Душитель из Пентекост-элли - Энн Перри

Суперинтендант натянуто улыбнулся:

– Благодарю вас, сэр. Я вполне понимаю те огорчения, которые мешают вам это сделать, как мешали бы каждому на вашем месте. В подобных случаях не может быть таких гарантий.

Так оно и было. Питт поговорил с каждым, кто мог ему что-либо сказать о семье Фитцджеймсов, и с каждым, кому они, случайно или намеренно, причинили зло и кто мог помышлять о мести. Он опрашивал людей в частных беседах и официально и немало узнал об Огастесе Фитцджеймсе и его финансовой империи, об истории и способах ее создания. Все говорило о безжалостности этого человека. Для него не существовало понятий дружбы и порядочности, но все его поступки и действия оставались в рамках закона. Свои долги он отдавал в срок, ни днем позже, сам же редко давал деньги взаймы, а если делал это, то требовал возврата в срок всей суммы до последнего фартинга.

Огастес был холодным и бездушным человеком, но умел нравиться женщинам, и в обществе поговаривали о его любовных связях. В своем кругу он не был исключением, поэтому скандалов, а тем более случаев разводов не возникало. Ничья репутация пока не пострадала.

Как и предсказывал Корнуоллис, пресса заняла самую крайнюю позицию. Костиган стал почти народным героем, жертвой некомпетентности и продажности полиции, чьи действия, как теперь открыто говорили, были ошибочными. Имя Питта повторялось очень часто, и кое-кто даже утверждал, что он повинен в подкинутых уликах, на основании которых был повешен Альберт, и что он же утаил улики против другого подозреваемого, человека знатного и богатого, способного купить себе право неприкосновенности.

Единственной защитой против этой клеветы было опровержение, но Томас не мог себе этого позволить.

Шел третий день расследования второго убийства. После полудня суперинтендант сидел в своем кабинете на Боу-стрит. В дверь внезапно постучали, и, не дожидаясь ответа, вошел Джек Рэдли. Судя по одежде, он пришел прямо с заседания парламента. На его приятном лице лежала тень усталости и забот. Плотно прикрыв за собой дверь, политик выбрал один из стульев и сел.

– Плохи дела, Томас, – произнес он. – В палате сделан запрос. Было немало всего сказано, сам догадываешься.

– Представляю, – неохотно кивнул Питт. – У полиции много недоброжелателей.

– У меня тоже есть недруги, – ответил Джек. – И некоторые из них вдруг оказываются там, где ты совсем их не ждешь.

– «Узкий круг», – не колеблясь, высказал предположение суперинтендант.

В свое время ему тоже предлагали стать членом этого тайного общества, но он отказался. Это ему еще припомнят, как и разоблачения неприглядных дел кое-кого из членов «Круга».

– Не обязательно они, – ответил Рэдли, и его голубые глаза округлились. Его обычной беспечной манеры и легкой насмешливости как не бывало. Тени тревоги легли на лицо Джека. Он откинулся на спинку стула, но по-прежнему остался весь внимание, тело его было напряжено. – Если бы все было не так серьезно, то забавно было бы посмотреть, как они начнут метаться, не зная, на какую сторону им встать. Те, которые числят себя друзьями Фитцджеймса или побаиваются его, окажутся на твоей стороне, как бы ты им ни был неприятен. Другие же, которые по разным причинам не желают видеть хаоса, созданного по вине полиции или же судебной ошибки, не зная, кого еще винить, будут пока хранить молчание.

– Так кто же сейчас открыл рот? – спросил Питт, не скрывая иронии. – Враги Фитцджеймса настолько могущественны, что могут и не бояться его. Возможно, именно там мы найдем убийцу? Или хотя бы того, кто подбросил вещи молодого Фитцджеймса туда, где мы их нашли…

– Нет, – не колеблясь, ответил Джек, в голосе его звучала уверенность. – Боюсь, твоими самыми горластыми врагами окажутся те, кто верит в то, что Костиган несправедливо обвинен и что все это дело рук вновь назначенного суперинтенданта, который уполномочен вести дела, имеющие политические последствия. Он послушен хозяевам и поэтому сделал козлом отпущения маленького человека из Ист-Энда, чтобы защитить бездельника и распутника, да еще джентльмена голубой крови. Поэтому имя Фитцджеймса не попало в газеты, о нем никто не упоминал и, боюсь, лишь очень немногие знают, кто находится под подозрением.

– Откуда тебе известно, что кого-то подозревают? – спросил полицейский.

– Все знают о тебе, Томас, все знают, почему тебе поручили это дело как политический и социально опасный случай. Если это всего лишь банальное убийство на семейной почве – иными словами, если подозревать можно только Костигана и ему подобных, – зачем тогда позвали тебя… да еще в тот же вечер, когда было совершено убийство?

