Город Желтой Черепахи - Павел Молитвин

Обратились на подшефный завод. Сделали там аппарат по образу и подобию драконову. Разукрасили всяко, размалевали сверху донизу, хотели было огонь с дымом присобачить, да пожарные не позволили. Коровы подшефные, что испытательные полеты видели, доиться перестали, — одним словом, хорошо все вышло!

Прислали махолет с инструктором к Ивану — он в то время как раз дорогу к саду разведывал. Чего медлить — сел Иван на махолет, сунул огнетушитель в сетку — на всякий пожарный — и полетел в горы.

Долго летел, устал, но вот и сад заветный вдали показался. Вдруг видит Иван — вроде поднимается кто-то ему с земли навстречу. Иван снижаться стал: уж лучше на земле с чудовищем встретиться, — а сам огнетушитель в сетке нащупывает. Но опуститься он не успел: огнем-пламенем так полыхнуло — чуть не сожгло. Рухнул самодельный дракон на землю и лежит дымит.

Иван из-под горящих обломков выбрался и давай тушить. А тут и хозяин сада объявился, настоящий дракон. Увидел, как человек с его обгорелого сородича последние языки пламени сбивает, и заплакал.

Впервые в жизни заплакал. И закапали из-под его окаменевших от времени век крупные драконьи слезы. Капают они на землю, и тут же из них вырастают громадные алые маки.

— Прости, собрат, погубил я тебя! Стар, видно, стал, если друга за ворога принял. Думал, всё штучки новомодные, механические! Охо-хо… — тяжело вздохнул дракон и прикрыл когтистой лапой глаза. — Спасибо, человече, за заботу о брате. А ты не за яблоками ли пришел? Бери сколько хочешь, не жаль. Коли я состарился, сородича не признал, то и они прежней силы не имеют…

Схоронили они остатки летающего аппарата, погостил Иван еще недельки две в заповедном саду, чтобы пожилого дракона морально поддержать, и назад отправился.

А его уже и ждать в институте перестали — погиб за науку!

Понятное дело, как он появился, да еще с яблоками, восторгам конца не было. Руководство прибежало — поздравлять. Яблоки в сейф заперли и опечатали — для исследований, а у Ивана все же спросили:

— Ну как они, яблочки-то? Небось накушался их там, а?

— Нет, — отвечает, — как-то случая не представилось. Да мне пока и не к чему вроде.

Директор на торжественном митинге выступил, отметил очередную веху в работе института и закончил так:

— Новая эра, эра молодильных яблок, наступила! Многим мы обязаны скромному труженику, нашему молодому коллеге Ивану. Ему и предоставляется право первому попробовать добытое им чудо-яблоко. По-моему, он это заслужил!

Вызывают Ивана на трибуну, дают яблоко. Он недолго думая надкусил его и — брык! — прямо на трибуне и свалился. Суета поднялась, паника. «Что такое?!» — кричат в зале.

Приехала «скорая» и увезла Ивана.

Через несколько дней врачи диагноз поставили — летаргический сон.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не вспомнили знатоки о сказке про мертвую царевну и семь богатырей. Сначала, конечно, народ посмеялся, но раз никакие лекарства не помогают, решили попробовать дедовский способ. Сообщили про несчастье невесте Ивана. Она, как услышала, что с ним, сразу в больницу примчалась. Увидела его, расплакалась горькими слезами, стала целовать — тут Иван и ожил.

Долго потом комиссия разбиралась, что к чему, и решила все же, что яблоки эти действительно молодильные. Да только любая яблоня без должного ухода дикой становится — садоводы их дичками зовут. И в драконовом саду, за давностью-то лет, все яблони и повыродились.

Теперь в институте вовсю идут работы по выведению настоящих молодильных яблок. Путем селекции и скрещивания. Химический эквивалент им найти пытаются. К работе допуск имеют только мужчины с любящими невестами или женами — по технике безопасности положено, а много ли таких? Вот дело и не движется.

На этом можно было бы закончить, но есть одна маленькая деталь: статистическое бюро при НИИ недавно опубликовало отчет, согласно которому лаборатории, работающие с молодильными яблоками, по состоянию здоровья сотрудников вышли на первое место. Здесь и травматизма меньше, и болезней, и дети выносливее рождаются. Кстати, в прогнозе о возможности активного долголетия, тем же бюро составленном, эти лаборатории тоже особо выделены. Так что обнадеживающие факты имеются.

Находятся, конечно, скептики, утверждающие, что не в яблоках тут дело, ну да где их нет, скептиков-то?

