Лилианна. Судьбе вопреки - Ирина Крылова

Одно мгновение Себастьян видел перед собой тоненькую фигурку, спускавшуюся по лестнице. Рядом шел испанец, черной птицей нависая над испуганной девушкой. Лилианна смогла подарить молодому человеку лишь быстрый робкий взгляд. Но Лорд Майро успел прочитать в глазах любимой и отчаяние и тоску и печаль. Он не ведал о причинах побудивших девушку согласиться на брак и, конечно же, стал подозревать самое худшее. И чем ближе приближалась церемония, тем ужаснее представлялось Себастьяну жизнь Лилианны в доме будущего мужа. Он во что бы то ни стало, решил вызволить любимую из страшных когтей испанца. Решимость молодого человека множилась после того как он узнал о негативном отношении родственников Лилианны к ее браку.

Заручившись поддержкой лорда Сурье, Себастьян разработал дерзкий план. Он понимал, что даже в случае удачи, и он и Лилианна на многие годы будут отвергнуты светом, но согреваемый любовью молодой человек готов был на все, лишь бы девушка не досталась пожилому испанцу. Церемония проходила в одном из лондонских соборов, расположенных на севере столицы. Гостей было не много, хотя свадьба юной девушки со старым испанцем наделала много шума. Знатные матроны и праздно шатающиеся щеголи небрежно, как бы случайно прохаживались около церкви. Для них это был лишь бесплатный спектакль, в то время как для самих участников церемонии все это походило на трагедию. Не смотря на помощь лорда Сурье, Себастьян так и не смог увидеться с Лилианной, которая в нарушении всех традиций проживала в доме будущего мужа. Слишком уж хорошо ее охраняли прихвостни испанца. Даже карету с невестой сопровождали конные всадники. Тщательно подготовленный план Себастьяна рушился на глазах. Поняв, что время упущено и невеста уже стоит у алтаря, молодой лорд предпринял последнюю отчаянную попытку. Услышав традиционную фразу священника о том что «тот кто знает причины, препятствующие этому браку пусть говорит сейчас или молчит всегда» молодой человек вышел на красную дорожку.

– Я знаю подобные причины! – четко выкрикнул Себастьян.

– Кто вы? – спросил пожилой священник, с трудом перекрывая шум, поднявшийся в церкви.

– Я лорд Майро, сын маркиза де Шуази. Я утверждаю, что этот брак не может быть совершен, так как невесту силой принудили идти к алтарю. А это противоречит не только законам церкви, но и английским законам.

– Правда, ли это, дитя мое? Подтверждаете ли вы слова данного господина? – обратился служитель церкви к невесте.

Лилианна стояла ни жива ни мертва. У нее и в голову не пришло, что Себастьян может осмелиться на такое. При людный скандал. Она от всей души хотела броситься по узкому проходу к любимому человеку и уйти вместе с ним на глазах ошалевшей толпы. Но как она могла на такое осмелиться, когда крепкая рука дона Диего до боли сжала ее запястье. Девушка хорошо помнила их последний разговор с испанцем и его угрозы по отношению к дяде. Ее сердце рвалось вперед, но чувство долга останавливало на месте. Лицо Себастьяна покрывалось сероватой бледностью по мере того как затягивалось молчание невесты. Девушка стояла не в силах поднять глаза. Она слышала шепот, возгласы. Лишь когда молодой лорд повернулся, что бы уйти, девушка осмелилась на него посмотреть. Но лучше бы она этого не делала. На всю оставшуюся жизнь в ее память врезался его полный презрения взгляд. Лилианна не помнила, как она смогла выстоять до конца церемонии, как выдержала долгий банкет, на котором гости практически не разговаривали друг с другом. Еще тяжелей девушке было выдержать неприятную сцену с дядей. Когда сдержанный, тактичный лорд Сурье назвал ее дурой и трусихой, Лилианна потеряла дар речи. Ведь именно из-за него ей пришлось пойти на этот шаг. И вот вместо благодарности она получила лишь оскорбление, брошенное в лицо и поспешный уход родственников. Лишь Оливия пожелала ей быть счастливой и быстро ушла за отцом. Тетю Флору, шокированную происходящем увел сын, не позволив даже проститься с племянницей. Лилианна, сидя в огромной постели мужа, раз за разом прокручивала в голове события прошедшего дня. Девушка так и не смогла понять, чем она заслужила подобного отношения родственников.

Испания

Гасиенда

– Донья Лилианна, обед готов, пожалуйте к столу.

– Иду, Бетина, – откликнулась девушка, вытирая испачканные краской руки.

