Душитель из Пентекост-элли - Энн Перри

– Понятно. – Томасу было ясно, насколько бесполезно пытаться добиться от этого человека чего-либо вразумительного. – Это ваш носовой платок, мистер Фитцджеймс? – Он протянул Финли носовой платок, найденный под подушкой Норы Гаф.

Фицждеймс-младший даже не притронулся к нему.

– Возможно, – ответил он. – У меня полдюжины таких платков, как и у любого мужчины, полагаю.

– С монограммой «Ф.Ф.»?

– Нет… конечно, нет! Но… любой может… – Молодой человек судорожно глотнул воздух. – На платке можно вышить любые инициалы. Это не означает, что платок мой. Полагаю, вы нашли его рядом с новым трупом? Я так и думал. Прочел это на вашем лице. – Голос его звучал громче. – Я не убивал ее, суперинтендант! Я никогда не слышал о ней и никогда не был на Мирдл-стрит. Какой-то… маньяк… пытается уничтожить меня, и прежде чем вы меня спросите, я вам сам отвечу: я понятия не имею, кто это… сделал и почему! Я… – Он не закончил фразу. – Возможно, вам следует поинтересоваться друзьями Костигана. Кто-то пытается обвинить нас, мистер Питт. Пытается представить нас убийцами, а вас – некомпетентным полицейским… и, следовательно, косвенно тоже убийцей. – В глазах Финли вспыхнул вызов и некое торжество. – Я думаю, что в ваших, так же как и в моих, интересах узнать, кто он, и отдать его в руки правосудия. Если бы я мог помочь вам, то с удовольствием это сделал бы, но я просто не знаю как. Мне очень жаль.

– Что ж, мы можем начать с того, что рассмотрим кандидатуры тех, кто считает, что у них есть причина не любить вас, мистер Фитцджеймс, – ответил Томас. – А затем посмотрим, кому вы перешли дорогу в вашей профессиональной и личной жизни. А также снова рассмотрим каждого из членов – основателей «Клуба Адского Пламени».

– Я не могу этого сделать! – взорвался Финли, и его минутный энтузиазм тут же исчез. – Мы все добрые друзья. Никто из них не может оказаться подобным злодеем, ни в коей мере! Друзья юности, они… иначе говоря, никто из них не мог этого сделать, уверяю вас. Я подумаю над остальными возможностями, о которых вы сказали, а затем составлю для вас перечень.

– И я тоже, – добавил Огастес. – Вы можете рассчитывать на наше полное содействие. – На его неподвижном лице появилась тень улыбки. – У нас общие интересы – по крайней мере, в данную минуту.

Питту оставалось только согласиться.

– И, насколько я понимаю, они не терпят отлагательств, – заметил он не без сарказма. – Благодарю вас, сэр. – Он повернулся к Финли: – Всего доброго, мистер Фитцджеймс.

Глава 9

На следующий день пресса подняла еще более сильную шумиху. Не только маловлиятельные газеты пестрели кричащими заголовками, но даже солидная «Таймс» подвергла сомнению справедливость суда над Костиганом, а вместе с этим и компетентность действий полиции и ее неподкупность.

Одна из газет поместила статью с новой оценкой свидетельских показаний. В ней недвусмысленно говорилось о том, что некоторые из них сомнительны с моральной точки зрения, ибо содержали скорее личное мнение, а не объективные факты. Само следствие, возможно, велось с одним лишь намерением: как можно скорее найти виновного и скрыть некомпетентность полиции, а также тех персон, которые поддерживали ее действия и теперь рисковали своей политической репутацией; словом, все делалось отнюдь не в целях правосудия.

Несколько известных газет прямо заявили, что полицейские чины, занимавшиеся расследованием, или подвергались угрозам, или же были подкуплены, чтобы как можно скорее закрыть это дело. Питта сравнивали со злополучным инспектором Абиленом[5], который не смог раскрыть тайну предыдущих убийств в Уайтчепеле, или же с комиссаром Уорреном, которому пришлось уйти в отставку.

Появились подметные письма с требованиями оправдать Костигана посмертно, снять с его семьи, если таковая есть, позор, а также выплатить ей определенную сумму за нанесенный моральный ущерб.

Томас, прочитывая письма, откладывал их в сторонку, а Грейси тайком подбирала их, чтобы потом бросить в печь, но каждый раз не решалась, опасаясь, что большое количество бумажного пепла испортит тягу и создаст много хлопот с чисткой дымохода.

Шарлотта хранила молчание, понимая, каким может быть ответ супруга, если она попытается с ним заговорить: в данном случае он был бы очень кратким. Молодая женщина ни мгновения не сомневалась в том, что ее муж был честен во всех своих действиях. Но сказать об этом теперь означало бы оставить многое под вопросом. Теперь у миссис Питт была одна главная забота – оградить от всего этого детей. Она была не в состоянии защитить Томаса от тех неприятностей, которые могли его ждать, но была готова разделить с ним все, что может случиться. Главное, чтобы сейчас он этого не заметил.

