Лилианна. Судьбе вопреки - Ирина Крылова

– Я не понимаю! Да, пусть к нам часто приходили гости. Они что-то обсуждали. Но как это могло повлиять на ход борьбы? У нас и оружия то в доме не было!

– Диего не нужно было брать оружие в руки. Он придумал и воплотил в жизнь хитроумную схему, позволяющую практически анонимно организовывать большие группы людей. Он боролся не руками, а головой. Он по-прежнему опасен для властей. Поэтому его вряд ли отпустят на свободу.

– Но он серьезно болен. И вы сами говорили, что его здоровье в тюрьме ухудшилось. Возможно, власти и Жозеф Бонапарт смилостивятся над ним и проявят сострадание? Как я могу уехать в самый ответственный момент? Ведь есть еще надежда? – с мольбой в голосе спросила Лилианна.

Дон Айседор посмотрев в эти полные слез, умоляющие глаза не осмелился возразить. Человек жив пока есть надежда. Пусть надеется на лучшее. Кто знает, что ждет нас впереди?

Суд

Лилианна стояла, прижавшись плечом к углу дома. Девушка была растеряна, напугана. Сегодня она впервые за несколько месяцев ушла из дома на улицу. Убежала тайком, как вор или как маленький несмышленый ребенок, сбежавший на улицу от няни. Лилианна до сих пор чувствовала вину перед доньей Кончитой, ведь именно ее дон Айседор попросил приглядывать за гостьей. Но поступить по-другому девушка не могла. Наутро было назначено последнее заседание суда. А после обеда на площади перед зданием Правительства обещали обнародовать приговор, однако почти до самого вечера Лилианне, уставшей и голодной пришлось дожидаться этого часа, вместе с сотнями других людей. О кирпичном здании Правительства девушке рассказывал еще дон Айседор. Построено оно было в 1760-е гг. при Карлосе III. Конная статуя которого была установлена тут же на площади как почтамт. Затем его занимало Министерство внутренних дел. А во времена Бонапарта здесь была оборудована штаб-квартира полиции и иногда проводился суд. В толпе ходило много неприятных историй и жутких легенд об этом сооружении. Лишь час назад одна кумушка, собравшая вокруг себя толпу любопытных душещипательным шепотом рассказывала об ужасах, творимых во время следствия за стенами этого здания. Сидя в уютном доме дона Айседора и жалея себя девушка и представить себе не могла, что в такой же непростой ситуации оказалось так много мужчин, женщин. Постояв несколько часов в толпе, она поняла, что помимо любопытных зевак, праздно шатающихся по городу и несколько десятков сочувствующих, основная часть людей, с утра ожидающих на площади, были именно друзья и родственники осужденных. Было много мужчин, большинство из которых, судя по одежде, совсем недавно приехали из провинции. Здесь были и знатные доны, и ремесленники и фермеры. Общая беда и беспокойство за близких стерли различия. В толпе то и дело слышались тихие разговоры, иногда споры. Рядом с мужчинами стояли женщины с испуганными, растерянными глазами, прижимавшие к юбкам детей. Детей и вовсе было много. Сначала Лилианна не могла понять, зачем на подобное нерадостное событие брать детей, тем более маленьких, но потом догадалась. Ведь для многих из этих семей сегодняшний день был последней возможностью увидеть близкого человека. Лилианна с горечью рассматривала одетых в черные и темные платья женщин. Каждая из них, даже бедно одетая была на площади не одна. И дородную мамашу, окруженную ребятишками, словно курица цыплятами и сморщенную, пригнувшуюся к земле старуху, сопровождали мужчины. Хотя если быть более точной именно женщины сопровождали своих мужчин. За те несколько лет, что Лилианна провела в Испании она давно привыкла к строгим, а подчас даже нелепым традициям этой страны. Сначала девушка была шокирована теми жесткими рамками, в которых жили испанские женщины. Лишь позднее Лилианна поняла, что в некоторых случаях именно эти рамки, усвоенные с детства, защищают женщин от мужчин или от самих себя. Как отличались эти горячие, несдержанные люди, от чопорных, неизменно вежливых англичан. Вот и сейчас одиноко стоящая фигурка приковывала к себе нескромные мужские взгляды и любопытные взгляды женщин. Лилианна чувствуя молчаливое осуждение, так и не осмелилась подойти ближе, влиться в эту разношерстную толпу, спросить, поговорить, она лишь опасливо прижималась к нагретой весенним солнцем стене здания, вслушивалась, пытаясь уловить обрывки разговоров и внимательно наблюдая за происходящим. За громогласным фермером, чей бас раздавался по площади, заглушая шум голосов, за толстой, высокой, как гренадер матроной, которая весь день безуспешно пыталась собрать в кучу свой непослушный выводок, состоящий из почти десятка разновозрастных малышей. Но особенно часто взгляд девушки останавливался на группе хорошо одетых людей, ожидавших приговора чуть в отдалении, в тени двух дорогих крытых карет. Четверо мужчин, явно очень состоятельных прибыли на площадь еще до обеда. Через час подъехала карета с двумя женщинами. По почтительному, даже раболепному отношению знатных донов можно было предположить, что одна из них была очень, очень важной птицей. Впрочем, пожилая, в глубоком трауре дама мало интересовала Лилианну, девушка с любопытством наблюдала за ее юной спутницей. Тоненькая, изящная, одетая в такое не соответствующее месту ярко желтое, почти лимонное платье, девушка была изумительно хороша собой. И даже не яркое платье и прелестное личико притягивали к ней взгляд, а какая-то озорная живость, непосредственность, детская непоседливость. Казалось, и минуты она не могла посидеть на месте. Девушка то и дело то залезала в карету, то стремительно выпархивала из нее, то возилась со смешным пухленьким карапузом, цепляющимся за юбку матери, то бежала кормить бездомную хромую собачонку, кидая ей куски свежей, покрытой глазурью булки. Прошла минута и вот уже озорница, не слыша окликов сопровождающих их мужчин, неслась к торговцу выпечкой или к разносчику воды. Лилианна с завистью поглядывала на желтое пятно, без устали снующее по кромке толпы. Ни смотря на несносное поведение на девушку никто, кроме пожилых старух не смотрел с осуждением, да и те почтительно опускали глаза, стоило девушке остановить на них взгляд. Даже нагловатый, ухмыляющийся молодой щеголь осмелился лишь проводить тоненькую фигурку быстрым взглядом, чувствуя за ее спиной мощную несокрушимую силу семьи. Увы, за спиной Лилианны была только стена, которую ей уже дважды пришлось покинуть, дабы избежать назойливого внимания этого наглеца. Но даже не эта разница в отношениях огорчила Лилианну. Просто девушка была такой непосредственной, жизнерадостной. Она как желтый лучик солнца сверкала в толпе. Сама же Лилианна давно растратившаяся юношеский задор, казалась себе почти старухой в темном платье и черной кружевной мантилье, нахлобученной до самого носа. Жизнь с мужем давно разбила все ее радужные мечты, научив осторожности и скрытности.

