The Мечты. О любви - Марина Светлая (JK et Светлая)

закрытые окна.

Сжала пальцы, вогнав ногти с аккуратным нюдовым маникюром в ладони.

Он ушел, потому что так ничего и не понял. А она никогда и ни за кем не бегала, чтобы объяснять или, тем паче, просить прощения. Вряд ли это того стоило. Она не пробовала и не хотела.

Он не бездомный. И достаточно взрослый. Даже не так. Достаточно старый. Как и она.

Он приедет сейчас в свою опустевшую, немного заброшенную за столько лет квартиру и… что будет делать? Что он будет делать? Она понятия не имела, что он будет там делать, но точно знала, что сама сядет пить чай.

Господи боже, она сядет пить чай?! Сейчас? После того, как Арсен ушел?

Спустя столько пережитого и пройденного вместе? Нина думала, что ею, но, оказывается, вместе. Потому что сама как-то незаметно, непонятно когда — но приросла к нему.

Что он сейчас будет делать? Пить горькую? Ударяться во все тяжкие? Или ляжет спать на нерасстеленную постель, толком не раздевшись, чтобы утром вызвать клининг и привести все в жилой вид. Так же, как она — сейчас пьет чай, а утром затеет генеральную уборку. Да, это на него куда больше похоже.

Ведь он — не Рома. Никогда не был Ромой. Никогда не будет Ромой.

И ей уже больше не нужен никакой Рома.

Нина Петровна чуть слышно всхлипнула и словно бы проснулась, с изумлением глядя на собственные подрагивающие пальцы, нервно полощущие чашку, прежде чем наполнить ее кипятком. Какого черта?

Она закрыла кран. Нашла бумажное полотенце. Вытерла руки.

И бросилась в прихожую — обуваться, натягивать обратно пальто, шарить по карманам сумки в поисках ключей от машины. Чтобы еще через несколько мгновений хлопнуть дверью, бежать коридором и стоять перед лифтом, вжимая кнопку вызова и кусая сухие губы. Чтобы уже в кабинке изучать свое отражение в зеркале и не узнавать больше себя. Чтобы холодный мартовский ветер ударил в лицо, не оставив ни единой мысли обо всем случившемся с ней за день, но заполняя единственной тревогой — как Арсен будет без нее этим вечером. А как будет она без него?

Чтобы, оказавшись в салоне автомобиля и заводя его, в сотый раз задавать себе вопрос: ведь он не прогонит, если она приедет к нему? Они слишком немолоды, чтобы прогнал. Эти игры — они для других. А Сеня простит, надо только попросить. Правда же?

… и на мечту можно опереться

***

Все мы мечтаем. Кто-то о маленьком, а кто-то о великом. Кто-то о мире в доме, а кто-то о мире во всем мире. Кто-то о том, чтобы найти себя, а кто-то о том, чтобы остаться собой. Мы мечтаем о разном: о комфорте, о путешествиях, о семье, о романтике, о втором шансе, о невозможном.

Обо всем сразу или хотя бы о том, чтобы не толстеть, поедая пирожные после шести вечера.

Иногда же мы перестаем мечтать. В какой-то момент мы утрачиваем то, что прежде помогало жить с верой в лучшее. Или в Деда Мороза. И тогда забываем свои крылья в самых темных углах нашей души. Или того, что от нее осталось.

Одни из нас становятся стариками, скептично глядящими на мир. Других навсегда меняет приобретенный опыт, превращая в прагматиков. Третьи — боятся снова рискнуть и обжечься, ведь нет ничего страшнее разбитой мечты.

И даже если жизнь уберегла от разочарований, то как отличить мечты от желаний? Ведь если не научился мечтать, желаний все равно может быть много. Закончить престижный вуз, сделать хорошую карьеру, открыть анчоусную, отдохнуть на Мальдивах и просто идти своим собственным путем.

А еще бывает, что бежишь от мечты. Днями, годами, что есть силы. Потому что мечта кажется неправильной и совершенно недостижимой. Потому что исполнение мечты — причинит боль другим. И потому что мечта — это непозволительная роскошь, если ты — замахнулась на что-то, что тебе не по зубам.

Юля Малич, без малого двадцативосьмилетняя совладелица магазина винтажных украшений, была слишком молода для скепсиса и прагматизма, но достаточно твердо стояла на ногах, чтобы признать: она трусиха, по глупости едва не променявшая свою мечту на рутину. Штука была в том, что на ногах она теперь стояла не потому что сама такая уж молодец. А потому, что оказалось, что и на мечту можно опереться. И эдак мир вокруг значительно меньше шатается.

Юля улыбнулась собственным мыслям и застегнула сумку. Часы показывали совсем еще немного времени. Она сегодня закрывала магазинчик пораньше, потому что ей не сиделось на месте. Но ближайшие полчаса — еще здесь.

Впереди — забрать Андрюшку из сада. Он теперь в другой ходил, частный, построенный лет восемь назад для обитателей «Золотого берега».

Потом — приготовить ужин.

А после — она не имела ни малейшего представления, но рядом будет Богдан. А значит, обязательно что-то хорошее.

От этого нечто безымянное сладко трепетало в солнечном сплетении, и ей почему-то казалось, что это крылья. Вернее, крылышки. Тех самых бабочек, которым полагается порхать, когда влюблена. Любила она всегда. Его одного. А влюблена была второй раз в жизни. И снова в него же.

Не работалось.

На столе — колье Трифари от Альфреда Филиппа 1948 года, если верить присланному каталогу. С красными и голубыми камнями, поблескивавшими под лампой дневного света. Полчаса. И нужно отснять. Юлька вздохнула и потянулась за перчатками. Одновременно с этим в помещении зазвонили колокольчики.

«Только покупателей мне тут не хватало!» — с досадой подумала совладелица магазинчика.

— Кофе пахнет, — раздалось от двери.

Юля быстро подняла глаза и наткнулась на фигуру мужчины в дверном проеме. А у нее перехватило дыхание, как с самого первого дня, когда он появился на пороге ее маленького винтажного мирка.

— Хочешь? Я сделаю, — приподняла Юля уголки губ. И даже не догадывалась, каким теплом сейчас наполнился ее взгляд.

— Некогда рассиживаться, — деловито заявил он, в несколько шагов пересекая небольшое помещение и уверенно направляясь в подсобку. Через мгновение снова явился пред ее очи