Больше чем просто дом (сборник) - Френсис Фицджеральд

— Гарри, — промурлыкала Дороти, — ты меня удивляешь! — И с этими словами она захлопнула дверь у него перед носом.

— Я настаиваю, — пробормотал Гарри, — что это более чем странно!

Весь в сомнениях он брел вниз по лестнице. «Ну вот, — думал он, — куда теперь податься?»

Поразмыслив минутку, Гарри наконец отправился в сторону Бродвея. Пройдя этак с полквартала, он увидел джентльмена в цилиндре. Гарри замешкался. Затем собрался с духом и, направившись прямо к нему, изобразил, как ему казалось, приветливый смех, который больше походил на бульканье, и загорланил что есть мочи:

— Веселого Рождества, дружище!

— И вам того же, — ответил ему тип в цилиндре и хотел пройти мимо, но не тут-то было.

— Постойте, приятель, — Гарри откашлялся, — не позволите ли мне дать вам немного денег?

— Что-о? — завопил тип.

— Наверное, вы нуждаетесь в деньгах, ну, не знаю, чтобы… э-э… детишкам купить, э-э… а — куколку! — блестяще нашелся Гарри.

В тот же миг его шляпа полетела в канаву, и пока он ее доставал, тип в цилиндре был уже далеко.

— Пять минут впустую, — пробормотал Гарри и зашагал дальше, вне себя от гнева на Дороти.

Он решил испробовать иную тактику с другими прохожими. Надо бы с ними повежливее.

К нему приблизилась пара — молодая дама и ее кавалер. Гарри преградил им путь и, приподняв шляпу, учтиво произнес:

— Поскольку близится Рождество и все раздают… э-э, знаете… разные вещи… то почему бы…

— Дай ему доллар, Билли, и пойдем, — сказала девушка.

Билли послушно стал совать доллар в руку Гарри, и в тот же миг девушка удивленно вскрикнула:

— Да это же Гарри Тальбот! Побирается!

Но Гарри ее уже не слышал. Сообразив, что встретил знакомую, он развернулся и припустил, как заяц, в противоположную сторону, проклиная себя за то, что сдуру ввязался в эту аферу.

Он добежал до Бродвея и, замедлив шаг, побрел вдоль радостно освещенной мостовой, решив, что отдаст деньги встречным беспризорникам. Вокруг все было охвачено предпраздничной суетой. Повсюду сновали люди, счастливые от сознания собственной щедрости. Гарри чувствовал себя не в своей тарелке, бесцельно бредя мимо них. Он привык, что прежде ему угождали и кланялись, но здесь никто не заговаривал с ним, а один или двое даже имели дерзость улыбнуться и пожелать ему веселого Рождества. Он раздраженно зацепил пробегавшего мальчишку:

— Эй, малый, я хочу дать тебе немного денег.

— Вот еще, — решительно ответил мальчишка, — никаких таких ваших денег мне не нужно.

Слегка сконфуженный, Гарри пошел дальше. Он пытался дать пятьдесят центов какому-то пьяному, но полицейский взял его за плечо и велел идти восвояси. Он подошел к какой-то потрепанной личности и тихо прошептал:

— Не желаете ли немного денег?

— А то, — ответил оборванец, — что за дельце?

— О, никакого дельца! — заверил его Гарри.

— Эй, хошь шутки шутить, — проворчал бродяга обиженно, — так найди кого другого. — И скрылся в толчее.

Затем Гарри попытался втиснуть десятицентовик в руку пробегающего мимо посыльного, но юноша распахнул куртку, под которой красовалась надпись: «Чаевых не давать».

Воровато озираясь, Гарри подошел к чистильщику обуви и осторожно положил ему в руку десять центов. Отбежав на безопасное расстояние и удостоверившись, что мальчишка озадаченно положил мелочь в карман, Гарри мысленно поздравил себя. Ему осталось раздать всего каких-то двадцать четыре доллара девяносто центов! На волне недавнего успеха у Гарри родился план. Гарри остановился у газетного киоска и на глазах у продавца уронил на прилавок два доллара и нырнул в толпу. Несколько минут он бежал не останавливаясь, а потом пошел шагом. Он шествовал, мысленно похлопывая себя по плечу, сгибающиеся под тяжестью свертков прохожие провожали его удивленными взглядами, и вдруг он услышал позади прерывистое тяжелое дыхание, и тот самый киоскер, которого он только что покинул, всучил Гарри его двухдолларовую купюру и скрылся в мгновение ока.

Гарри уныло тащился дальше, утирая вспотевший лоб. Правда, он избавился от двадцати пяти центов, бросив их в щелку ящичка для детей-сирот. Гарри пытался протиснуть туда пятьдесят, но щель была слишком узкая. Первую существенную сумму в два доллара он оставил Санта-Клаусу из Армии спасения и стал зорко осматриваться по сторонам, выискивая его коллег, но время было уже позднее, и все Санты разошлись по домам — так Гарри больше ни одного и не встретил.