В животе опять громко заурчало. Посмотрев на остатки глазированной булки, недоеденной уличным псом, девушка снова отругала себя за глупость. Это надо же было додуматься выйти из дому, прихватив с собой лишь несколько мелких монет, пылившихся на камине. Увы, деньги кончились еще до обеда и их едва хватило на пирожок с яблоками и стакан прохладной воды. Впрочем, сгребая монетки с утра в ладошку, девушка не очень-то представляла какова их стоимость. Лилианна и вообще была мало знакома с этой стороной жизни. И если в английских ценах она еще хоть как-то разбиралась, то здесь за все время ей ни разу не пришлось самой что-либо купить. Даже нижнее белье и чулки дон Диего заказывал для жены сам. Захоти девушка сама прогуляться по магазинам, из этого бы ничего не вышло, так как муж не давал ей даже мелких карманных денег. Да и выйти из дома дона Айседора Лилианна рассчитывала на час или два, но уж никак ни на целый день. Воспоминание о доне Айседоре и доньи Канчиты снова заполнило душу щемящим чувством вины. Надо было оставить хотя бы записку. Пожилая женщина, наверное, сходит с ума от беспокойства. От невеселых мыслей девушку прервал шум толпы. Людской поток загудел как растревоженный улей, зашевелился. Чувствуя приближение чего-то важного, Лилианна отбросила страх и ринулась вперед, пытаясь пробраться ближе. На крыльцо здания Правительства вышел высокий средних лет мужчина. Громко, четко он стал зачитывать приговор. На площадь опустилась гробовая тишина. Затихли даже дети под тревожным взглядом матерей. Зычный громкий голос проникал, казалось во все уголки и закоулки, разносясь прочь. Мужчина читал подряд три списка. Первых людей, чья вина была не столь существенной, ждали крупные денежные штрафы или полная конфискация, некоторых высылка из страны. Толпа загудела, зашумела, пересказывая услышанное. Следующие имена встретили тихим ропотом, более полусотни мужчин отправятся в тюрьмы и каторги. Последние фамилии слушали молча. Гнетущая тишина была такой вязкой, что ее казалось можно было резать ножом. Люди со скорбной сдержанностью вслушивались, до последнего надеясь, что их друзья и близкие не попадут в этот страшный список приговоренных к смерти заключенных. Только сейчас Лилианна сообразила, что дон Диего попал во второй список.