Дочь палача и театр смерти - Оливер Пётч

– Вот еще! – проревел Адам Гёбль и поднял кулак. – Не бывать больше этому! Из-за него мой сын угодил за решетку. Пускай теперь расплачивается! За это и за все прочее! Никакой пощады жадному псу, довольно он нас мучил!

Вюрмзеер успокоил его жестом.

– У каждого из нас хватает причин ненавидеть Конрада. Дело не только в той глупой угрозе. Некоторых он разорил, у кого-то покупал работу за сущие гроши, других обсчитывал на продаже скота или сотне других сделок… – Тут Вюрмзеер резко понизил голос, заговорил проникновенно: – В древние времена на этом холме приносили жертвы. Кое-кто из вас делает это до сих пор в виде угощений или небольших подарков. Но, боюсь, в тяжелые времена, как сейчас, жертва нужна более значительная…

Тут он снова многозначительно помолчал. Симон видел в свете факелов, как в предвкушении заблестели у всех глаза.

Они и впрямь хотят принести его в жертву!

Мысли вихрем проносились у него в голове. Должно быть, на этом самом месте Вюрмзеер и еще несколько безумцев принесли в жертву Маркуса и Мари. Файстенмантель, вероятно, был тому свидетелем и теперь грозился выдать виновных. И теперь должен лишиться за это жизни. Может, юный Доминик и Урбан Габлер были убиты по тем же причинам? И Себастьян Зайлер наложил на себя руки, потому что не мог дальше жить с таким грузом?

– Мы, жители Обераммергау, – гордый и свободный народ и никогда не слушали ничьих указаний, – продолжил Вюрмзеер. – Мы всегда вместе принимали решения. И теперь поступим так же. Те, кто считает, что Конрад Файстенмантель заслуживает смерти и что это убережет нас от грядущих бед, поднимите руки.

Поначалу робко, затем более уверенно собравшиеся стали поднимать руки.

– Убить! – выкрикнул кто-то.

Второй подхватил:

– Убить!

И уже зловещим хором разносилось:

– Убить, убить, убить!

Вюрмзеер жестом призвал толпу к тишине, после чего кивнул с серьезным видом.

– Так тому и быть.

Он выхватил кинжал и медленно двинулся к кресту.

В этот миг Симон услышал позади тихий шорох. Он оглянулся в страхе. Со стороны леса к нему быстрым шагом приближался судья Йоханнес Ригер и с ним четверо стражников.

– Господи Иисусе, вас послали небеса! – просипел цирюльник.

Он испытал невероятное облегчение. Очевидно, судья в последний момент узнал о жутком замысле и теперь явился, чтобы положить этому конец. Значит, здравый смысл и закон еще имели силу в этой долине.

– Эти безумцы собираются принести в жертву Конрада Файстенмантеля, – прошептал Симон, когда Ригер оказался рядом. – Должно быть, Вюрмзеер вместе с кем-то еще сотворил нечто ужасное с батрацкими детьми, а Файстенмантель знал об этом. Нужно срочно…

– У нас тут шпион! – громко крикнул судья и показал при этом тростью на ошарашенного Симона. – Он подкрался и подслушал. Я знал, что часовые вокруг леса будут нелишними. – Ригер с тонкой улыбкой обратился к стражникам: – Хорошая работа. А теперь отведите парня на холм. Возможно, одной жертвой сегодня не ограничится.

Судья наклонился к цирюльнику, застывшему в ужасе, и произнес тихим, почти сочувственным голосом:

– Я ведь говорил вам, мастер Фронвизер, чтобы вы не вмешивались в дела, которые вас не касаются. А теперь слишком поздно.

Стражники схватили Симона и потащили по тесному коридору, образованному зрителями. Фронвизер кричал, шляпа слетела у него с головы, и толпа втоптала ее в грязь. Точно овцу на убой, стражники волокли беззащитного цирюльника на вершину холма, к ревущему костру и кресту с висящим вниз головой Файстенмантелем.

Наверху, с кинжалом в руке, дожидался Вюрмзеер.

– Друзья мои, боюсь, нам снова придется голосовать! – раздался его громкий голос.

Симон закрыл глаза.

«Это кошмарный сон, – думал он. – Господи, дай мне проснуться!»

Когда Фронвизер вновь открыл глаза, первые из зрителей тянули вверх руки.

Он догадывался, чем окончится голосование.

* * *

К тому времени, когда Магдалена добралась до Обераммергау, снег повалил, как в феврале. Крыши и дороги устилал белый покров, с гор завывал ветер. Она по-прежнему держала перед носом у Франциска кусок соли. Осел шагал с возрастающим нетерпением.

