История Крестовых походов - Екатерина Моноусова

Надо сказать, что суеверные шведы не стали восстанавливать разрушенную крепость. Они заложили новую столицу — Стокгольм. Строительством руководили вдова архиепископа Иона и ярл Биргер — однофамилец того, что более полувека спустя пойдет войной на самого Александра Невского…

«Ту бысть велика сеча свеем»

…В 1240 году незваные католические «братья» вторглись на Русь. Шли они не с севера, а с запада, из «неметчины». Перед великим походом магистр наставлял их:

«Вам предстоит биться с язычниками, особенно с русскими еретиками — самым опасным и сильным нашим противником. Ибо руссы имеют склонность помогать и эстам, и литовцам, и ливам. Мы должны сокрушить их. И мы добьемся этого своим мечом. Действовать надо без пощады, чтобы никто не посмел поднять оружие против рыцарского воинства»… В ответ братья, издавая воинственный клич, потрясали мечами. Русских еретиков они будут разить без промаха! Не случайно их братство прежде звалось орденом меченосцев! На их рыцарских плащах красовались два скрещенных меча, острием вниз — как символ несокрушимой мощи. Второе название — «Братья Христова рыцарства» — было давно позабыто. Полно, до заповедей ли Божьих, когда речь идет о борьбе с неверными! И братья-рыцари дружно топтали всех, кто оказывался у них на пути. Казнили без разбора, обдирали без совести, брали в заложники…

«Междоусобия не перестают, кровь льется, набеги русских и впадения рыцарей в их границы пустошат оба края, ничтожат соседние племена… Крепости переходят из рук в руки, везде трупы, развалины, слезы от утешения, вопли от грабежа…» — напишет несколько веков спустя писатель и будущий декабрист Александр Бестужев, много путешествовавший в тех краях. «Буллы Ватикана, как театральные перуны, гремели, никого не пугая и не поражая. Должно, однако же, отдать справедливость папам, столь часто клеветанным, что они под проклятиями запрещали делать рабами новообращенных христиан в Ливонии, как и в Америке, и все напрасно. Свои выгоды были ближе к сердцу рыцарей, чем увещевания папы…»

Со временем орден превратился в анархическую вольницу, не признающую никаких законов. Доблестные рыцари сами решали, на кого и когда идти. И к 1229 году меченосцами были завоеваны Эстония, часть Курляндии и Ливония. Под именем Ливонии и объединились земли — как владение ордена, единое и неделимое. Сам же орден был измотан и унижен целым рядом крупных поражений. В 1236 году в битве при Сауле меченосцы потеряли треть своего войска, включая и самого магистра Волквина. О том, где проходило сражение, до сих пор спорят историографы двух прибалтийских стран. Латыши считают, что речь идет о Вецсауле, через который пролегал путь из Литвы в Ригу. Литовцы убеждены, что битва произошла у Шяуляя. Несмотря на разногласия, обе стороны не забывают подчеркнуть тот факт, что в составе трехтысячной армии меченосцев были две сотни псковичей. Судя по всему, устав от чрезмерной опеки новгородцев, они искали в Риге союзника — а нашли смерть на поле брани…

Захватчики попали в засаду. Это произошло настолько неожиданно, что рыцарская кавалерия даже не пыталась контратаковать. Большая часть воинов полегла в непроходимой топи литовских болот. Лишь каждый десятый псковитянин вернулся домой.

Снарядили посла в Рим — чтобы поведал папе о жалком состоянии братства. Слезно умолял он о соединении с сильным соседом — тевтонцами. И был услышан. Папа постановил: быть гроссмейстеру Тевтонского ордена сюзереном меченосцев. А им, раз квартируют в Ливонии, отныне называться Ливонским — орденом Святой Марии немецкого дома в Ливонии. И на груди рыцарей отныне рядом с мечами будет красоваться черный немецкий крест…

Рыцари легко захватили территорию к востоку от реки Наровы, «повоевавша все и дань на них возложиша». На землях, прилегающих к Финскому заливу, они создали крепость Копорье — важный плацдарм, позволявший контролировать торговые пути по Неве. И — дерзко вторгшись в самый центр русских владений, вторглись в новгородский пригород Тесово.

Теперь они беспрепятственно грабили новгородских купцов в 30 верстах от города. Богатый край постепенно превратился в пустыню: «Не на чем и орати по селам», — сообщает летописец. «Орати» означает «пахать», но вопль отчаяния и впрямь стоял в те дни по всей Русской земле. «Ни одному русскому не дали уйти невредимым. Кто защищался, тот был взят в плен или убит. Слышны были крики и причитания: в той земле повсюду начался великий плач…»

Вскоре пал древний Изборск. Тогда рыцарям «противу… выиде весь град» — Псков. Но и псковское ополчение потерпело поражение — почти тысяча убитых, бесчисленное множество пленных. Преследуя ополченцев, тевтонцы подступили к городу. С ними был и князь Ярослав Владимирович, сын псковского правителя, еще в 1232 году изгнанный за какие-то грехи новгородцами. Бежавшего приютило Дорпатское (ныне — Тарту) епископство. Разумеется, роль отставного князя была Ярославу не по душе, и он с упорством, достойным лучшего применения, подбивал новых союзников выступить против русичей. За помощь в возвращении княжеского трона местному епископу была обещана ответная помощь в борьбе с Литвой. А тут еще поступили обнадеживающие вести из бывшей вотчины отца Ярослава — часть горожан во главе с боярином Твердило Ивановичем обещала поддержку опальному правителю.

