Поэмы - Алишер Навои

ГЛАВА XXI

О том, как после долгих уговоров отец Меджнуна добился от сына согласия жениться на дочери Науфаля и о том, как после свадебного пира во дворце Науфаля Меджнун убежал в степь, покинув невесту

Украшенный жемчужинами слов,Девичий лик рассказа был таков:

Когда пришел в сознание беглец,Заплакал, горько жалуясь, отец,

Увещевал Меджнуна без конца, —И тот, взглянуть не смея на отца,

На землю, от стыда сгорая, лег,Он целовал следы отцовских ног,

Молил отца: «Прости меня скорей,Я прибегаю к милости твоей!»

Решив: сознался сын в своей вине,Раскаяньем наказан он вполне,

Отец сказал: «Ты можешь быть прощен,Но должен жить, как требует закон.

Вину свою ты искупи сейчас:Как я велю, так поступи сейчас».

Меджнун всегда великодушным был,Он благородным и послушным был,

Когда в мозгу не воцарялась мгла,Чужда ему невежливость была.

Исполнен вежества прямых людей,Исполнен мужества святых людей,

Несправедливости не выносилИ неучтивости не выносил.

Он так сказал отцу: «Твой правый судИ слово — пусть прощенье принесут.

Твой приговор я с радостью приму,Я слову подчиняюсь твоему».

От этих слов повеселев тотчас,Отец повел о сватовстве рассказ:

«Единственный среди аравитян,О нет! Скажи: среди подлунных стран, —

Был Науфаль заступником тебе,Всегда сочувствовал твоей судьбе,

Всегда помочь твоей любви хотел,Но был тебе сужден другой удел…

Его стараний счесть я не могу,Ты в неоплатном у него долгу,

Ты должен повиниться перед ним,И будешь ты прощен отцом родным.

Ты хочешь быть покорным до конца?Исполни просьбу дряхлого отца;

Мне принеси повиновенья дань,А Науфалю верным сыном стань.

Есть у него жемчужина одна,И сердце каждое влечет она.

Таит живую розу красотыДевичий заповедник чистоты.

Она красой затмила небеса,Сразила сто племен ее краса,

Ее невольникам потерян счет,Открыться ей — невольный страх берет,

Твое согласье — слава для меня,А твой отказ — отрава для меня.

Прощу тебя, когда согласье дашь,И весь народ возрадуется наш».

Язык Меджнуна так отец связал,Что «соглашаюсь я!» Меджнун сказал.

Обрадовал отца ответ его,Людей созвал он племени всего,

И вот выносят яства и вино —Припасы приготовлены давно.

Одежды пира украшают всех,А на Меджнуне — драгоценный мех,

Вот соболь черный, белый горностай, —Одетым в день и ночь его считай!

И двинулся веселый караван,И показался Науфалев стан.

Созвал и Науфаль своих гостей,Созвал он знатных и простых людей.

Уселись приглашенные в кольцо,К законам счастья повернув лицо.

И длился пир семь дней и семь ночей.И много было сказано речей,

И много чаш осушено до дна,И радость остается им одна:

Сейчас войдут в нарядах дорогихПрекрасная невеста и жених.

Невесту девять спрятало завес,Как месяц девять спрятало небес.

Жених красив, как солнце поутру.Ему готово место на пиру.

И вот, красноречивый, как Иса,Восславил проповедник небеса,

Хвалу и славу господу воздалИ солнце с месяцем он сочетал.

И деньгами осыпана чета, —Да будет жизнь в богатстве начата.

Когда, сходна с невестой молодой,Заря закрылась темною фатой,

И на земле, на пастбищах степных,Ночь на колени стала, как жених,

И дорогих каменьев без числаНа девяти подносах поднесла,[89]

Тогда, смеясь над юною четой,Их вместе привели в шатер пустой,

Смеялись, ложе разостлав для них, —Невеста не смеялась и жених.

Свели, увлечены своей игрой,Купца — с товаром, Муштари — с Зухрой.

Но мудрый Науфаль пришел потом,Людей он попросил покинуть дом,

Закрыл от взоров любопытных вход,И разошелся по шатрам народ…

А Науфаль сидел и пил вино,Но сердце было смутою полно.

И, беспокоясь о судьбе детей,Он тихо встал, чтоб не привлечь гостей.

И, крадучись, приподнял он кошму,И что же тут представилось ему?

Узнав, что любопытные ушли,Привстала сразу дочь его с земли,

Привстала, чтоб у ног Меджнуна лечь,И повела потом такую речь:

«Единственный средь мира и в любви!Сияют верностью глаза твои!

Из-за страдальческой любви к ЛейлиТы притчей стал для жителей земли,

И славят все влюбленные тебя,Твою любовь навеки возлюбя.