За последние полчаса Магдалена не раз обругала себя за собственную глупость. По сути, она давно могла догадаться о том, что происходило в том сарае в Сойене. Смертельный ужас, вероятно, затмил ее разум. Но в нынешнем положении это знание ничего, в общем-то, не меняло. Она должна как можно скорее разыскать Лехнера – это единственное, что сейчас имело значение. В первую очередь нужно спасти Барбару! Магдалена понятия не имела, где ей искать секретаря. Она знала лишь, что он вместе с ее отцом отправился в Обераммергау. Что ж, в этом деле ей наверняка поможет Симон. Магдалена до сих пор злилась на мужа за то, что он, не посоветовавшись, решил задержаться. Но в то же время она ужасно по нему соскучилась. По нему и по старшему сыну. Быть может, скоро ей выпадет возможность сообщить семье о своем новом положении… Она погладила себя по животу и нахмурилась: «Надо надеяться, что брат Константин прав и с ребенком ничего не случилось. По крайней мере, кровь не шла».

Магдалена огляделась на темной, заснеженной улице в надежде встретить кого-нибудь и спросить дорогу к цирюльне. Но на улице не было ни души. И в окнах почему-то не горел свет. Большой трактир справа, похоже, был закрыт. Может, все отправились на какое-нибудь богослужение? Магдалена решила заглянуть в церковь, чья колокольня темным контуром вырисовывалась во мраке. Но и там стояла полная тишина. На кладбище высилась странная конструкция, похожая на сцену, и по ней кто-то ходил из стороны в сторону, опустив голову и молитвенно сложив руки.

– Эй, там! – крикнула Магдалена и помахала. – Вы меня слышите?

Человек поднял на нее глаза и вздрогнул. По его одежде Магдалена догадалась, что это, должно быть, местный священник.

– Господь всемогущий! – просипел он и упал на колени. – Христос явился в Обераммергау!

– Я не… – начала Магдалена, но священник прервал ее:

– О, я знаю, что согрешил! – произнес он жалостливо. – Я не должен был допускать этого! Я был слаб, Господи! Я боялся за свою жалкую жизнь. О Господи, прости меня!

– Понятия не имею, о чем вы, – пробормотала дочь палача.

Но потом она вдруг поняла, что так смутило священника. В рясе и с длинными волосами Магдалена действительно имела отдаленное сходство с Иисусом на фресках в церкви Шонгау. И восседала на осле, словно Христос въезжал в ворота Иерусалима. «Не хватает только пальмовых листьев и ликующей толпы, – подумала она. – В особенности толпы…»

Женщина соскочила с Франциска и на подгибающихся ногах прошла на кладбище. Священник по-прежнему стоял на коленях и молился.

– Э, могу вас успокоить, ваше преподобие, – проговорила она. – Я никакой не Иисус, а всего лишь Магдалена Фронвизер из Шонгау. Жена цирюльника. Мне нужно срочно разыскать супруга. Вы случайно не знаете, где он?

Священник поднял на нее растерянный взгляд. Магдалена заметила, что он бледен как мертвец и дрожит всем телом. Похоже, что-то здорово его напугало. И сама она почувствовала теперь, как внутри расползается страх.

Что здесь произошло?

– Не… Иисус?.. – пробормотал священник. Он поднялся с колен и встряхнул головой, словно очнулся от кошмарного сна.

– Мой муж цирюльник, – медленно и мягко, точно ребенку, произнесла Магдалена. – Где он? – Не дождавшись ответа, она продолжила: – Может, вы тогда знаете, где найти секретаря Лехнера? Или моего отца? Он палач из Шонгау.

Священник пронзительно рассмеялся. У Магдалены сложилось впечатление, что он немного не в своем уме.

– Ха, палач нам тут и вправду пригодился бы, – заметил он и хихикнул. – Столько покойников, столько виновных… Я подозревал, с самого начала подозревал! Но молчал. В том моя вина, тягчайшая вина!

Магдалена беспокойно огляделась. Безлюдное кладбище, надгробные плиты покрыты снегом, ветер свищет в церкви сквозь распахнутые двери… Ей стало не по себе.

– Где же все люди? – осведомилась она. – В окнах не горит свет.

Священник указал на запад, где вырисовывались очертания могучей горы.

– Кофель призвал их, – пробормотал он. – Они творят злодейство, и я не могу помешать им. Господь свидетель, я пытался их образумить! Но они… они не пожелали меня слушать! Лишь немногие остались. Мистерия могла объединить нас, но теперь, когда ее отменили…

Погруженный в собственные мысли, священник продолжал бормотать, но уже отвернулся и снова принялся мерить шагами сцену от одного угла к другому, точно зверь в клетке. При этом он беспрестанно качал головой. Магдалена поняла, что от него никакой помощи не добиться.

– Спасибо, ваше преподобие, – сказала она вежливо. – Мне пора. Как я уже сказала, у меня срочное дело.

Магдалена поспешила за кладбищенские ворота, вспрыгнула к Франциску на спину и шлепнула его по крупу.