Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

Вы можете здесь прочесть, что вы занимаете довольно видное место в одном из госучреждений и что вам выдается командировочное свидетельство, коим вы командируетесь в разные города СССР… Итак, Эдуард Эмильевич, разрешите вас так и называть…» [гл. 4].

Другую, типологическую параллель к переименованию Ипполита Матвеевича находим в романе Ж. Жироду «Зигфрид и Лимузэн» (русский перевод 1927). Рассказчик, француз, в послевоенном 1922 году приезжает после 15-летнего отсутствия в Мюнхен в поисках своего старого друга, французского журналиста Форестье, который в результате контузии впал в беспамятство, а вылечившись, превратился в немецкого литератора Зигфрида Клейста (об этом архетипическом сюжете, представленном, между прочим, и у соавторов, см. ЗТ 17//1). Предвидя враждебность местного населения к французу, рассказчик раздобывает себе документ на чужое имя: «Мюллер передал мне поддельный паспорт на имя канадского гражданина Шапделена» [гл. 2]. О других моментах возвращения Ипполита Матвеевича в Старгород, напоминающих об этом эпизоде романа Жироду, см. ДС 7//11; ДС 9//3.

11//3

По сравнению с нашей концессией это деяние, хотя и предусмотренное Уголовным кодексом, все же имеет невинный вид детской игры в крысу. — Описание этой игры можно найти в современном «дамском детективе»: «Играющие делятся на две команды. Одна из них должна выбрать крысу, но члены второй команды не знают, кто выбран. Дальше все, включая крысу, начинают бегать. Ее задача — поймать кого-нибудь. Усыпив бдительность игроков, крыса неожиданно хватает кого-нибудь за плечо со словами: — Я крыса, ты попался!» [Д. Донцова, Три мешка хитростей, М.: ЭКСМО, 2002, 336; сообщено А. И. Ильф в письме от 9 марта 2005].

11//4

— А доисторические животные в матрацах не водятся? — Смотря по сезону, — ответил лукавый коридорный… — Клопы — известный бич провинциальных гостиниц. Английский мемуарист, описывая пребывание во владимирском «Прогрессе» в 1929, пишет: «Мне дали место в номере с семью койками, которые я обследовал одну за другой и обнаружил, что все они густо населены клопами» [Farson, Seeing Red, 31]. О том же говорят и советские авторы: «Едва прикрыли [гостиничный диван] простыней, как тут же бойко пополз по простыне проголодавшийся клоп, за ним другой, третий…» [Сергеев-Ценский, Конец света].

Гостиница с клопами и блохами, о которых гости и прислуга говорят зоологическими, зооборческими и батальными иносказаниями, — общее место, восходящее к глубокой древности. У Аристофана Дионис расспрашивает у Геракла дорогу в подземный мир, в том числе просит указать те придорожные гостиницы, «где меньше всего клопов» [Лягушки, 115]. У него же сравнение клопов с коринфскими воинами [Облака, 710]. «Скверная комната, и клопы такие, каких я нигде не видывал: как собаки кусают» [Гоголь. Ревизор]. Непосредственную параллель к диалогу Бендера с коридорным находим в «Игроках»: «Комната в городском трактире… Ихарев входит в сопровождении трактирного слуги Алексея… Алексей: Пожалуйте-с, пожалуйте! Вот-с покойник! уж самый покойный, и шуму нет вовсе. Ихарев: Шума нет, да чай конского войска вдоволь, скакунов? Алексей: То есть изволите говорить насчет блох? Уж будьте покойны. Если блоха или клоп укусит, уж это наша ответственность: уж с тем стоим». То же у Шолом-Алейхема: «Устроившись на ночлег в отеле «Туркалия», я всю ночь напролет сражался с дикими зверями» [Новая Касриловка].

