Поэмы - Алишер Навои

ГЛАВА XX

О том, как укрепились нити дружбы между Науфалем и отцом Меджнуна, как Меджнун убежал в степь и встретил там пастуха из племени Лейли, как безумец лишился сознания и уподобился барану или хотанскому джейрану, которого приносят в жертву в честь праздника «Курбан»

Кто ехал на верблюдице стихов,Тот песню пел, и был напев таков:

Когда безумец в отчий дом вступил,Обрадовался тот, кто грустен был,

Отец повеселел душой опять,Помолодела сгорбленная мать,

В парчу одели сына, в тонкий шелк…Об этом деле разговор не молк,

Сердца людей он заставлял расцвесть!Узнал и Науфаль благую весть.

Он тосковал о юноше больном,Он горевал, скорбел душой о нем.

Прогнал счастливый слух его печаль!И, чтоб Меджнуна видеть, Науфаль

Помчался вскоре к племени Амир.Забыто горе в племени Амир,

С любовью встречен знатный воин был,Прием сердечен и достоин был,

За гостя каждый жертвой стать готов!И, дружбу выказав на сто ладов,

Меджнун и полководец обнялись,Как две лозы, они переплелись.

И долго в стане племени АмирВ честь Науфаля шел веселый пир.

Был весел Науфаль, доволен всем,Не видел, что Меджнун смущен и нем.

Когда зашла вечерняя заря,Как Науфаль, отвагаю горя,

Когда меджнуноликим небесамПредаться время пробило слезам,

Разбросить всюду горсти звезд своих —Опресноки припасов путевых, —

Тогда и гость дорогою прямойНаправил скакуна к себе домой.

Был весел Науфаль, ретив скакун, —По-прежнему невесел был Меджнун.

Отец его, с собой наедине,Так думал: «Прибыл Науфаль ко мне,

Меня возвысил он среди людей,Мой дом почтил он милостью своей.

Мне полководец оказал почет…Какая цель его сюда влечет?»

И вспомнил он: «Твердили все кругом:С Меджнуном Науфаль давно знаком,

Меджнуна ради обнажил он меч,Меджнуна сыном он желал наречь,

На дочери своей женить его…Да, склонен он вступить со мной в родство

А нет, — зачем он прискакал в мой стан?У Кайса не такой высокий сан,

Чтоб запросто к нам ездил Науфаль!Без повода он прибыл бы едва ль…

Мы Науфаля посетим сейчас, —Того учтивость требует от нас,

Проявим кротость в разговоре с ним,Потом слова о браке изъясним.

Нам будет радость, если скажет: да!А скажет: нет! — смиримся мы тогда.

И вот старейшин всех собрал глава.Одобрили они его слова.

Решили: Кайс останется в дому, —Не подобает выезжать ему.

И вот плеяды полночи зажглись,И люди, как плеяды, собрались,

И двинулись они степным путем,И сто рассказов повели потом,

И побасёнкам не было конца.Увеселяя так свои сердца,

Достигли науфалевых шатров.Они нашли гостеприимный кров.

Умом высок и светел Науфаль!Гостей с почетом встретил Науфаль,

Он поместил их в лучшие шатры,И начались веселые пиры.

И гости, молчаливые досель,Открыли, в чем их посещенья цель.

Был Науфаль обрадован весьма.Благая весть для сердца и ума!

Сказал: «Давно уже, по мере сил,Заботу о Меджнуне я вкусил,

О браке слово я сказал давно,То слово крепкое навек дано,

Отказывать не стану и теперь.Назад ступайте к стану вы теперь,

А здесь для пира свадебного яВелю готовить яства, пития.

Меджнуна сыном скоро назову —Желаньем этим только и живу».

И свадьбы день назначил Науфаль.Приготовленья начал Науфаль,

Чтоб угощеньем на пиру блеснуть…Простились гости и пустились в путь,

Поехали, довольные собой,Не зная, чтó им суждено судьбой.

* * *

Случилось так: Меджнун в своем шатреМетался, как преступник на костре,

Его объяла пламенем любовь,Лишила воли, в степь толкала вновь.

И вырвался язык огня любви,И выбежал безумец в забытьи.

Родных разбив надежды, — убежал,В пустыню без одежды побежал.

Так мчится до заката солнца он,Не знает сам, куда несется он, —

Любовь Меджнуна по степи несла.Но вот седое небо до Козла[85]

Домчалось, наконец, издалека,Собрало звезды — капли молока,

Лепешку приготовило оно,И снова солнце мира зажжено!

И услыхал Меджнун блеянье вдруг,И стадо увидал баранье вдруг,

И встретился в пустыне с пастухом, —Казалось, был ему пастух знаком,

И пастуха страдалец поразил,Страдальца о здоровье он спросил.

«Твой лик благословен! — Меджнун вскричал, —Скажи, где прежде я тебя встречал?

