Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

драгоценным чёрным перцем, как солью, двигались к дому.

— Берт, что мы будем с ним делать, — каждый раз когда заходил разговор о жгучей специи, восклицала Катя, но муж не испытывал по этому поводу никакого беспокойства.

— Милая, я же говорил, сейчас все забивают скотину и вялят мясо. Перец необходим, чтобы оно не испортилось.

— Но в таких количествах! Если везти его в дальние города, то надо подождать, хотя бы пока вернётся наш караван из Парижа.

— Катрин, не паникуй, мы всё продадим здесь.

И муж оказался прав. На осенних ярмарках лучше всего продавались соль и перец, а потом уже всё остальное. Катерина думала, что высокая цена остановит покупателей, но все знали, что специя поможет сохранить на зиму мясо, и целенаправленно копили деньги.

Люди словно забыли, что рядом растут разные травы, которые неплохо справляются с той же задачей, но реклама перца проводилась со времён первого крестового похода и уже не одно поколение выросло на ней, так что оставалось только радоваться, что заморский товар охотно раскупается.

Среди каждодневных хлопот Катерина выбрала время и отправилась в женский монастырь, помолиться. Ей необходимо было наладить отношения с настоятельницей, которая была весьма влиятельной особой. Та уже почти не покидала родные стены, но внутри монастыря продолжала держать всё в своих руках. Знакомая Кате помощница настоятельницы насплетничала, что Мать осуждает брак Бертрана с чужеземкой и сомневается, не еретичка ли Катрин. Это было опасно, так как Катя действительно была крещена в православной вере и, хотя крестили её во младенчестве, врать на эту тему даже ради выживания и имея собственные суждения о высших силах, не хотелось.

Усмирив гордость, она наладила нейтральные отношения с настоятельницей, пообещав той снабжать монастырь средством для стирки белья. Дружбы не получилось, так как у Бертрана действительно теперь не хватало людей, чтобы приглядывать за монастырскими землями, но муж обещал отреагировать, если к нему придёт вестник с сообщением о беде.

Ещё Катерина, приняв участие в общей трапезе, при всех пообещала прислать заготовленного мяса и маринованных овощей. Сделала она это не только из сострадания, глядя на худых сестёр, но и ради распространения благоприятных слухов о себе в противовес злым намёкам Матери настоятельницы.

Зарядили дожди, и Бертран начал волноваться о караване, но Дидье вернулся не только с деньгами, а с груженными зерном телегами. Оказалось, он дважды расторговался. Довёз товар сеньора до Парижа, всё продал, закупил пушнину, мёд, северных орехов, ножи, кедровое дерево — и всё распродал на обратном пути, тем самым заново освободив место на телегах и, проезжая по плодородным землям, закупил пшеницу, рожь, овёс.

Катя смотрела на Дидье с восторгом! Теперь можно пробовать печь нормальный хлеб и не экономить. Бертран сиял ярче солнышка и, пока ещё не выпал снег, привёз ещё строителей для замка. За лето поставили все запланированные башни, но он решил увеличить основное здание, и стройка разгорелась с новой силой. Катя использовала старые чертежи и показала, как можно дублировать здание, убрав лишние элементы. Получалось, что после надо будет ещё поставить башни и продумать переходы, но теперь определенно хватит места всем воинам, их семьям и даже прячущимся от нападений местным жителям. Настоящий замок-крепость, не хуже, чем родовой замок!

Работа находилась всем. На кухне жизнь начиналась до рассвета и заканчивалась с наступлением сумерек. Женщинам, следящим за чистотой в замке, тоже хватало хлопот: необходимо было затапливать камины, разжигать те переносные печки, что сделал Олав, и за всем этим надо было следить. К тому же топили не только дровами, но и углём, что привносило много грязи.

Как только пошли холодные ветра, сеньора потребовала забить все оконные щели тряпками, а пустующие гостевые покои завесили толстыми тканями, которые сами валяли. Мадам Катрин называла их шерстяным одеялом. Всё свободное время женщины валяли либо эти одеяла, либо тёплые мягкие сапожки, а иногда отправлялись на кухню, чтобы толочь накопленную скорлупу для подкормки живности или помогать собирать пух. Без дела никто не сидел.

Юные кружевницы мадам почувствовали, что могут зарабатывать, и старались сплести как можно больше к следующему каравану, надеясь, что сеньора будет так же щедра, как и прежде. В Париже и в других северных городах белоснежные кружева оценили очень высоко, но использовали их не на платья, как пыталась показать на примере красивых куколок Катерина, а украшали головные уборы, нашивая их на платки.

Огюста сеньора заставила взять двух помощников, доводя производительность мыла и жидкости для стирки белья до пика возможностей замка. Сама же сеньора отложила алькитару, и с увлечением чередовала кружевоплетение с украшениями из холодного фарфора и производством стеклянных фигурок. Особенно у неё получалось в последнее время делать маленьких лягушат, которые на лапке должны были удерживать колечки своих будущих хозяек. Неизвестно было, купит ли их кто-нибудь, но она могла себе позволить баловство.

Бертран уехал к сеньору Атталю, чтобы договориться об использовании его мельницы и одновременно присмотреться к его дочкам. С расширением стройки замка уже было понятно, что Леон может рассчитывать на более выгодную невесту, но Катрин попросила познакомиться с Софи. Девочка Бертрану понравилась, если учесть, что она внешне будет походить на старшую сестру, но вот то, что замок Атталей был как проходной двор и его дочери с детства крутятся среди всякого сброда, его насторожило. Либо Софи надо забирать к себе и воспитывать из неё будущую жену сына, либо выбирать невесту из другой семьи. Бертран был уверен, что Леон сейчас не захочет никого для себя, поэтому, будучи в гостях, он ни словом не обмолвился о матримониальных планах.

Катерина скучала без Берта. Как только начинало темнеть, то она оставалась без работы и лишь беседы с Люси скрашивали её одиночество, но хотелось другого тепла. Бертран умел разжечь в ней огонь и неважно, ласками или ссорой. Рядом с ним она чувствовала себя живой. Её спокойная расчётливость отступала, и она молодела душою, позволяя себе неразумные вольности или игривые капризы, сводящие его с ума. Она знала, что Берту нравится ей потакать, нравится исполнять её маленькие прихоти, потому что он тоже уставал быть разумным, ответственным за всех.

Катрин стала полновластной хозяйкой замка, и её слово значило даже больше, чем Бертрана или Леона, но это только внутри. Все внешние дела, включающие в себя охрану, торговлю, взаимоотношения с другими сеньорами, вели мужчины. А в замке Катерина добралась до казармы и наводила там свои порядки, внедряя безукоризненную военную чистоту. И всем пришлось смириться с этим, оставался только Рутгер и его почитатели.