Лейли ты отдал сердце и покой,Зачем же в брак вступаешь ты с другой?

Желая наших радовать отцов,Зачем ты сердца заглушаешь зов?

О юноша! Ты — царь страны любвиИ всех, чьи помыслы — верны любви!

И я внушила страсть душе одной,И у меня есть милый, есть больной,

Из-за меня сгорает он в огне,Привязан путами любви ко мне.

И я люблю, горю я вместе с ним,Но пламя наше в тайне мы храним.

Подумай сам: что будет, если вдругУслышит он, что мне Меджнун — супруг?

Как нынешнюю ночь он проведет?Не в силах жить, он гибель обретет!

Отныне тайну знаешь ты мою,О милости, Меджнун, тебя молю:

Поняв, что я перед другим в долгу,Что поступить иначе не могу, —

Ты встанешь и покинешь мой шатер,Не выставив народу на позор.

Из-за меня гонения прими!Ты строго будешь осужден людьми, —

Пусть ополчатся всюду на тебя,Но я молиться буду за тебя!

Так счастье дашь ты сердцу моему,Меджнун! К тебе взываю потому,

Что с прочими людьми не сходен ты,Великодушен, благороден ты!

Надеюсь я, что бог, дающий свет,Убережет Лейли от всяких бед.

Жемчужину, рожденную для нег,С тобой соединит господь навек!»

Меджнун ответил: «В радости живи!Печальная — счастливой будь в любви!

Любя, одежды верности надень.Да будет бог с тобою каждый день.

Я понимаю боль любви чужой —И я скорблю израненной душой.

Упреков не страшись: вот я стою —Пусть падают на голову мою!

Прощай. Тебе не причиню я зла.Я сам хотел уйти. Ты помогла».

Так, пожелав ей много долгих дней,Он проявил великодушье к ней,

Ей братом стал, ее назвал сестрой,И вышел он и скрылся за горой.

Опять он по степи решил блуждать,В пустыню горя он ушел опять.

* * *

Был Науфаль беседой изумлен.Своим ушам с трудом поверил он!

Весь разговор, подслушанный в тиши,Потряс его до глубины души.

И воин встал, и полон был тоской,И тяжело пошел он в свой покой,

Как тот, кто крепким опьянен вином,Не ведая, что бендж таился в нем.

Что предпринять ему? С чего начать?Нельзя рассказывать, нельзя молчать!..

А за другой стеною в эту ночьСкрывался тот, кого любила дочь.

В руке держал карающий кинжал,От ярости и ревности дрожал:

Замрут в блаженстве, — душу погубя,Он их убьет сперва, потом себя!

Но был он чистой страстью опалим,И смилостивилась любовь над ним.

Он, у Меджнуна чистоте учась,Меджнуном был обрадован сейчас.

Меджнуновым величьем пораженИ разумом девичьим потрясен,

Он понял, что любимая верна:Любовь неколебимая видна!

К земле припал он, в нем вскипела кровь,Он сделал явной скрытую любовь.

Терпенье робкое замолкло в нем, —Любовник пламенный ворвался в дом,

Перед любимой головой поник.Испуганная, — подавила крик,

И сердце друга ласково взяла,И голову страдальца подняла,

Укрыла голову в своей тени.Давно друг друга жаждали они,

До этой ночи, жажде вопреки,Не подавала встреча им руки,

Но был их пламень чистым, не плотским,И подало свиданье руку им.

Безгласные, слились они в одно,Их опьянило близости вино.

Но птица утра прокричала вдруг,И вот с возлюбленной расстался друг…

Когда заря-невеста поднялась,Белилами рассвета набелясь,

И небеса прислуживали ей,Держа пред нею зеркало-ручей,

Тогда решили гости поутруНаправиться к счастливому шатру,

И, радостные, вместе все пошли,К Меджнуну и невесте все пошли.

И что ж? Нашли одну, а не двоих.Увидели невесту. Где жених?

Два племени заплакали тогда,Два племени погибли от стыда!

И головою Науфаль поник.Был скован немотой его язык!

Но все же долее молчать не мог.Сказал: «Так пожелал всевышний бог,

Судьба такая свыше суждена,Не ваша здесь и не моя вина,

Здесь не виновны даже сын и дочь.Забудем все. Не в силах мы помочь».

И, проводив гостей, вернулся он,Упал на землю, растянулся он,

От всех скрывая, как душа скорбит,Скрывая боль страданий и обид…

О лекарь мой искусный! Болен я,Твоим леченьем недоволен я.

Когда тебе меня взаправду жаль, —Верни мне душу, прогони печаль.

ГЛАВА XXII