Вот уже почти год донья Лилианна Сальваро жила в Испании. Дон Диего тяжело перенес морское путешествие и дорогу по континенту. Единственное, на что надеялась Лилианна, это что воздух родины придаст ему силы, но, увы, ее надежды не оправдались. Дома дона Диего ждали неутешительные новости. За те полгода, что его не было в стране, произошли разительные перемены. Еще по дороге Лилианна узнала, что король Испании Карл IV был человеком добродушным, однако, неспособным к управлению. Он находился под влиянием своей умной, но безнравственной супруги, Марии-Луизы Пармской. Эта испанская королева прославилась на всю Европу своей распущенностью и расточительностью. Она вместе со своим любовником Годоем, герцогом Алькудия или как он называл себя «Князем мира», абсолютно расстроили государственное управление и финансы Испании. Однако терпение народа и знати, наконец, кончилось. На гасиенде с радостью встретили весть о свержении Годоя. Мать дона Диего происходила из королевского дома испанских Бурбонов. Дон Сальваро был не только близким родственником, но и другом Карла. Он лютой ненавистью ненавидел королеву и ее любовника. По случаю падения Годоя было открыто несколько бочек старого вина, которое даже сам хозяин оценил как превосходное. Однако это эйфория была недолгой. Уже 18 марта 1808 г. король был вынужден отречься от престола в пользу инфанта Фердинанда. Вскоре после этого Карл IV назовет свое отречение вынужденным и возьмет его обратно. В Байонну Фердинанд после долгих колебаний и переговоров отказывается в пользу отца от короны, а тот тотчас же передает свои права Наполеону. Дальше события приняли совсем уж неожиданный для испанцев поворот. Испанскую корону, минуя тысячелетнюю традицию, возложили на голову Жозефа Бонапарта, старшего брата Наполеона. Иосиф Бонапарт, король неаполитанский, в присутствии хунты испанских и американских представителей, 6 июля 1808 года был провозглашен королем Испании. Весть об этих событиях и о том, что 20 июля Иосиф торжественно въехал в Мадрид. Вызвали у дона Диего сильный приступ. Сначала у него отнялась левая рука и нога, стала невнятная речь, ухудшилась память, участились длительные судороги, которые заканчивались полным упадком сил.

Несколько месяцев лучшие врачи Испании толпились в доме. Они наладили речь и память, но, увы, не смогли поставить пожилого мужчину на ноги, у него полностью отказала нижняя часть тела. Дон Диего тяжело переживал свой недуг. Он и раньше не отличался мягкостью и тактичностью, а уж сейчас общаться с ним стало совершенно невыносимо. Те нежные чувства, которые мужчина до сих пор испытывал к Омелии, никак не перенеслись на их дочь. С женой дон Диего вел себя так же грубо, как со слугами. И если днем Лилианна старалась не попадаться мужу на глаза, то совместные ежедневные обеды стали для девушки пыткой. Любой ответ на его вопрос или молчание могло вызвать вспышку гнева хозяина. Дон Диего мог ни только не выбирая выражений, оскорбить молодую жену при людях, но и запустить в нее посудой или едой. Благо все это не долетало и до середины, длинного сервированного прислугой стола. Лилианна с ужасом вспоминала первые месяцы проведенные в доме мужа. Мама с детства обучала дочь испанскому языку и девушка этим весьма гордилась. Лишь переехав границу, Лилианна обнаружила, что ее знаний для разговора совсем недостаточно. Беглая испанская речь просто выбивала ее из калии. Мало того, что она никак не могла уловить суть разговора, но даже прислуга не всегда понимала требования новой госпожи. Привыкшая к почтительному отношению в Англии, девушка ни как не могла привыкнуть к насмешкам, которые осыпали ее не только муж и знатные соседи, но и собственные слуги. Похоже что бы она не делала, по их мнению она делала не так. Если она пыталась что-то сделать по дому, экономка с презрением отвергала ее помощь. Если она проводила весь день, не вылезая из комнаты, слуги тут же начинали шушукаться по поводу ее нелюдимости. Конечно, если бы сам хозяин дома относился к жене по-другому, слуги не смели бы так себя вести. Но лишь по прошествие года, в доме начали относиться к Лилианне не как к пришлой англичанке, а как к молодой, неопытной хозяйке большой усадьбы.

Первый год гасиенду почти не посещали соседи, так как нрав хозяина отпугнул даже самых верных из его друзей. И девушка была этому рада. В обществе высокомерных испанских грандов она чувствовала себя неуютно. А с их женами она никак не могла найти общий язык. Постепенно Лилианна привыкла к уединенной жизни в поместье, к неспешным пешим прогулкам к озеру или к быстрым скачкам по окрестным полям. Она любила лошадей, восхищаясь их норовом и статью. А еще Лилианна могла часами наблюдать, как повариха ловко готовит какие-нибудь вкусные блюда, острой испанской кухни. Старая Пахида с первых дней приняла хозяйку и каждый день подкармливала девушку не только свежей выпечкой, но и бесчисленным множеством всевозможных историй. Именно от нее Лилианна узнала о родителях дона Диего, о старшей сестре, несколько лет назад скончавшейся в монастыре, о соседях, о слугах и о многом другом. Но главное увлечение молодой женщины было не это. Уже несколько лет Лилианна с увлечением рисовала акварелью. Рисовала натюрморты, пейзажи, цветы, лошадей, делала зарисовки портретов слуг. Она упросила мужа отвести под мастерскую светлую комнату в западном крыле дома, которую сама обставляла, заказывая в городе мольберты, краски, инструменты и бумагу. Заметив, что у нее и в самом деле неплохо получается, дон Диего сам написал письмо одному из своих друзей, с просьбой прислать в поместье толкового и желательно не молодого учителя по рисованию. Уже через неделю в доме поселился Николо Франческо Лаццаро. Этот веселый старичок, стал настоящей отдушиной для молодой хозяйки. Пожилой мужчина был не только хорошим художником, но и завзятым путешественником, изъездившим половину мира. Он мог без умолку рассказывать о Европе, Франции, Польше и Австрии. О веселой Италии и холодной России. Он бывал даже в Китае и Африке, хотя мало кто этому верил. Сам художник происходил из знатной Венецианской семьи и, судя по покровителям, был известным в Европе портретистом.