Ивот немцы уже под стенами Пскова. Горит посад, полыхают окрестные села. «…И зажгоша посад весь, и много зла бысть, и погореша церкы… много сел попустиша около Пскова. Истояше под городом неделю, но города не взяша, но дети поимаше у добрых муж в тали, и отъидоша прочее». Рыцари готовились к штурму — но его не последовало. Слово Твердило Ивановича и впрямь оказалось твердым: он сдал Псков немцам. «Великим плачем» наполнилась Псковская земля. Помните жуткий эпизод из черно-белого фильма «Александр Невский»? Закованный в железо рыцарь бросает в огонь рыдающего ребенка… И хотя я в детстве всякий раз крепко зажмуривала глаза, жалобный плач еще долго стоял в ушах. Разумеется, как настоящий октябренок, я и слыхом не слыхивала о библейском избиении младенцев. А вот Эйзенштейн, разумеется, Библию читал, и мрачная тень царя Ирода зловеще маячила «между кадров» фильма. Упоминания о сожжениях встречаются и в древнерусской «Повести о Довмонте». Там рассказывается, как тевтонские инквизиторы заживо сжигали монахов, а также женщин и детей, искавших убежища в монастырских стенах: «Изгониша немцы посад у Пскова марта в 4-й день, черноризиц и убогих избиша, и жены, и дети, и монастыри немцы пожгоша…»

Оставив в захваченном городе двух рыцарей и небольшой гарнизон, ливонцы отправились дальше — на Новгород. «Укорим словенский язык себе» — подчиним русский народ! И одновременно крестовым походом двинулись на Русь шведы. Еще два года назад римский папа Григорий IX «благословил» их короля Эриха Картавого на крестовый поход против Руси: «Воистину, если бы все поднялись против подобных людей и, невзирая на возраст и пол их, целиком истребили, то это не было бы для них достойной карой!» Тем, кто вернется домой, было обещано «отпущение грехов», а павшим — «вечное блаженство». Что ж — вполне достойная цена за «крещение» проклятых схизматиков! А заодно с выполнением этой святой цели не грех и прибрать к рукам балтийские земли. И вот в мае 1240 года в Новгород прибыли кардиналы Гальд и Гемонт. Выслушав их ультиматум, Александр отрезал: «От вас учение не примем!» Видимо, не зря Священное Писание еще в детстве было любимым чтением князя…

А еще, говорят, он до дыр зачитал «Александрию» — книгу о подвигах Александра Македонского. И, чтобы стать вторым Александром, княжич исправно учился — «вседше на коня, в бронех, за щитом, копьем биться». В 10 лет вместе с дядькой он поднимал на рогатину медведя, а когда подрос, участвовал в походах отца. В общем, что такое славный бой, он знал не понаслышке.

Александр Невский

Тем временем папские послы, несолоно хлебавши, отправились в Швецию. И в первых числах июля рыцари под командованием ярла Биргера, «в силе велице, пыхая духом ратном», вошли в Неву. Неприятеля сопровождали и католические епископы; они шли с крестом в одной руке и мечом в другой. Высадившись, шведы и их союзники раскинули свои шатры в устье Ижоры.

«С причаливших судов были переброшены мостики, на берег сошла шведская знать, в том числе Биргер и Ульф Фаси в сопровождении епископов…за ними высадились рыцари. В Новгород, где правил Александр Ярославич, полетело дерзкое послание: „Если можешь, сопротивляйся, но знай, что я уже здесь и пленю твою землю“. Впрочем, письмо запоздало — князь уже и так знал о вторжении врага. Ижорский старейшина Пелгусий, бывший язычник, крещенный в православие и нареченный Филиппом (ему была поручена „стража морская“), заметил корабли шведов и сообщил в Новгород. Летописи, впрочем, утверждают — дело тут вовсе не в бдительности Пелгусия. Просто накануне боя стражник имел видение: стоял „при крае моря, стрежашеть обою пути, и пребысть всю нощь во бденьи; яко же нача всходити солнце, и слыша шумъ страшенъ по морю, и виде насадъ (судно) един гребущь, посреде насада стояща мученику Бориса и Глеба в одеждах червленныхъ… и рече Борис: брате Глебе! повели грести, да поможемх сроднику своему Александру“…»