The Мечты. О любви - Марина Светлая (JK et Светлая)

находится? Ресторан? Клуб? Библиотека?

— Отель. Отец на старости лет вспомнил, что вообще-то он архитектор.

— Я думала, он по крупняку. Ну там… стадион, бизнес-центр, фабрика какая-нибудь. Он вообще всегда страдал гигантоманией.

— Можно подумать, ты знаешь его тысячу лет, — рассмеялся Моджеевский, переступая порог небольшого холла. Швейцар, обряженный в темно-зеленый жиппон и отчего-то немного похожий на Робин Гуда, придержал для них дверь. Внутри же их встретил администратор — молодая женщина, как ни странно, в обычном строгом платье, в каких и ходят обычно администраторы.

И пока она о чем-то говорила с Богданом, вежливо величая его господином Моджеевским, Юля продолжала озираться по сторонам, приходя во все больший восторг — от стилизации, так необычно сочетавшей какой-нибудь тринадцатый век с современностью. Впрочем, сильнее всего ее восхищало обилие зелени в помещениях и, опять, снова, количество света от необычных светильников, выполненных в том же ключе, что и фонари во дворике.

Потом они поднимались наверх по чуть поскрипывающим, не иначе как для создания атмосферы, деревянным ступенькам винтовой лестницы, а Юля, держась рукой за Бодину ладонь, негромко и с улыбкой проговорила:

— Кажется, кто-то когда-то рыцарских романов начитался.

— Ты сейчас про сестру? — поинтересовался Богдан, останавливаясь у деревянной двери, покрытой темным лаком, и вставил в обычную замочную скважину металлический ключ, напоминавший о навесных замках на сараях Гунинского особняка. К некоторому удивлению, тот, несмотря на свои размеры, бесшумно повернулся, и Моджеевский отступил в сторону, пропуская Юлю в номер.

Она шагнула через порог, на ходу бросив:

— Я сейчас про твоего папашу.

Но последнее слово замерло у нее на языке, когда оказалась в комнате. Просторной, светлой, с высокими потолками и огромным арочным окном, за которым угадывался полукруглый балкон с замысловатым каменным бортиком.

Юля шумно втянула воздух и вгляделась в то, что видела за стеклом. Маяк. Ее маяк. Их маяк. И, кажется, сотни роз в вазах, то тут, то там расставленных на всевозможных поверхностях. Как тогда. Как когда они выбирали цветы на пляже.

Она медленно прошла вглубь, едва замечая и только краем глаза выхватывая большое зеркало, свечи на столе, сервированном на двоих, небольшой камин с пышным мохнатым ковром, на котором положено валяться вдвоем, пить вино и говорить обо всем на свете. И изумительной красоты кровать, правда, без балдахина, но зато со светлыми резными деревянными спинками.

Но по-настоящему видела она только этот ярко выделяющийся маяк в окне, все так же пускавший луч в море, как сотню лет до этого, охраняя вход в залив. И оберегая маленький солнечный городок от всех бед и напастей. Неужели все-таки уберег…

Юля медленно повернулась к Богдану и тихо сказала:

— Все предусмотрел, да?

— Надеюсь, — Богдан легко пожал плечами. Скинул пальто, оставшись в одной рубашке с закатанными до локтя рукавами. Он подошел к Юле и заключил в объятие, прижав ее спиной к своей груди. Теперь они вместе смотрели на маяк. Вдох. Выдох. Яркий луч. Богдан улыбнулся. — Между прочим, мой папаша назвал отель именем твой сестры.

— Да он романтик. Красиво. Сколько здесь номеров? Два? Три?

— Вообще пять. Все разные по планировке. Но сдается четыре. Этот отец оставил за корпорацией.

— Отец или ты?

— Не веришь?

— Номер с видом на маяк? — Юля откинула голову назад, прижавшись затылком к его плечу и глядя теперь уже на его профиль снизу-вверх. — Это же твой номер. Без вариантов.

— Совпало.

— Не водил сюда других девчонок?

— Конечно, водил! — невозмутимо сообщил Бодя.

— Пыль в глаза пускал, да?

— Ну ты же и сама знаешь, правда? — рассмеялся он.

— Ульке твоей понравилось?

— Кому?

— Панкратовой Ульяне, — терпеливо повторила Юля, пытаясь удержаться, чтобы не рассмеяться. — Была у тебя. Блондиночка. Из вашей школы, что ли.

Удивленно вскинув бровь, Богдан развернул Юльку к себе лицом и уточнил:

— В смысле «у меня была»?

— Любовь-морковь-романтика, — легкомысленно повела плечиком она, при этом внимательно глядя ему в глаза.

— С кем? С Ульяной? — охренел он. — Ты что? Ты все это время серьезно?! Не прикалывалась?

— С чего бы?

— Ну это даже не смешно, — прыснул Моджеевский. — Я и Улька. Капец!

— Скажешь не было?

— Того, на что ты пытаешься намекать — не было.

— И в Лондон она к тебе не ездила? — прищурилась Юлька.

— И в Лондон она ко мне не ездила.

— Моджеевский, я почти год изучала ее слюнявый Инстаграм, потому что меня каждый посвященный тыкал. И про Лондон знаю точно! — победоносно объявила она. — И про первый поцелуй. И про то, что ты секси.

— Ты в моей инсте ее видела? — фыркнул Бодя. — Маньячка!

— А вот видела! В Альпах! Вы на Новый год кататься ездили компанией, когда ты просрал поступление! Кстати, полжизни хотела тебе по этому поводу сказать, что ты балбес.

— Стоп, — он мотнул головой, отчего волосы растрепались и в неярком освещении он словно сбросил эти чертовы десять лет, которые их разделяли. — Слишком много предъяв одновременно. Давай по очереди.

А по очереди у нее не получалось. Никогда не получалось, ни тогда, ни теперь. Юлька мечтала стать актрисой, чтобы однажды поступить на бухгалтерский учет. Работала аудитором, чтобы теперь вести блог о винтажных украшениях. Какая уж тут очередность?

Она медленно подняла лицо и коснулась легким, чуть ощутимым поцелуем уголка его губ. Таких же, как тогда.

— Ты встречался с Ульяной, — утвердительно заявила Юля. — И прогулял тестирование. Ни то, ни другое о большом уме не свидетельствует. И я злилась. Ужасно злилась, потому что считала тебя гораздо умнее, чем я. А ты… вел себя, как пустоголовый мажор.

— Можно подумать, ты вела себя, как умная! — беззлобно возразил Моджеевский.

— Ну, по крайней мере, с такой дурой, как Панкратова, я не гуляла. «Я и секси-Моджиевский!» — с придыханием перекривляла воображаемую Ульянкину интонацию Юля, подкатив глаза. — Она даже твою фамилию правильно ни разу не смогла написать, между прочим. Как только не извращалась.

— Поэтому ты нашла себе умного препода. Ну да…

— Какого