В юмористическом словарике «Справочник для плавающих и путешествующих» [См 30.1928] читаем: «Гостиница. Место, которое кусается (из-за цен и из-за клопов)». Приведем заодно еще три словарные статьи, имеющие соответствие в романах. «Еда. Наиболее доступное культурное развлечение во время пути» [см. ДС 4//4]. «Железная дорога. Место, где бегают с чайником за кипятком» [см. ДС 20//2]. «Лимитрофы. Соседние с СССР государства, которые некоторыми путешественниками ошибочно принимаются за заграницу» [см. ЗТ 30//3].

«Лукавый коридорный» — просодический отголосок пушкинского Лукавый царедворец! [Борис Годунов; см. сходство гласных, согласных, схемы слогов во втором слове].

11//5

…Варфоломея Коробейникова, бывшего чиновника канцелярии градоначальства, ныне работника конторского труда. — Градоначальник — высокопоставленное должностное лицо в дореволюционной России, по рангу соответствующее губернатору. Ряд городов с прилегающей территорией (Санкт-Петербург, Одесса, Севастополь, Керчь, Николаев и др.) были выделены из губерний в особые административные единицы, управлявшиеся Градоначальниками. Юрисдикция градоначальника касалась лишь определенных сфер городской жизни; в других делах (например, судебных, земских) город мог входить в обычное административное деление и подчиняться губернским властям. Градоначальник назначался императором по представлению министра внутренних дел. При нем имелись чиновники для особых поручений и канцелярия — та, где служил Коробейников и куда вызывали в свое время журналиста Принца Датского (см. отброшенную главу ДС «Прошлое регистратора загса»).

«Бывший X, ныне Y» — формула, перешедшая в советский обиход из дореволюционного и наполнившаяся в 20-е гг. новым смыслом. Примеры: «Бывший ключник майора, а ныне волостной писарь Иван Павлович» [Чехов, За двумя зайцами…]. «Осип, бывший швейцар, а ныне гражданин Малафеев» [Замятин, Мамай]. «Здесь упокоен бывший раб божий, а теперь свободный божий гражданин Никита Зощенков, 49 лет» [из надписей на кладбище: ТД 06.1927, раздел «Веселый архив»]. «Бывший тореадор, ныне советский служащий» [ИЗК, 146]. Всем памятен «бывший князь, а ныне трудящийся Востока, гражданин Гигиенишвили» [ЗТ 13]. О мимикрических оборотах типа «работник конторского труда» см. ДС 6//7.

11//6

Остапу пришлось пересечь весь город. Коробейников жил на Гусище — окраине Старгорода. — Окраина, видимо, является типичным местопребыванием городского архивариуса. Его профессия связана архетипическими нитями с царством мертвых и его стражами, каковые в сказочно-мифологическом мире часто занимают окраинное и пограничное положение. В повести Гофмана «Золотой горшок» архивариус Линдгорст, он же саламандр и оборотень, «живет уединенно в своем отдаленном старом доме» [вигилия 2]. В одном рассказе Бунина выведен старик-архивариус земской управы, в котором явственны черты хтоничности и связи с миром мертвых: он весь свой век провел в подземелье, «гробовыми печатями» припечатывая жизнь, спускающуюся к нему в «смертную архивную сень», отчужден от жителей города и враждебен им. Бунинский архивариус также живет «очень далеко, не в городе, а за городом, в голубой хатке среди оврагов предместья» [Архивное дело]. Сравним лексический параллелизм голубой хатки и розового домика, где поселяются Остап и его компаньон ниже, в ДС16//6: оба эти жилища, немного странные и «не от мира сего», явно отъединены от общей жизни. О могильных функциях архивариуса — ср. в повести А. Новикова «Причины происхождения туманностей»: «Архив — бумажное кладбище, архивариус же… — вурдалак, питающийся мертвечиной» [Новиков, 45]. Бумажное царство может ассоциироваться с подземным: «флегето-новы волны: бумаги» [Белый, Петербург, 333]. Визит Бендера к Коробейникову и отъем ордеров соответствует тем эпизодам фольклора и эпоса, где герой отправляется в царство мертвых или нечистой силы и либо отнимает, либо обманом достает нужный ему объект (волшебный предмет, секрет, заповедное слово и т. п.). См. также ДС 8//1 (отзвуки иного мира