Возвращение к себе - Вера Огнева

Уже в доме мне Миле рассказал, что госпожа Анна действительно занемогла, но вроде поправляется. Накормили нас. Миле пригласил переночевать. Вспомнил я даму Гербергу, нет, думаю, с этой красавицей под одной крышей оставаться, все равно, что с голодной рысью хороводы водить. На прощанье подходит она ко мне и говорит, что мол, пока сестра Анна болеет, хозяйством будет заниматься сама. А мне надлежит отправляться домой и до особого приказа Барн не посещать. 'Ваше дело - за дорогой смотреть, как барон Филипп приказал'.

С тем и уехали. Только за все лето никто из замка к нам так и не пожаловал. Мимо проезжали и не раз, но к нам свернуть - ни-ни. Недавно Роже, убили которого, - Рихер запнулся, проглотил вставший в горле ком и хрипло продолжил, - Роже в Дье две седмицы назад ездил. Вернулся смурной. Нехорошо, говорит, в деревне. Он у бальи остановился. От его невестки узнал, что в округе разбойники объявились, что наследника Франкона убили и в колодец бросили; что люди из Барна пару раз в Дье наезжали. Один раз с раненым.

Тогда я сам в Дье отправился. Людей с оружием прихватил, раз такое дело. Бальи мне подтвердил: шалят в округе, а отряд из Барна татей ловит, только поймать пока не может. Вроде все сходится, но смотрю на его крысиную морду и не верю! А теперь хочешь верь, мессир граф, хочешь нет, он мне в точности вашу компанию описал, дескать - вы и есть разбойники.

- Мы заходили в Дье. Мне этот крысомордый тоже не понравился. Только, Рихер, ты самого главного не сказал, те, которые на вас сегодня напали - из Барна?

Над плотным кружком людей, придвинувшихся к рдеющему кругу костра, повисло молчание. Рихер низко свесил голову.

- Видел двоих, - наконец глухо отозвался он.

Роберт, да и остальные все понимали: сюзерен погиб, вассальной присяги Анне или наследнику Рихер не приносил. Значит, остался один без защиты. И враждебный мир сегодня клацнул перед его лицом зубами, вырвав кусок родной плоти. Как оно ни тяжко, в будущем Рихеру придется рассчитывать только на себя и свою поредевшую семью.

- Летом, уже Троица прошла, - продолжал Рихер, не отрывая взгляда от своих сапог, - В замок еще двое проехали. Каждый одвуконь…

Все-таки - Барн. До последнего оставалась надежда, что разбойники, разорившие округу, гнездятся в другом месте.

В доме остались три тела, всхлипывания, скорбный вой, мерный речитатив заупокойной. Роберт устроился на самом верху сеновала. Пронзительно пахнущее свежее сено послужило периной, плащ с вытертым волчьим подбоем - одеялом. Внизу высвистывал носом рыжий паж, храпел Хаген, шуршали в темноте остальные. Звякнуло - пристраивают оружие поближе. Мало ли, ночь длинная…

Знать бы, сколько оружных в замке; еще - их планы; совсем бы здоров, иметь там своего человека… А еще лучше вообще никуда не ходить, - неожиданно закончил мысль Роберт и усмехнулся.

От состояния, в каком покидал окрестности Парижа, сегодня почти ничего не осталось. Тогда душило отчаяние, сходное с отчаянием брошенной женщины. Было, было. Из песни слов не выкинешь.

Он, конечно, пойдет в Барн. Жаль если это его последняя война. Умирать расхотелось. Наоборот, внутри тугой пружиной свилась жажда деятельности - с детства знакомое чувство, которое толкало маленького отчаянного мальчишку на безрассудные шалости; в молодости - в турнирные схватки и мелкие военные конфликты, и, наконец, уже в зрелые годы привело в Святую землю. Но едва ли ни впервые в жизни поставленная цель оправдывала себя. Роберт, не поморщившись, сравнил Поход на Восток и то, что предстояло совершить в ближайшие дни. На его сегодняшний взгляд жизнь хозяйки маленького лесного баронства и ее сына имела не меньший вес, нежели цель грандиозного Похода.

Там они освободили Святыню. Свершили и достигли… а дальше? Грязный дележ, междоусобица, беззаконие, подкуп, ложь. Все это и тогда и сейчас Роберт воспринимал как осквернение. Не Святыни! Осквернение Идеи, двинувшей огромные массы людей на подвиг.

Грязные руки схватили драгоценность, заляпали и потянули на торжище, менять на жратву и яркие тряпки.

Оказалось - мало отвоевать святыню, надо суметь сохранить в себе если не святость, - какая уж тут святость, - высоту поднятой планки. Из всех, только Годфрид и горстка его ближних старались следовать Идее уже после того, как Великая Цель была достигнута. …белесые черви, копошились в черном, политом кровью сотен тысяч, перегное. Вот кем стало крестоносное воинство. Некто темный и смрадный, похохатывая, глядел на них со стороны. Зловонная яма была в его власти. В каждом безвольном, алчном, голодном комочке-черве заключалась его частица. Только единицы отползали, выпрямлялись, превращаясь в человеков; и брели, брели, брели на гору к подножью призрачного креста…

Бывший граф Парижский давным-давно спал.

Утро выдалось светлым, безветренным и от того теплым. В такую пору хорошо скакать сквозь прозрачные леса на трубный рев оленя или зов женщины.

Под неяркое, ласковое солнце, вынесли тела погибших. Роберт со своими людьми держался в отдалении и только, когда скорбная повозка двинулась со двора, подошел и подал Рихеру один из мечей - трофей, оставшийся от вчерашнего боя. В оголовке поблескивал капелькой крови - крохотный рубин.

- Возьми, положи на могилу своего сына. Он умер как воин.

Рихер приняв оружие, поклонился Роберту и положил фалъчион поверх серого полотна укрывшего маленькую семью.

На погост они не пошли. Хоронить близких - дело семьи. Посторонним ни к чему вмешиваться. Рихер покидая двор, попросил их не уходить из усадьбы сегодня. Днем меньше, днем больше… рассудил Роберт.

Потом пили ячменное пиво, ели баранину, тихо разговаривали, почитая скорбь этого дома.

Когда люди начали расходится, Роберта позвал хозяин дома. Они миновали сараи для скотины, ригу, маленькую кузню и свернули за сеновал у самого тына.

- Когда уходите?

- Ночью. Тихо.

- Опасаешься?

- На родных твоих не думаю, а вот сервы…

- Времена проклятые! Кому верить, на что надеяться?

- Что толку сокрушаться? Лучше дверь держи на засове, и чтобы люди на глазах были.

- Да, прав ты!

- Оружие и кольчуги, что мы захватили вчера, оставь у себя.

- Сохраню. Вернешься, заберешь.

- Оставь себе. Сыновья растут, защитники.

Рихер не нашел даже что сказать. Такой подарок! Но Роберт пояснил:

- Будем надеяться, все так или иначе, встанет на свои места. Разберемся и проясним.

- Сам в логово пойдешь?

- Пойду. И не смотри на меня как на сумасшедшего. Я - друг Филиппа.

- А если вам погодить? Я бы по округе сыновей послал. - Рихер говорил, но уже сам понимал, что питает пустые надежды. Не за кем было посылать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});