Когда он пересек Юнион-сквер, после получаса кропотливого труда у него осталось только пятнадцать долларов. С неба валил мокрый снег и превращался в жижу, едва коснувшись асфальта. Легкие бальные туфли Гарри промокли, в них хлюпала вода, просачиваясь наружу при каждом шаге.

Добравшись до Купер-сквер, он свернул на Бауэри. Толпа на улицах стремительно редела, магазины закрывались, продавцы расходились по домам. Какие-то юнцы принялись было насмехаться над Гарри, но он поднял воротник и побрел прочь. В ушах у него звучало насмешливо, но добродушно: «Блаженнее давать, нежели принимать».[77]

Выйдя на Третью авеню, Гарри пересчитал оставшиеся деньги. Вышло три доллара семьдесят центов. Сквозь снежную завесу он разглядел под фонарным столбом двоих. Это была удача. Между ними он и разделит эти три доллара семьдесят центов! Гарри подошел к ним и тронул одного за плечо. Тот — тощий, неказистый парень — подозрительно обернулся.

— Не хотите ли получить немного денег, ребята? — произнес Гарри свирепо, злясь на всех гуманистов на свете и на Дороти в частности.

Парень угрожающе развернулся к нему всем телом.

— О! — ухмыльнулся он. — Да ты из тех стукачей, которые прикидываются доброхотами, а потом закладывают нас как попрошаек. А ну-ка, Джим, давай покажем ему, кто мы такие.

И они показали ему. Они его били-колотили, они свалили его с ног и попрыгали по нему, они растоптали его шляпу и разодрали пальто. А Гарри, задыхаясь и отбиваясь что было сил, барахтался в грязи и думал о тех людях, которые еще недавно желали ему веселого Рождества. Да… определенно, Рождество выдалось веселее некуда.

Мисс Дороти Хармон захлопнула книгу. Был уже двенадцатый час, а Гарри не возвращался. Что же его так задержало? Наверное, он все бросил и давным-давно ушел домой. Она потянулась, чтобы погасить лампу, и вдруг снаружи послышался грохот, как будто бы кто-то упал.

Дороти бросилась к окну и приподняла шторку. Там, за окном, на четвереньках ползла запорошенная снегом кошмарная карикатура на мужчину — без шляпы, без пальто, без воротника и без галстука. Это был Гарри. Он отворил дверь и ввалился в гостиную, оставляя за собой влажный снежный след.

— Ну? — сказал он вызывающе.

— Гарри, — ахнула она, — неужели это ты?

— Да, Дороти, — произнес он торжественно, — это я!

— Что… что случилось?

— О, пустяки. Я просто раздавал двадцать пять долларов.

Гарри плюхнулся на диван.

— Но, Гарри, — она запнулась, — у тебя заплыл глаз.

— Ах, глаз? Дай-ка вспомнить. Это случилась на двадцать втором долларе. У меня возникли некоторые сложности с двумя джентльменами. Впрочем, после все разъяснилось, и мы завязали знакомство. Потом мне повезло, и я бросил два доллара в шляпу слепому нищему.

— Ты весь вечер раздавал деньги?

— Вот именно, дорогая моя Дороти, я весь вечер раздавал деньги. — Он встал, стряхнув сугроб с плеча. — Мне действительно пора идти. Меня снаружи ждут двое… э-э… друзей.

Он поплелся к двери.

— Двое друзей?

— А что? Ну… это… э-э… те самые джентльмены, с которыми у меня возникли сложности. Мы пойдем ко мне домой, чтобы вместе встретить Рождество. Отличные ребята, хотя поначалу и кажутся чуть грубоватыми.

Дороти коротко вздохнула. На мгновение повисла тишина. Потом он обнял ее.

— Дорогуша, — прошептал он, — без тебя ничего этого не было бы.

Минуту спустя он уже вприпрыжку спускался по лестнице, а потом плечом к плечу со своими друзьями зашагал во тьму.

— Доброй ночи, — крикнул он на прощанье, — и веселого Рождества!

Боль и Христианская наука[78]

Уолтер Гамильтон Бартни переехал в Миддлтон, потому что там было тихо, и это сулило ему возможность спокойно изучать право, как он уже давным-давно собирался. Бартни присмотрел тихий домик в некотором отдалении от деревни, ибо, как он сам себе объяснил: «Миддлтон — это окраина, сама по себе тихая, а уж на окраине окраины обретешь полное и глубокое уединение, а мне только этого и надо». И вот Бартни поселился в домике на отшибе. На участке слева от него был пустырь, а в доме по правую руку проживал Скиггс — известный деятель Христианской науки.[79] Не будь Скиггса, и наш рассказ никогда бы не появился.