Наш Современник 2006 #1 - Журнал Современник

А уж звезда Федора Абрамова будет много лет светить из сердца корневой семьи Пряслиных и их земляков. Как о Гомере, идет порой спор о Николае Рубцове и Ольге Фокиной: архангелогородцы они (ибо родились здесь) или вологодцы (ибо творили там). Ясно, что они выдающиеся русские поэты, освященные землей Севера, землей Архангельской и Вологодской. Наверное, самый большой ныне словотворец, а вернее, словосбережитель в русской литературе — это В. Личутин. В 1972 году лежал я в больнице и прочитал только что выпущенные издательством “Современник” повести Владимира. Захрустел снежок, потянуло березовым дымком, замигала сверху звезда, скрипнули ворота, послышался собачий лай, пахнуло коровьим духом и… заговорили округлым, окающим говором его герои. Каждое слово — драгоценный камень. С тех пор, особенно из последнего “Раскола”, выписываю многие личутинские слова. Думаю, что эти слова, не слышанные мной, да, не сомневаюсь, и большинством читателей, Личутин берет из своей памяти, от мамы, бабушки, соседей, от земли своей, а заодно из замечательной сокровищницы говоров, собранной в наших словарях и книгах писателей.

Личутин был на этой нашей писательской встрече. Он сказал о русском слове, которым каждый должен любоваться как драгоценной вещью. Но если ее оставить где-то в забытьи, то она постепенно тускнеет и превращается как бы в ничто. Русский народ должен по природе своего языка говорить только красиво, потому что красивое русское слово — это поэтическое, духовное, нравственное оформление души русского человека.

Литературную жизнь писательская организация строила и строит вокруг альманахов “Белый пароход” и “Красная пристань”, а ныне ещё и вокруг полноправного литературного журнала “Двина”. Изобретательный, настойчивый, обладающий хорошим литературным вкусом, Михаил Попов сумел возглавить все три издания, подняв их до высокого общероссийского уровня. Новые публикации, литературно-исторический архив, литературная хроника постепенно подтягивают “Двину” в ряд литературных грандов, таких как “Наш современник”, “Подъем”, “Волга”, “Сибирские огни”, “Сибирь” и др. Делать литературный журнал, особенно на местах, ох как нелегко. Публика стремительно отвыкает от чтения. На недавнем съезде книгоиздателей России назвали несколько прискорбных цифр “достижений” постсоветской России. Вот одна из них: 37% опрошенных никогда не читали, не читают и читать не будут. Были и раньше такие темные люди, но они, по крайней мере, стеснялись своего невежества. Ныне для трети населения это норма. Книготорговцы ударили в колокола — они теряют рынок. Поправить дело взялись учителя и библиотекари, создавшие “ассоциацию любителей книги и чтения”. Вот так получается: раньше читать было необходимо, престижно, да и модно. Ныне это одно из не самых нужных занятий.

Но все-таки российская традиция, привычка семейная, внушение учителей не оставляют надежды на то, что читать в России будут. Правда, надо, чтобы то, что напишет писатель, было нравственно, интересно, важно, необходимо и написано сочным, красочным русским языком. Книги многих архангельских писателей таковы.

Особенно чувствуется это в поэзии, где нередко у архангельцев пылает подлинное творческое пламя. Назовем только нескольких авторов, которых надо знать нашему всероссийскому читателю (да их и знают): Александр Логинов, Александр Росков, Прокопий Явтысый, Инэль Яшина, Алексей Пичков, Елена Кузьмина. Надо бы и других назвать, но это мы сделаем в специальном обзоре.

Ярким поэтическим фестивалем стали встречи молодых поэтов в древнем северном Каргополе. Душой этого фестиваля всегда был Александр Логинов. Конечно, потому, что организатор, и еще потому, что его поэзия вписана в эти леса, деревянные храмы, в хрусталь ледяных рек, в звездное небо. И хотя жизнь поэта сложна и, мы знаем, трудна, он в космической уверенности:

Пусть в небесах вытаивает млечность

И сыплет сверху звездная капель.

Все впереди, покуда Бог и вечность

Раскачивают жизни колыбель.

Каргополь для Александра не захолустье, не медвежий угол, а “северный склон земли”, и отсюда “за горизонт течет земля во все пределы”. Очень он настоящий, искренний и незащищенный. С его поэзией соседствует творчество двух прекрасных поэтесс Севера — Инэль Яшиной и Елены Кузьминой. Елена в легком миражном сиянии видит свое бытие и связывает его “золотой дрожащей нитью света” с миром горним. Она сейчас одна из трепетных поэтесс России, лирически соединяющая “далекое прошлое святой Руси, сегодняшний день и чаемую жизнь будущего века”.

