Жизнь Льва Шествоа (По переписке и воспоминаниям современиков) том 1 - Наталья Баранова-Шестова

Ты мне много дарил за эти годы, — даже деньги, но конечно, самой большой жертвой на алтаре дружбы, при твоей неохоте писать письма, было то большое письмо, которое ты мне написал. Зато и много денег, и много посылок Ара не принесли бы и отдаленно такой радости, как это письмо, — (даже в 1920 г., когда мы голодали тяжко: вот до чего идет сравнение). Не шутя: тот день, когда пришло твое письмо, был для меня праздником; из этого я понял, что очень люблю тебя, а раньше, не зная, только подозревал; тут впервые нащупал в себе, как орех в мешке. Потом читал его вслух Марье Бор., и мы говорили много хороших слов о тебе. Но ты и без того упоен славой, английской и французской. О делах скажу прежде всего: сердечно благодарю за посылки уже посланные, но прошу тебя, тотчас останови дальнейшую от-

U

правку их. В Нью-Йорке, в «Ара», как мне пишут из Берлина — если помнишь Нат. Мих. Давыдову, — положено посылать ежемесячно посылки мне, Бердяеву, Вяч. Иванову. Если те посылки действительно будут приходить, — мне одной довольно; если же они прекратятся, я тебе напишу. И теперь, при столкновении 2 посылок, я одну передам Союзу Писателей… Мы жили трудно; прошлой зимою дети тяжело болели крупом, эту — Сережа болел брюшным тифом, очень затянувшимся. И тут же, в начале февраля, я слег; у меня, как определили врачи, от общего истощения возобновился давнишний процесс в легких, — которого я никогда не подозревал. Два месяца держалась температура, исхудал страшно, слабость была такова, что за все это время я ни разу не мог читать, даже беллетристику. Лечили меня, и к теплу я оправился. Теперь уже выхожу понемногу, но очень слаб. М.Б. [Марье Борисовне, жене Гершензона] одной, без прислуги, приходилось трудно; то я носил из холодной кухни дрова и воду, колол дрова, и печь топил, и бегал по посылкам, а тут пришлось все самой. И тесно было, мы очень уплотнены; жили только в столовой и прилегающей к ней крошечной спальне, —

ты верно помнишь. М.Б. не очень постарела, только седых волос прибавилось много, а я очень одряхлел, слаб стал до крайности. Первое время — в 18-м году, до половины 19-го, я писал много — дописывал раньше начатых Пушкина и Тургенева [ «Мудрость Пушкина» и «Мечта и мысль И.С.Тургенева»]. Обе эти книги посылаю тебе, они давно вышли. Потом писал мало, только в теплое время; и тут я совсем ушел от русской литературы. Эти годы я много читал, впервые опять так же много, как в годы студенчества, — должно быть, много думая по- своему, не думал. И на многие вещи взглянул иначе; этот тяжелый опыт жизни, которого вы, в эмиграции не вкусили, был серьезною школой. В результате, я долго корпел над Ветхим Заветом, и наконец написал статью или книгу «Ключ веры». Она печатается теперь книжкой в Петербурге. Потом (и еще в то же время) еще дальше носился с сумасбродной мыслью, и три года читал-читал о первобытной культуре, о диких народах, и надолго зарылся в сравнительное языкознание, — и наконец написал книгу «Гольфстрем». Она печатается теперь в Москве, в возродившемся изд-ве «Шиповник». Потянуло меня к истокам, в даль времен, к корням человеческого духа. Ты меня не бей за это: я нечаянно; сам не думал, а шел, куда тянуло неодолимое чувство, и только в этих занятиях находил удовлетворение. Верно, не я один; когда впервые сам и на близких познаешь подлинно Голод, тогда сам собою пропадает интерес к «истории литературы», — и Холод, и когда кругом муки еще горыиие, и смерть от них.

Я и теперь люблю «историю литературы», но только отвел ей место, где ей следует быть, да и наполняю ее другим содержанием. По твоему примеру, и я не грешил пером, — напротив, стал много строже прежнего: ничего не писал и не пишу сколько-нибудь безразличного, чего можно бы и не написать, пишу только обязательное для меня, и так как просьб от новых издательств, альманахов, журналов — много, а я все отклоняю, то и терплю за сие великие денежные убытки, и живем мы одними продуктами, почти без денег; а впрочем, этим не огорчаемся…

Ты спрашиваешь о приятелях. Бердяевы живут по- прежнему, и недурно; обе дамы служат и получают много, он много пишет — написал за эти годы, кажется, 5 больших книг; и по-прежнему у них по вторникам «церковноприходские журфиксы», — так я их прозвал, — с докладами на темы мистические, церковные и национальные. Я с ним при встречах обмениваюсь парой слов, и только. Кроме той ссоры — наши мысли уж очень далеко разошлись, мы вероятно обо всем мыслим противоположно. Шпет процветает, много получает, нисколько не изменился; выпустил недавно книжку «Философское мировоззрение Герцена» — и 2-й выпуск журнала «Мысль и Слово», где и твоя статья — «Сократ и бл. Августин»; печатает 1-й том «Истории философии в России». Вяч. Ив. [Иванов] по-преж- нему с дочерью и мальчиком живет в Баку, читает множество лекций и пьет много вина; дочь этой зимой долго болела тифом; он изредка мне пишет, а я ему… Ты верно знаешь… о смерти Т.Ф.Скрябиной. Ее жизнь после Киева была сплошной кошмарный ужас. Недели две назад приехала дочка Булгакова. Он — протоиерей в Ялтинском соборе и живет там со своей семьей хорошо, но ему хочется в Москву; его страстные проповеди имеют там большой успех…

Да насчет моих дел. Видишь, что я думаю. До сих пор жить здесь надо было, и вы ведь много потеряли духовно, не быв здесь; но теперь, кажется, все, — можно и отдохнуть; а здоровья даже требуют этого. Правда, решиться трудно, потому что по возвращении через 6–8 месяцев неизвестно, застанешь ли свою квартиру в целости, как ни обеспечь ее. Но и это не главное — главное, на что прожить за границей с семьей. А я хотел бы проехать прямо в какое-нибудь такое место на юге Германии, даже не заглядывая в Берлин, и там прожить для отдыха, не думая о заработке. Это едва ли не утопия…

Я много, много раз скучал о тебе; у меня нет теперь никого так близкого, как ты; и при перемене моих мыслей мы были бы теперь ближе прежнего. Иногда беру с полки твою книгу и читаю час-другой. (23.04.1922).

Наши здоровья, как уже писал я тебе, плохи; нам придется зиму провести за границей, ежели я смогу накопить там денег… Насчет сборника 4 философов, который издает Е.Я.Билицкий, хочу написать тебе. Я видел две статьи, которые ты прислал ему. Мне кажется, что тебе следует написать к ним предисловие adhoc, т. е. именно для сборника, хоть в 1–2 страницы, как у тебя выйдет. Твои статьи говорят только «нет» людской мысли; ты должен пояснить, что в них напрасно стали бы искать изложение твоего положительного мировоззрения, потому что по самому существу твоего мировоззрения, оно не имеет положительной формулы, — оно может в словах только отрицать истинность всякой оформленной истины, говорить ей «нет», а не самой устанавливать свою оформленную истину. Дело в том, что Бердяев (я видел его статью) сам излагает свое учение в формулах, приблизительно так же сделает вероятно и Белый: они положительно излагают свои мировоззрения. Я отказался писать о себе, обо мне пишет другой, но я дам коротенькое предисловие или пояснение. (26.06.1922).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});