Ужасное сияние - Мэй Платт

своих, свой лагерь.

Он не увидел ничего, кроме воронки.

Воронка напоминала обрыв трёшек; может, более пологая и даже какая-то аккуратная, как будто кто-то взял огромную лопату и выкопал весь лагерь вместе с парой метров каменистой земли, песка, ряски. Шон закрыл глаза — мне почудилось, да нет; ну, или я ошибся и не туда иду, — а потом как будто заорал себе же на ухо: какое почудилось, какое не туда, эти места я знаю, как свои пять пальцев.

Он едва не рухнул со своего наблюдательного пункта, а остаток пути бежал — защитные механизмы сдались. Шон бежал и выкрикивал имена. Чаще других — Айка.

Пожалуйста, иногда повторял ещё Шон. Пожалуйста, что бы ни случилось, пусть она будет жива.

Он остановился возле Горба. Древний кусок горной породы пережил катаклизмы и катастрофы рода человеческого, выставил своё пиритовое и кварцевое нутро, которое не стало мякотью песка — ему было наплевать на людей. Шону же пришлось хватать воздух ртом, горло занемело от криков.

«Что здесь случилось?»

«Мать вашу».

Больше всего это напоминало взрыв бомбы или битву с целой стаей аладов — трёшек, а может, и четвёртого-пятого уровня, хотя таких он никогда не видел. Ладно, возле обрыва вроде была одна штука, вытянувшаяся в почти человеческий рост, так в виртуальной классификации обозначали «четвёрок», а потом алады обычно не росли, обычно сжирали всё вокруг и исчезали навсегда или на время.

«Они пришли сюда. Я ушёл, а они явились».

Вместо лагеря была яма. Сгустки ряски вперемешку с мокнущим мясом. Фрагменты костей перемешались с железом. Подойдя ещё ближе, Шон узнал Отмычку Рика — целый кусок его лица лежал сорванной маской, а рядом сплавилась в лужу железная кружка. Кое-где торчали куски ног, рук. Шон наступил на обгорелую флягу, отпрянул; она покатилась под откос и упала в лунку, где покоились, словно памятник, чей-то арбалет, кусок лезвия и бедренная кость с большим куском плоти и грязной тряпкой поверх. Комки ряски запутались в волосах Красной Нины, но волосы лежали отдельно, головы не осталось, только немного шеи, грудной клетки — без рук; позвоночный ствол заканчивался ничем. Внутренние органы, похоже, испарились. Ещё несколько обугленных костей лежали разбросанными, хотя вроде принадлежали одному человеку. Шон предпочёл не узнавать, кому именно.

Шон попытался то ли выругаться, то ли ещё раз позвать Айку. Он смотрел в остатки лиц, в куски одежды, утвари, оружия. Он боялся узнать её; и однажды всё-таки хрипло завыл, заметив остов лаборатории, но приблизившись, понял, что здесь только осколки и обломки, железо и стекло, немного дерева. От ямы поднималась густая вонь гари, и этот запах выкручивал желудок, но одновременно заставлял думать: не алады. Алады не горят, ничего общего с огнём у них никогда не было.

Лагерь был пожарищем, пепелищем. Шон шёл по братской могиле своих людей и скрежетал зубами всякий раз, как наступал на что-то хрупкое и податливо трескающееся. Почти босая нога вляпалась в сгусток ещё тепловатой жижи, оказавшейся опухолеподобным месивом кожи и мышц.

Яма возникла быстро — люди не успели сбежать. Шон почему-то сравнивал с ульем мурапчёл, который подожгли вместо того, чтобы просто выкурить насекомых и добыть мёд. Они не ждали нападения. Шон рассмотрел остовы байков, скелеты палаток, даже перевёрнутую мёртвую голову большого котла, где готовили обед — прочное железо выдержало, только потемнело и пошло пепельными прожилками.

— Айка, — в очередной раз позвал Шон, цепляясь за жалкое подобие надежды.

При выборе он пользовался архаичным артефактом распределения Гаусса. Выкинь всё среднее, оставь экстремумы, совмести их и наложи друг на друга. Реакция будет похожа на ядерный синтез, в худшем случае — на залитую уксусной кислотой соду, но это всё ещё экзотермическая реакция, которая даст немного топлива. Подыскивая кандидатуры, он использовал не менее древний и скрипящий по всем петлям, потёртый на швах алгоритм Бойера-Мура; когда-то он использовался для сравнения цепочек ДНК — сейчас такой ерундой занимаются только машины, людям позволили творить даже новые виды.

Распределение Гаусса: возьми пару тех, кто находится на «крайностях» совместимости. Воспользуйся алгоритмом, чтобы сравнить с другими из тех, кому удавалось добиться чего-то стоящего. Чем дальше, тем надёжней результаты — старая-добрая наука, никакой квантовой непоследовательности, трюков, игр разума.

Этот принцип работал, в конце-то концов.

Архитектор София Вебер и морской биолог Нисита Сакаги.

Генетик Мирослава Королёва и математик-теоретик Сю Лин Цзин.

Философ Роман Корски и программист Джеффри Ротерберг.

Миколог Анн Хольмен и археолог Синтия Фария Баррейру.

Все эти люди когда-то ненавидели друг друга, а потом выбрасывали теплореакции, притягивались, как разноимённо заряженные ионы; плюс и минус. Если брать похожих, они ничего не смогут придумать. Выбирай гениев, но помни о распределении Гаусса и ионной связи.

Старый принцип сработал и сейчас; Энди не собирался отказываться от Сорена и Эшворта. Оба стоили друг друга, оба уже почти не враждовали. Реакция выплеснулась в виде создания, которое когда-то было человеком, прямо на равнину Пологих Земель. Неудачно.

Когда Эшворт Таннер ушёл, Сорен Рац остался.

«Что ж, придётся тебе побыть здесь несколько… дней?» — Энди улыбнулся ему. Давно у него не задерживались гости. Впрочем, почему нет?

Места хватало, можно в одной лишь Башне разместить все лаборатории, если немного потеснить вычислительные узлы, плиты квантовых компьютеров и провода, поддерживающие физическую оболочку Энси-нейросети. Прежде, чем коснуться лапой с осьминожьей присоской виска, настоящий Энси проделывал огромную работу, человеку оставалось даже не собирать яблоки, а лежать под деревом и хрустеть кисло-сладкими плодами. Сейчас человек словно окончательно признал могущество сети, уступил ей стандартные решения и наблюдения. Приоритеты приходилось выстраивать: он не мог уследить за всем сразу, а Дана беспокоилась в последнее время, терялась в своих «когда» и «если». Энди сказал бы, что её потоки света становились ещё более дискретными, чем всегда. Он решил подхлестнуть своих «избранников» — это слово даже в голове звучало глупо, — а сестре сказал: похоже, мы на пороге чего-то важного, сравнимого с рапторами или даже более значимого.

Она засмеялась ему в лицо — резко и неприятно, как иногда случалось, когда она посылала его нахрен.

А потом выставила прочь. Это произошло примерно за сутки до того, как Таннер и Рац пришли с повинной: мол, мы превратили ту бедную женщину в конструкт из клеток и фракталов с «искрой» алада, у нас получилось, но что-то пошло не так. Дана знала, вероятно. Она часто угадывала будущее — или не совсем «угадывала». Он, впрочем, тоже. Потому что всегда помнил правило: если что-то может быть испорчено