Курьерская служба 5. Финал Секатора - Андрей Валерьевич Скоробогатов

более привычный мне Сочи здесь являлся его городом-спутником, а сам Адлер располагался чуть западнее по побережью. Граница с Закавказской Социалистической Федерацией также проходила чуть ближе, я заметил это на подлёте к аэропорту: с нашей стороны всё побережье сияло от огней отелей и городских кварталов, с их же — наоборот, казалось почти пустым, зато в море светили фонариками десятки рыбацких лодок.

Искать долго не пришлось, в зале прилёта меня встретил сухой, представительный господин с табличкой «ЦИММЕРЪ», напечатанной зачем-то золотой краской. Смуглый, с короткими усами, в стильном лёгком пиджаке. Он пожал руку и предложил:

— Прошу.

Сначала я подумал, что он камердинер, но приблизившись ощутил силу. Мы проследовали на стоянку, откуда на меня пахнуло утренним душным зноем. Уселись в машину — только тогда я заметил, что машина с посольскими номерами. Не то сербскими, не то греческими.

— Прошу прощения, вы не представились? — только тогда сообразил спросить я.

— В этом нет нужды, — хмыкнул он. — Мне сказали, что вам можно доверять, но я нахожусь под маскировкой, дабы не бросить тень на мой род. Раз вы меня не узнали — думаю, этого достаточно.

Про «рода» чаще всего говорили дворяне титулованные, а то княжеской крови. В пользу этого также говорило то, что ему было крайне неуютно одному — люди подобного статуса редко ходят без охраны.

— К вам следует обращаться «ваше сиятельство»? — догадался я.

Он приоткрыл дверцу и пристально разглядел меня — с некоторым подозрением.

— Знаете… я думал, что вы несколько… опытнее. Конечно, наши братья из Общества не могли меня обмануть. И понимаю, что дело не терпит отлагательств, но я бы предпочёл доверить мероприятие несколько более зрелому господину, чем вы.

Я пожал плечами.

— Если вы чем-то недовольны — я готов развернуться и уйти. Не скрою, гонорар меня заинтересовал, но если вас что-либо не устраивает, то я могу сейчас же направиться в кассам и приобрести билет.

— Ладно, — кивнул он. — Вы выглядите рассудительным. Можете называть меня… Арсен. Да, давно меня не называли по имени. И машину я один давно не водил…

Некоторое время он достаточно неуклюже разбирался с зажиганием, бормоча что-то на малознакомом языке.

— Могу повести, в принципе, — предложил я.

— Нет, это не требуется. По правде сказать, мне это даже приятно.

— Итак, какого рода проблема? В чём ваше заболевание?

Мы наконец-то поехали. Он криво усмехнулся.

— Хм… Заболевание не вполне моё. И не вполне заболевание.

— Тогда зачем я здесь? И куда мы едем?

Создавалось впечатление, что он не вполне хотел рассказывать подробности. Да уж, дело было более чем деликатное.

— На арендованную виллу.

— Я вижу, что обращение к братьям из Общества было вынужденной мерой?

Назвавшийся Арсеном поджал губы, кивнул:

— Мы приводили одного врача… традиционного, хирургического. Он задавал куда меньше вопросов, но в итоге… возникла некоторая загвоздка.

— Какого плана?

— Скажем так — проблема повторилась. Господи, да почему вы все такие любопытные! Чёрт!

Он напряжёнными руками держался за баранку автомобиля, стиснув зубы, и несколько резко давил на тормоза. Признаться, мне даже стало немного боязно по поводу его стиля вождения, а разговор загадками меня начинал утомлять. Но я не стал громко возмущаться и попробовал охладить пыл.

— Арсен, вы выглядите человеком, который умеет держать себя в руках. Вы должны доверять доктору. Расскажите всё, как есть.

Мы мчались по шоссе вдоль моря, которое периодически скрывалось за густыми лесами. Сочинский климат в этом мире почти не отличался от такового в иных мирах, разве что был немногим теплее — я наблюдал всё те же пальмы, те же цветущие заросли, те же эвкалипты у пансионатов.

— Я — весьма важное должностное лицо в… а, чёрт, ладно. В Прогрессивном Союзе. Возглавляю одну из комиссий. Княжеский род, как вы уже, наверное, поняли. Также я являюсь опекуном у своей племянницы… вашей ровесницы, девятнадцати лет…

Тут я несколько громко вздохнул. Кажется, я начал догадываться, к чему всё идёт.

Чёрт возьми, вот чем-чем, а абортом я вовсе не хотел бы заниматься. Конечно, я понимал, что мой навык лекарства рано или поздно мог привести меня в сферу гинекологии, и особых мук я по этому поводу не испытывал, но были вещи, которые впускать в свою зону профессиональных интересов точно не хотелось бы.