Дар

— Право же, Константин Юрьевич, не представляю, что нового я могу сообщить читателям вашего журнала о Леониде Евгеньевиче Путилове. О его жизни писали уже довольно много, и я рада, что скандальная полемика, связанная с его удивительными способностями, начала понемногу затихать. С тех пор как он умер, минуло пять лет, и все, что творил Леонид Евгеньевич и творилось вокруг него, теперь уже «дела давно минувших дней», так стоит ли ворошить прошлое?

Ах, вам хотелось бы послушать «преданья старины глубокой»? Но, видите ли, Константин Юрь… Хорошо, просто Константин, для вас это и правда старина, а для меня — большая и лучшая часть жизни, и я…

Ну ладно, раз вы так настаиваете, я вам о нем расскажу. Или, знаете, лучше давайте так — вы будете спрашивать, а я постараюсь ответить на вопросы и удовлетворить ваше любопытство.

Познакомились мы еще в школе. Учились в параллельных классах, жили в соседних домах, играли в одном дворе… Впрочем, детство Леонида едва ли вас заинтересует, ничем он тогда, ей-же-ей, не выделялся. Вы ведь знаете, дар создавать миражи открылся у него после того, как мы попали в автомобильную катастрофу, а случилось это… Погодите-ка… Ну да, произошло это лет через пять-шесть после института.

В ту весну мы случайно встретились около моего дома, то есть мы и раньше встречались, здоровались, спрашивали, «как дела», «что новенького», а тут… Нет-нет, в школе мы не были друзьями, и Леонид за мной никогда не ухаживал.

Так вот, столкнулись мы у моей парадной, а сами представляете — весна, все цветет, радуется жизни… Леонид — высокий, широкоплечий, таинственно-молчаливый и, как сейчас помню, в серебристой такой куртке, с вечно распахнутым воротом. А я… Я тоже тогда была ничего себе. Особенно волосы у меня хороши были: густые, темно-каштановые, без всяких там «химий» и «перманентов». Что вы, Костя, сейчас-то я уж совсем старуха, а раньше действительно от поклонников отбоя не было.

Словом, разговорились мы и будто в первый раз увидели друг друга — открылись, что называется, глаза. То есть не то чтобы это была любовь с первого взгляда, но влечение друг к другу мы определенно испытали. Пригласил меня Леонид, как водится, в кино, потом еще куда-то, и пошло, поехало… А в августе, в самом конце, отправились мы с его другом за город и, когда уже с грибов возвращались, попали в аварию — столкнулся наш «жигуленок» с «рафиком». К счастью, все живы остались, провалялись по месяцу в больнице и, может, и позабыли бы вскоре о случившемся, если бы у Леонида с тех пор эти самые феноменальные способности не проявились.

Причем началось-то все с мелочей, о которых только мы с ним вдвоем и знали, — сперва он все как бы в шутку воспринимал. Вот, например, не удалось ему как-то цветы мне купить, а он возьми и представь, что у него в руках букет роскошных роз. И правда — появился в руках букет. Он мне его и дарит, и пока я букет не взяла — полный эффект присутствия цветов: и запах и краски; пока не прикоснешься — и не догадаешься, что это лишь иллюзия. Леонид — он ведь, прежде чем в Технологический поступить, художником стать хотел, даже в художественную школу ходил — верно, это и помогло ему такие убедительные миражи создавать. И тени и полутона — ну все точь-в-точь…

Вы правы, я тоже когда-то рисовать пыталась. В Мухинское училище поступала, но по конкурсу не прошла. Может, это-то и толкнуло нас с Леонидом друг к другу…

А по-настоящему? По-настоящему он свой дар стал использовать года через два, и подтолкнул его к этому один случай, о котором никто, кажется, кроме меня, не знает. Теперь, по прошествии стольких лет, чего бы о нем и не рассказать, хотя…

В общем, закончил Леонид к тому времени аспирантуру и начал на преподавательскую работу устраиваться — у него уже и договоренность была: держали ему место в одном институте. Все уж вроде слажено было, а как пришел он в отдел кадров, тут ему и «от ворот поворот» вышел. Я уж тонкостей не помню, но какие-то там бумажки начальнику отдела кадров не приглянулись. Месяцев шесть он Леонида мурыжил, то ему из одного министерства справку принеси, то из другого, да так на работу и не принял. Не принял, и ладно, но тут вот какая забавная штука произошла.

Спускаемся мы как-то с Леонидом в метро, и вдруг он меня локтем толкает: «Гляди-ка, вон тот самый змей, тот самый мерзавец, что полгода жизни моей украл, десять литров крови выпил и километра два нервов вконец измочалил!» — и показывает на одного из едущих вниз на соседнем эскалаторе мужчин.