Инэль Яшина — другой темперамент, другой тип поэзии. Она заботница о благе, о духе людей, о Слове. Что там говорить: в немалой степени ее стараниями держится Архангельская писательская организация. Инэль, как челнок, снует то в кабинет губернатора, то в органы культуры, то к предпринимателям, то к главам районных администраций, то в местную Думу — и все для общих литературных дел, отдельных писателей, изданий. По большей части судьба не благосклонна к просителям, но многое Инэль удается. И главное для нее все-таки поэзия, и она тут кропотлива, и усердна, и творчески неустанна.

А два поэтических уроженца тундры — Алексей Пичков и Прокопий Явтысый? Об их поэзии говорили на встрече, стихи читались, аплодисменты звучали. Прокопий подарил мне последний свой поэтический сборник, перед каждым стихотворением которого — есенинские строки, а затем свой поэтический взгляд. Думаю, какая же лирическая мощь в Есенине, накрывающая своим покровом всю Россию — от Кавказа до тундры.

Поэтическая Россия знает, конечно, Александра Роскова, но вот Россия читающая — не очень. Росков — лирик, но лирик печали, скорбного эпического реквиема, взывающего к памяти, незабвению тех, кто живет и жил на этой земле. Потому так много у него стихотворений-мемориалов, посвященных конкретным людям, землякам, стихотворений, призванных уберечь их имена от забвения и высветить глубинную сущность их внешне обычной жизни. Когда прочитали на поэтическом вечере его стихи “…Анатолий Абрамов — простой деревенский мужик…”, зал ошеломленно затих, помолчал, а затем взорвался аплодисментами. Кто-то едва сдерживал слезы. Не могу удержаться и привожу целиком его стихотворение-балладу.

…Анатолий Абрамов — простой деревенский мужик,

патриот своей родины, ею же битый и мятый

просто так — ни за что, защищавший ее рубежи

с автоматом в руках с сорок первого по сорок пятый,

до Берлина дошедший еще безбородым юнцом,

положивший начало “холодной войне” (но не миру),

в грудь и в правую щеку отмеченный вражьим свинцом,

сорок лет отпахавший в деревне своей бригадиром,

в сенокосные дни выводивший народ на луга,

что тянулись вдоль тракта — грунтовой шоссейной дороги,

он умел и любил аккуратные ставить стога,

на абрамовских пожнях скульптуры стояли — не стоги!

Он в любую жару “самолично” взбирался на стог,

брал за длинную ручку стальные трехрогие вилы

и при помощи вил и — стог надо утаптывать — ног

создавал “монумент”, да такой, что взглянуть — любо-мило!

Как стога украшали подстриженный наголо луг!

(Он их сам у себя принимал по бумажному акту.)

Из кабин любовалась твореньем абрамовских рук

(ну и ног) шоферня, проезжая по этому тракту…

Анатолий Абрамов, болевший всегда и всерьез

за добро за народное, честный, простой, как лопата,

ныне спит под крестом и под сенью веселых берез,

не дала поглядеть застарелая рана солдату

на развал той страны, где он жил и где ставил стога,

за которую кровь проливал на сражения поле.

Он сумел бы поднять Горбачева на вильи рога,

на трехрогие вилы — была бы возможность, а воля

у него бы была. Хорошо, что под крест свой он лег

в 90-м году, при живом еще СССэРе.

Он на этот бардак равнодушно смотреть бы не смог,

он бы горькую запил и запер ворота и двери,

чтоб не видели люди запойного вида его,

чтоб действительность вся обернулась на время кошмаром.

…На абрамовских пожнях теперь не увидишь стогов -

там торчат среди трав одиноко сухие стожары.

На стожарах в плохую погоду сидит воронье,

будто время само здесь на многие годы застыло.

Луг не кошен стоит. Зарастают тихонько быльем

сенокосные дни и трехрогие длинные вилы.

Но мне хочется верить, что нынче не здесь, а в раю

Анатолий Абрамов стога аккуратные ставит,

на небесных лугах ему ангелы песни поют,

и он Господа видит во всем его блеске и славе.

И когда в жаркий полдень по небу плывут облака

над жильем городским, над крестами старинными храмов -

я умом принимаю, что это и есть те стога,

что поставил в раю мой земляк Анатолий Абрамов.

Этим поэтическим обзором и ограничусь. Хочу лишь добавить, что и прозаики тут крепкие. Достаточно назвать Михаила Попова и его повесть “Последний патрон”, сборник прозы “Мужские сны на берегу океана”, роман “Час мыши, или Сто лет до рассвета”. Его переводят за рубежом, экранизируют, а Виктор Толкачев, замечательный документалист, сам пишет сценарии, и по его фильмам можно ощутить, почувствовать красоту и неповторимость природы, человеческое мужество и безответственность при соприкосновении с этой грозной и хрупкой природой (фильмы “Вайгач”, “К Новой Земле”, “Шаги к храму”, “России соль — земля Архангельская”).