— Получается, Арсен, вы вступили с ней в кровосмесительную сексуальную связь, она находится в положении, и нужно…

— Что⁈ — рявкнул он, резко дёрнув за руль, и мы едва не врезались в столб.

— Хорошо, хорошо, я просто уточнил. Инцест лучше сразу исключить, а так мы быстрее продвинемся в нашем диалоге. Так что случилось?

— Что вы себе позволяете⁈ Да как вы!… Как вы вообще могли такое подумать⁈

— Знаете, я, конечно, выгляжу молодым. Но уже повидал разного дерьма достаточно, чтобы предположить самые мерзкие варианты того, чем мне предстоит заниматься. Ваше сиятельство, приношу глубокие извинения за нанесённое оскорбление, уверяю, совсем не хотел очернить вас. Разговор конфиденциальный, и…

— Проехали. Вот знаете, чем я люблю Общество, так это тем, что мы здесь можем наплевать на разного рода политес и разницу в статусе. Не представляете, что бы я сделал, если бы мне подобное заявил какой-нибудь парнишка из числа подчинённых, да… Или районный докторишка. Мы приехали.

Достаточно резко свернули с шоссе, прокатились по узкой извилистой дорожке вдоль высоченных заборов, над которыми нависали балконы внушительного вида особняков.

Заскрипели ворота, вилла распахнула свои объятия — зелень пальм, павлины на лужайке, десяток представительно вида машин…

И всего один одинокий дворецкий-мулат, подскочивший закрывать ворота.

— Штефан Михаэлевич, она пыталась… — начал он вещать через окно, но мой водитель перебил его, резко открыл дверь и едва не ударив по носу.

— Чёрт! Мы же договаривались, Драгомир!

Он прикоснулся к цепочке на шее, поводил головой — и преобразился. Лицо из смуглого славянина стало не то понтийско-кавказским, не то с примесью цыганской крови. Я попытался выйти, но он скомандовал:

— Сидите, сейчас, пару минут, — а затем снова обратился к дворецкому. — Выведи всех из спален, кроме Марии, в сад. Гостя я провожу сам.

Мы вышли из машины, и он скомандовал идти вдоль забора, по узкой тропе между изгородью.

— Если не затруднит, прикройте лицо. Постарайтесь по возможности, чтобы вас не заметили с соседних вилл фотошпионы.

— Папарацци, — вспомнил я слово из других миров.

— Что это значит?

— Да так. Один старый приятель, промышлял фотографированием развлечений итальянской золотой молодёжи.

— Сицилийской, надеюсь? Не хотелось бы думать, что хирург моей племянницы общается с кем-то из вражеского лагеря.

Благо, я сообразил, что не во всех мирах был великий итальянский режиссёр Федерико Феллини, и, соответственно, далеко не везде итальянское имя собственное перешло в международное имя нарицательное. В ходе диалога мы обошли виллу сбоку и нырнули в дверь для прислуги, к которой через забор шла узкая лестница откуда-то с горного серпантина.

У самого входа он развернул меня за плечи.

— Пожалуйста, проявите твёрдость. Что бы она не предлагала — постарайтесь её убедить и отговорить от разного рода глупостей. Я временно отлучусь.

— Без проблем.

Меня проводили в пустую кухню для прислуги, где уже был накрыт стол — острый кавказский суп вроде харчо, шашлык из неведомого зверя с лепёшкой. Хозяин дома вернулся, когда я уже перекусил и привёл себя в порядок.

Выглядел очень взволнованным.

— Что ж… она готова. О сути проблемы расскажет… самостоятельно. Прошу вас… потвёрже с ней, я разрешаю. Пожалуйста, не подведите, Эльдар Матвеевич.

Меня повела по анфиладе комнат служанка — милая кавказская старушка в белоснежном чепчике. Вид у неё был слегка осоловевший.

В одной из них на плечиках напротив трюмо висело шикарное свадебное платье, на десятке ящиков и столиков лежали элементы гардероба и косметические принадлежности.

И тогда я уже окончательно догадался.

— Оу… Значит, матримониальные дела.

— Да… накуролесила Мария Робертовна, — прошепелявила старушка.

Наконец-то дверь в спальню распахнулась. На кровати в одном нижнем белье сидела девушка — с распущенными волосами, в наушниках, уткнувшись в телефон.

Есть девушки красивые, а есть по-восточному красивые. Это такая особая, жгучая красота, намешанная со страстью и утрамбованная различными устоями и запретами.

А ещё и бельё было чёрное, кружевное, так и просящееся, чтобы его сняли. А ещё и грудь близкая к третьему размеру — или какая здесь классификация, ко «второму плюс». А ещё и с сенситивностью у неё всё было в порядке. В общем, будь я чуть более впечатлителен, и не будь моё сердце занято одной очкастой застенчивой особой в двух тысячах километров севернее — обязательно бы влюбился.

Но что-то мне подсказало, что влюбляться тут будет даже и не обязательно. В общем, мне предстояло держать