Шарлотта мысленно спорила с собой: что лучше – отпустить детей в школу или оставить их дома, хотя бы сегодня. Мать хотела избавить их от разговоров вокруг, от необходимости отвечать на вопросы своих сверстников, а то и взрослых на улице. Но она не может весь день быть с ними, занимать их или объяснять им, что хотели сказать те или иные взрослые дяди и тети, отчего они такие злые и почему всё, что они говорят, – неправда.

Она могла бы отвезти детей на некоторое время к матери. Там, где никто их не знает, они были бы в безопасности. Перерыв в учебе на неделю или две не помешает их успехам в школе. Они все наверстают потом, когда кончится эта оголтелая кампания в прессе и наконец станет известна правда.

Но что, если этого никогда не произойдет? Если, как в истории с Джеком Потрошителем, правда никогда не будет раскрыта? Ведь такое может произойти. Томас умен. И он не отступится, пока не доведет расследование до конца. Но не все дела удается раскрыть. До сих пор он всегда раскрывал убийства, однако случались в его практике поджоги, ограбления, мошенничества и подлоги, когда виновные так и не находились и никто не был уличен.

Если она отвезет детей к матери, это даст той понять, что дела приняли плохой оборот, а в таких случаях, когда тебе страшно, лучше бежать и спрятаться. Тогда, может, все и обойдется. А если не обойдется и надо будет посмотреть правде в глаза, тогда миссис Питт останется лишь признаться всем, и себе в том числе, что она оказалась трусихой…

– Дети, пора в школу, – неожиданно для себя и еще до того, как приняла окончательное решение, услышала Шарлотта, словно издалека, свой собственный голос и увидела глаза мужа. Однако она ничего не смогла прочесть на его лице. Одобряет ли он ее решение или нет? – Сегодня я снова провожу вас туда, – добавила молодая женщина. – Собирайтесь!

Весь этот день Питт провел в квартале Уайтчепел. Это был самый трудный день, какой он помнил. Он снова подверг опросу всех обитательниц дома на Мирдл-стрит, пытаясь как можно больше узнать об убитой. Знала ли Нора Гаф Аду Маккинли? Произошла ли у нее с кем-нибудь ссора? Был ли знаком с ней сутенер Ады Костиган? Не задолжала ли Нора кому-либо деньги и вообще что могло послужить мотивом ее убийства?

Сутенер Гаф, огромный мужчина, похожий скорее на ростовщика, с густой шапкой черных курчавых волос, по словам опрошенных, отличался дурным нравом. Но он без труда смог доказать, где был в тот день и час, что неоспоримо подтвердили его свидетели. Он сам был искренне опечален смертью Норы и назвал ее своей лучшей девушкой, хорошо зарабатывавшей и не доставлявшей ему никаких хлопот.

Днем, когда Томас шел по Коммершл-роуд, возле самого большого дома на этой улице он увидел опасно возбужденную толпу. Раздавались разрозненные крики:

– Слушайте, слушайте! Слушайте о Берте Костигане! Трижды ура Костигану!

– Ура Костигану! – подхватил еще кто-то, а за ним и вся толпа.

– Он пал жертвой богатеев, которые приходят сюда, чтобы попользоваться нашими женщинами! – крикнул тощий изможденный мужчина.

– И убивать их! – добавил другой, вызвав всеобщие крики возмущения.

– Он был невиновен! – тонким голосом громко выкрикнула женщина со светлыми волосами. – Его повесили ни за что!!!

– Его повесили за то, что он бедняк! – яростно рявкнул толстяк, и лицо его скривила гримаса гнева. – Это их всех надо вздернуть на виселицу!

– Только не здесь, только не здесь! – неистово закричал выскочивший из дома хозяин. Он был в сбившемся набок фартуке и держал в руках тряпку. – Мне не нужны неприятности! Уходите подальше от моего дома! Здесь нельзя шуметь.

Из толпы с решительным видом вышла молодая женщина. Когда она открыла рот, чтобы отчитать домовладельца, стало видно, что у нее не хватает переднего зуба.

– Да как вы смеете нам указывать, где собираться?! – накинулась она на него. – Берта Костигана повесили ни за что! А вам, видать, и дела нет до того, что эти богатые ублюдки вешают наших парней за здорово живешь?! Что они приходят к нам в квартал, чтобы попользоваться нашими женщинами? Приходят из своих красивых домов позабавиться тут, да еще и убивают нас! Может, вы считаете, что так и надо?!