Питт должен был предвидеть это. Все было достаточно очевидным.

– Собственно говоря, – Рэдли вытянул ноги и скрестил их, – очень немногие знают, кто в этом замешан, но ползут всякие слухи. Думаю, Фитцджеймс-старший вспомнил кое-кого из своих должников, поэтому самые неожиданные люди вдруг встали на защиту действий полиции. – Он брезгливо поморщился. – Забавно видеть, с каким удовольствием они вынуждены защищать ее. Но это их единственная возможность не потерять лицо в глазах либерально настроенной части общества, взволнованного казнью.

Томас ошеломленно смотрел на свояка. Тот факт, что люди, не жалующие Питта и не согласные с ним, вынуждены теперь защищать его, и что те, кто симпатизировал ему, резко осуждают его, показался суперинтенданту горькой иронией судьбы.

– Сомерсет Карлайл в этом случае является исключением, – с неожиданной улыбкой произнес Джек. – Он убежденный либерал и защищает тебя без всяких угрызений совести и в ущерб своей политической репутации. Я думаю, ты знаешь почему?

Это было светлым лучиком воспоминаний в нынешней нелегкой обстановке.

– Да, знаю, – ответил Томас. – Я оказал ему услугу несколько лет тому назад. Довольно нелепый случай на Ресуррекшн-роу. Он поступил, как ему подсказывала совесть. Но боюсь, что никто тогда, кроме него самого, так не думал. Он немного старомоден, но не изменяет своим убеждениям. Мне всегда нравился Сомерсет Карлайл. Я… я очень рад, что он на моей стороне… независимо от того, удастся ли ему помочь мне или нет. – Питт заметил, что улыбается, хотя и сам не знал почему. Возможно, оттого, что представил себе, как протянулась странная невидимая, но прочная ниточка верности и связала одну трагедию с другой.

На мгновение в голове суперинтенданта мелькнула мысль о том, чтобы сказать Джеку, что Эмили тоже не верит в виновность Финли Фитцджеймса. Но, подумав о тех вопросах, которые неизбежно за этим последуют, но на которые лучше всего пока не отвечать – во всяком случае сейчас, – полицейский промолчал.

– Боюсь, во дворце тоже царит недовольство, – задумчиво сказал Рэдли, глядя на свояка. – Кто-то, наверное, уже доложил королеве.

– Разве это имеет значение? – удивился суперинтендант.

– Не знал, что ты столь наивен в политике, Томас. Королева не вмешается, но любое упоминание ее имени может все изменить. Сразу же будет послана куча людей, суетящихся и мешающих, строящих из себя бог знает каких авторитетов. Все станет значительным и осложнится еще больше… и к тому же даст многим свободу высказывать свое личное мнение. А это лишь подольет масла в огонь и подстрекнет репортеров газет еще больше, словно они и без этого мало наделали шума.

– Мне не казалось, что два года назад люди были готовы к террористическим действиям, – осторожно напомнил Питт. – Тогда был всеобщий гнев, но не более…

– Так и сейчас, – согласился Джек. – Гнев и масса домыслов и слухов, а еще коррупция в политических кругах и в полиции. – Он изменил позу и наклонился вперед. – Мне очень жаль. Возможно, мне вообще не следует говорить тебе этого, однако мое молчание все равно уже ничего не изменит, а ты, не будучи предупрежденным, лишишься даже самой малой возможности защитить себя. – Слегка смущенный политик посмотрел полицейскому в глаза. – Что бы там ни было, Томас, но я не верю, что ты мог в такой степени ошибиться в своих суждениях. К тому же я чертовски хорошо знаю, насколько ты честен. Мы всегда склонны заблуждаться и видим то, что нам хочется видеть, но ты меньше всех страдаешь этим недостатком. И потом, насколько я помню, ты никогда не пользовался чужим несчастьем ради личной выгоды.

Прежде чем Питт нашелся, что ответить, Джек уже встал и, шутливо отсалютовав ему, покинул комнату.

В это утро Шарлотта приняла наконец решение и, собрав детские вещи, отвезла Дэниела и Джемайму к бабушке. Она сделала это отнюдь не потому, что решила таким образом бежать от сложившейся ситуации, – наоборот, она хотела попробовать изменить ее. Если ее сестра знает Таллулу Фитцджеймс, встречается с ней в свете, посвящена в тайны этой девушки и пользуется ее доверием, то все это действительно может помочь Томасу. Но для успеха миссис Питт нужно свободное время и постоянная готовность к тому, чтобы что-то делать. В этой ситуации она не сможет заботиться и думать только о детях.