По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла - Генри Мортон

Я наконец оторвался от Ливерпуля и сбежал от него, как иные мужчины сбегают от чересчур властной любовницы. В городе слишком много всего интересного, такого, о чем хочется написать. Следовало либо поставить крест на своем путешествии, либо бежать оттуда сломя голову. Я выбрал второе и покатил по Чеширской дороге, которая уводила в дербиширский Край Пиков. По дороге я заехал пообедать в маленький городок под названием Мэкклсфилд (могу засвидетельствовать, что тамошние собаки совсем не ведают страха смерти и бросаются прямо под колеса).

Мэкклсфилд расположен у самой границы Чешира, напротив него уже начинаются отроги Пеннинских гор. Горы эти недаром называют Спинным Хребтом Англии: физически они разделяют Ланкашир и Йоркшир, а духовно озаряют своим светом всю страну. Что касается Мэкклсфилда, то, на первый взгляд, в нем нет ничего примечательного, если не брать в расчет старинных названий улиц (некоторые звучат совершенно по-средневековому) и особой разновидности чеширского сыра — он белый, крошащийся и, в отличие от того сыра, который мы едим в Лондоне, совсем не щиплет язык.

Я заметил, что во многих домах верхние этажи выглядят нежилыми — окна с освинцованными стеклами пыльные и пустые, даже без занавесок.

— Ну, правильно, — пояснил мне старик, отдыхавший возле фонтана, — это же мансарды. Там раньше, до того, как понастроили фабрики, располагались мастерские ткачей.

Я вспомнил, что на некоторых старых улочках Нориджа тоже можно встретить подобные памятники дофабричной эпохи. Правда там фламандские ткачи устраивались под острыми голландскими карнизами в виде перевернутой буквы «V».

— А что, Мэкклсфилд по-прежнему является центром шелкоткачества? — поинтересовался я. — Или же он уступил эту роль Спитлфилдсу?

Мой вопрос, похоже, рассердил старика.

— Конечно, Мэкклсфилд! — ответил он и досадливо сплюнул.

Свернув на боковую улочку, я увидел надпись на дверях фабрики:

ТРЕБУЮТСЯ

ШЕСТЬ ТКАЧЕЙ ПО ТРАВЧАТОМУ ШЕЛКУ

ДЛЯ РАБОТЫ НА РУЧНЫХ СТАНКАХ

Объявление заинтересовало меня, показалось весьма символичным для этой части страны. Дело в том, что Мэкклсфилд считается последним оплотом ручного ткачества. В то время, как механический ткацкий станок уже завоевал практически весь Север Англии, здесь, в Мэкклсфилде, продолжают работать по старинке. Шедевры местных умельцев невозможно повторить на современном механическом станке, они требуют ручного труда. В настоящий момент в городе работают около двухсот пятидесяти мастеров ручного шелкоткачества. У них даже есть собственный профсоюз.

— Наша фабрика нанимает шестьдесят «ручников», — сообщил мне фабричный служащий, — для производства самых сложных, эксклюзивных вещей. Тех, что можно изготовить лишь вручную! Мы бы наняли и больше мастеров, если б смогли найти. Это настолько перспективное дело, что мы уже подумываем об организации производственного обучения…

— Вы, наверное, специализируетесь на дорогостоящей одежде для женщин?

— Как раз-таки нет! Наш конек — мужские шелковые галстуки ручной работы.

— А, знаю! Это те самые непомерно дорогие галстуки, которые рекламируют на всех углах Берлингтонской аркады?

— Но они стоят тех денег, за которые продаются! — возмутился мой собеседник. — Ведь каждый галстук — это подлинное произведение искусства. Такого вы нигде больше не найдете! И потом, нам нет нужды кому-то навязывать свою продукцию. Она и так хорошо расходится. Все богатые и модные мужчины носят галстуки из сотканного вручную шелка. Кому же придет в голову надевать приличный костюм с дешевым готовым галстуком!

Я почувствовал себя пристыженным.

Из длинной мастерской доносился медленный, размеренный стук ручных ткацких станков. В наше время ланкаширцы уже начинают забывать этот звук. А между тем именно благодаря ему край возвысился до своего нынешнего величия!

Мне доводилось бывать на современном производстве, и я хорошо помню то бездушное, суматошное тарахтение, которое заполняет ткацкие цеха. По контрасту с ним здешняя мастерская, в которой мерно постукивали шесть десятков старомодных станков, кажется картинкой из далекого прошлого. За станками сидели одни мужчины, многие уже в преклонных годах. Так повелось исстари: женщины пряли, а мужчины ткали. Один из ткачей позволил мне сесть за свой станок. Выяснилось, что это нелегкое дело: каждое нажатие педали приводило в действие груз весом в хандредвейт.

— Да я как-то и не замечаю, — пожал плечами старик. — Я ведь занимаюсь этим всю свою жизнь. Учился у отца, а он — у деда. В нашем роду все с незапамятных времен были ткачами…

Он признался, что любит свою работу. Ему нравится создавать шелковые узоры. Некоторые из них он придумывает сам. По его словам, механические станки ни в какое сравнение не идут с ручными. Нет, те тоже неплохие машины… Но на них не сделать то, что надо!

— Вы не поверите, насколько различаются узоры, созданные на старых и на новых станках — рассказывал мой собеседник. — Я с закрытыми глазами смогу их различить. Шелк, сотканный вручную, совсем другой на ощупь — в нем есть какая-то самобытность, можете даже назвать это душой!

Должен сказать, что внешне ручной ткацкий станок выглядит исключительно неуклюжим. Трудно даже поверить, что тончайшие шелковые нити могут без ущерба для себя проходить через это громоздкое и нелепое устройство, словно списанное с карикатур Хита Робинсона. Вы бы посмотрели на систему толстых бечевок, на ножные педали с подвешенными грузами, на вращающиеся рычаги и прочие, столь же неописуемые приспособления! Тем не менее из недр этой тяжеловесной машины выходит тончайшее шелковое полотно, которое затем воплощается в эксклюзивные галстуки для «изысканных джентльменов».

И я в душе пожелал долгих лет здравия этим пожилым мастерам из Мэкклсфилда, равно как и их уникальным станкам.

Распрощавшись с городком, я вновь вернулся на дорогу, которая должна была привести меня в Дербишир.

2

Чтобы рядовой лондонец мог представить себе Край Пиков и понять, чем тот является для обитателей индустриального Севера, я бы предложил проделать мысленный эксперимент — взять и перенести кусочек Дартмура в Эссекс. Именно такое чудо сотворила природа для жителей переполненных северных городов: буквально в двух шагах от промышленного Манчестера (и Шеффилда на востоке) простираются многие мили дикой, первозданной красоты. Чтобы очутиться среди пустынных, необжитых холмов, манчестерцу потребуется меньше времени, чем лондонец тратит на ежедневную поездку от Банка до Хаммерсмита.