава.Это был высокий, худой человек лет под сорок, с продолговатым красивымлицом. Синева под глазами, прикрытыми набрякшими веками, подчеркивала блескего взгляда, полного меланхолии. На мертвенно бледном лице резко выделялисьяркие полные губы и два пятна чахоточного румянца.Верховный судья, как было известно Бладу, страдал от мучительнойболезни, которая уверенно вела его к могиле наиболее кратким путем. И докторзнал также, что, несмотря на близкий конец, а может, и благодаря этому,Джефрейс вел распутный образ жизни.

– Питер Блад, поднимите руку!