Великие и неизвестные женщины Древней Руси - Людмила Морозова

Вполне вероятно, что унижения в половецком плену навсегда запечатлелись в памяти Игоря Святославича, поэтому он решил продолжить борьбу со степняками. В 1191 г. князь дважды совершал рейды в половецкие степи, возглавляя объединенное войско родственников. В первый раз удалось захватить много скота и коней, во второй раз русские воины едва спаслись от нового плена.[728]

В 1198 г. после смерти черниговского князя Ярослава Всеволодовича положение семьи князя Игоря значительно улучшилось. Он наконец-то получил черниговский престол, его старший сын Владимир стал новгород-северским князем, Олег – курским, Роман – возможно, путивльским. Что-то получили и Святослав с Ростиславом. Все это должно было очень радовать Евфросинию, мечтавшую о благополучии сыновей. Однако правление Игоря Святославича в Чернигове продолжалось недолго, в 1202 г. он скончался.[729] После этого черниговский престол достался сыновьям Святослава Всеволодовича. Только после их смерти на черниговское княжение могли рассчитывать сыновья Игоря Святославича, но ждать им, несомненно, пришлось бы очень долго.

Поскольку в летописях нет никаких данных о Евфросинии Ярославне, то дата ее смерти неизвестна. Однако можно предположить, что в 1205 г. она была еще жива и помогла старшему сыну Владимиру получить галицкий престол. Не остались без уделов и другие сыновья. Святослав стал перемышльским князем, Роман – звенигородским. Однако очень скоро братья оказались втянутыми в интриги, затеянные венграми и поляками – их двоюродными и троюродными братьями. Возникшая междоусобица закончилась тем, что Владимир бежал в Путивль, а Роман, Ростислав и Святослав в 1211 г. были повешены галицкими боярами за разжигание вражды друг с другом и втягивание в нее местных жителей.[730] В это время Евфросинии, скорее всего, уже не было в живых, иначе она попыталась бы помирить своих сыновей.

Подводя итог жизни и деятельности Евфросинии Ярославны, можно сделать вывод, что княгиня пережила много трудностей и невзгод из-за того, что в последней трети XII в. между князьями-Рюриковичами постоянно вспыхивали междоусобные битвы, разгорались конфликты за земельные владения, за киевский и владимирский великокняжеские престолы. Даже самые близкие родственники Евфросинии, мать и отец, оказались во враждующих политических лагерях. Из-за ссоры родителей старший брат княгини был вынужден скитаться большую часть своей жизни, не имея постоянного пристанища. Муж, желая добыть славу и богатую добычу лично для себя, отправился в половецкие степи с ближайшими родичами и оказался в плену у хана Кончака. Несмотря на все эти невзгоды и переживания, Евфросиния исправно рожала детей, заботилась о доме, обустраивала его всюду, где приходилось княжить мужу: в Путивле, Новгороде-Северском, Чернигове. При этом она, видимо, даже занималась церковным строительством.

На Руси авторитет княгини, очевидно, был достаточно высок, поэтому галицкие бояре решили именно ее сыновей пригласить для княжения в своей земле. Однако те не оправдали их надежд и оказались втянутыми в многолетнее междоусобие.

В целом жизнь и деятельность Евфросинии Ярославны, любящей и верной жены, заботливой матери, настолько воодушевили автора «Слова о полку Игореве», что он всячески воспел ее в своем бессмертном произведении.

Позднее, уже в XIX в. образ Ярославны вдохновил многих поэтов и художников на создание посвященных ей стихотворений, поэм и картин. В XX в. появились даже рапсодия «Плач Ярославны» и балет «Ярославна».[731]

Необходимо еще раз отметить, что со второй половины XII в. родство по женской линии становится более важным, чем по мужской. Князьям было очень выгодно родниться с правителями наиболее богатых и обширных княжеств и получать в их лице мощную поддержку в решении собственных проблем и конфликтов с родственниками. Поэтому в это время в летописях появляется много сведений о заключенных браках, существенно меняющих расстановку политических сил внутри страны. При этом, судя по всему, династические союзы с правителями соседних стран уже становятся не столь актуальными. Большая политика редко выходит за рамки Руси, распадающейся на самостоятельные княжества – государства.