Меня влечет к тебе твой добрый нрав!»Сказал пастух, к ногам его припав:

«Мой жребий скромен — я пастух простой.К баранам отношусь я с добротой,

С ягнятами беседую всегда,Лейли принадлежат мои стада.

В народе я видал тебя не раз,Страданья школу ты прошел у нас,

Давно я знаю про твою беду,Но я лекарство для тебя найду!»

Меджнун, чтоб высказать любовь свою,Упал пред ним, он сделал бровь свою

Подковкой для сандальи пастуха,Воскликнул: «О не ведавший греха!

Твои слова, как душу, я приму,Вернул ты душу телу моему!

Ты мертвых оживляешь, как Иса,В пастушестве творишь ты чудеса!

О ты — Муса: твой клич законом стал!Ты — Аарон: твой жезл драконом стал![86]

Нет, Хызром стал ты на моем пути,Живую воду мне помог найти![87]

В ночи разлуки стал ты светом дня.Я болен страстью. Пожалей меня».

Сказал пастух: «Благословен твой путь!Мой друг, со мной до вечера побудь,

Мне ведомо влечение твое,Мне сладко излечение твое».

И вот Меджнун весь день в пыли бредет,Но длится долгий день, как целый год.

И вот заходит солнце. День потух.К становищу погнал стада пастух,

Потом баранью шкуру показал:«Накинь ее на плечи, — он сказал, —

Войди в нее, Меджнун, согни свой станИ стань четвероногим, как баран,

И буду в стаде я тебя пасти, —Такого случая не упусти.

Узнай: как солнце озаряет мирВ созвездье Овна, так и твой кумир,

Играя и резвясь в кругу подруг,Сюда приходит, на зеленый луг,

Чтобы взглянуть, как мы доим овец,Блеснуть, как солнце, для простых сердец,

Дойдет она до головы твоей, —Тогда на пери бросить взгляд сумей!»

И вот Меджнун — таков его удел —Баранью шкуру на себя надел,

И весь вошел в нее, согнув свой стан, —И стал четвероногим, как баран.

И вот встает становище вдали,И вот бежит с подругами Лейли, —

Так в ореоле звезд блестит луна.Она тоской великою полна,

Огонь разлуки щеки ей ожег, —Покрыл румянец кожу нежных щек.

И лепесток — лицо ее: оноРосой кровавых слез напоено.

И локон уподобился метле:Смятенья пыль развеял по земле.

Смятение сурьмит ее глаза,В них блещет молния, шумит гроза,

Печали черный дым клубится там,Ресница каждая — убийца там!

Разумного сожжет ее краса,Безумного убьет ее гроза.

Воистину красавица она:Все гибнет, лишь появится она.

Ей пери позавидовать могли б!..Ее Меджнун увидел — и погиб.

Такой издал он исступленный вздох,Что небо задрожало, мир оглох!

Среди баранов он упал в пыли, —Как будто на закланье повели.

Забывшись, он заплакал, и тогдаБараны разбежались, кто куда, —

Друг друга забодали на бегу.Лишь он один остался на лугу.

«Что это значит?» — думает Лейли.«Кто это плачет?» — думает Лейли.

И видит: шкура на траве лежит.И видит: в ней возлюбленный сокрыт.

Он в пепел превращен огнем любви.Нет, лучше мускусом его зови!

Как мускус — черен, а в глазах — тоска,Худое тело тоньше волоска.

И горестью раздавлена Лейли,И разумом оставлена Лейли,

С Меджнуном рядом падает. О нет,То падает на землю чистый свет!

Любовью гурия занемогла,С Меджнуном рядом гурия легла…

Кто был в любви правдив и светел, тотВозлюбленную любящей зовет.

Служанок робких охватил испуг:С подругою соединился друг!

И побежали, быстрые, к Лейли,И подняли ее, и унесли.

Шли пастбищем овец и кобылиц,Придумывая сотни небылиц,

Чтоб успокоить родичей Лейли.И вскоре скрылись девушки вдали…

Вот повесть, удивляющая мир:Когда владыка племени Амир,

Вернувшись в дом, узнал о беглеце, —Зажег он слезы на своем лице.

Он дал излиться пламенным слезам,Пошел он, плача, по его следам,

И всех расспрашивал о сыне он,Безумного нашел в пустыне он,

Нашел его, покрытого песком,И на руках понес его бегом,

Достиг он стана, тяжело дыша:Сто раз хотела вырваться душа.

Но вот Меджнуна ложе наконец!Меджнун очнулся: перед ним отец.

Где был он? Память бедная глуха:Баранов он забыл и пастуха…

В степях Аймана ты пасешь стада.[88]Твой пес — тебе я верен навсегда.

Я только твой рассказ передаю.Возьми же руку слабую мою.

ГЛАВА XXI