Бесконечные междоусобицы между князьями, ослабляющие страну во время постоянной агрессии со стороны степняков, подвигли одного из талантливых книжников на создание поэтического произведения о неудачном походе новгород-северского князя Игоря Святославича против половцев. Можно предположить, что он был из кругов, близких к его жене Евфросинии Ярославне, тяжело пережившей плен мужа и сына. Совпадение во многих деталях текстов в Ипатьевской летописи и «Слова» говорит о том, что они могли принадлежать перу одного автора. Отличия же заключались лишь в том, что повествовательный текст был включен в летописный свод, поэтический зачитывался вслух во время пиров или каких-либо других собраний. «Слово» должно было рассказать слушателям о том, как из-за распрей и стремления к сепаратизму некоторых князей не только они сами попадали в плен, но и лишенные защиты русские земли оказывались под угрозой разграбления степняками, а их жители превращались в рабов. Автор этого произведения как бы предупреждал, что если князья не перестанут ссориться друг с другом и разрешать конфликты с оружием в руках, то вся Русская земля может оказаться в руках врагов.

Следует отметить, что, хотя в «Слове» представлены портреты-характеристики многих князей, самым поэтическим и запоминающимся является образ жены князя Игоря Ярославны.

В приложении дана таблица дат, относящихся к Игорю и Евфросинии и представлены схемы родственных связей их и черниговских князей по Любецкому синодику.

Великая княгиня Владимирская Мария Ясыня

Первая жена Всеволода Большое Гнездо Мария Ясыня, несомненно, была интересной личностью и уважалась современниками. Свидетельством этого является настоящий панегирик в ее честь в Лаврентьевской и Троицкой летописях. В нем она прославлена за исключительно благочестивый образ жизни, покровительство церкви, щедрость и милостивость.[732] Автор этого сочинения, видимо, предполагал, что княгиня будет причислена к лику общерусских святых. Основанием для этого являлись и богоугодная деятельность Марии, и основание женского Успенского монастыря во Владимире, и строительство храма в нем. Однако официальная канонизация ее так и не состоялась, и она осталась местночтимой святой. Причина, очевидно, была не в том, что для провозглашения владимирской княгини общерусской святой не было достаточных оснований, а в том, что вскоре после ее смерти во Владимиро-Суздальском княжестве началась междоусобица между ее сыновьями, а потом монголо-татарское нашествие нанесло такой мощный удар по традиционному жизненному укладу русских людей, что от его последствий они не могли избавиться несколько веков. В это время православной церкви было не до канонизаций праведников, поскольку слишком много было мучеников, погибших в боях со степняками.

Новгород. Церковь Спаса-Нередицы. «Вознесение». Богоматерь и ангелы. 1199 г.

Первый исследователь, заинтересовавшийся личностью Марии Ясыни, был Н. М. Карамзин. В своем труде он фактически повторил сведения о ней, содержащиеся в Лаврентьевской и Троицкой летописях: «Первой его (Всеволода Большое Гнездо. – Л. М.) супругой была Мария, родом Ясыня (т. е. яска, или осетинка. – Л. М.), славная благочестием и мудростию. В последние семь лет жизни страдая тяжким недугом, она изъявляла удивительное терпение, часто сравнивала себя с Иовом, и за 18 дней до кончины постриглась; готовясь умереть, призвала сыновей и заклинала их жить в любви, напомнив им мудрые слова Великого Ярослава, что междоусобие губит князей и отечество, возвеличенное трудами предков; советовала детям быть набожными, трезвыми, вообще приветливыми и в особенности уважать старцев… Летописцы также хвалят ее за украшение церквей серебряными и золотыми сосудами; называют Российской Еленою, Феодорою, второй Ольгой. Она была матерью осьми сыновей, из коих двое умерли во младенчестве».[733]

Новгород. Церковь Спаса-Нередицы. «Рождество Христово». 1199 г.

В примечаниях к фундаментальному труду Карамзин отметил, что внук Мстислава Великого Ярослав Владимирович был женат на сестре Марии. Анализируя надпись на гробнице княгини, историк решил, что ее отчество – Шварновна указывает на то, что она была дочерью не то чешского, не то богемского князя Шварна. Имя Марфа было, видимо, дано ей после пострижения.[734]

Предположение Карамзина о том, что жена Всеволода Большое Гнездо была богемской или чешской княжной, вряд ли обоснованно, поскольку прозвище Марии – Ясыня прямо указывает на то, что по национальности она была яской, или осетинкой (ясы были предками современных осетин).