Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий - Нина Соболева

Неожиданно выяснилось, что Алик много знает на память. Так, шутя, Женя процитировала что-то из «Евгения Онегина», и он тут же подхватил и легко прочитал несколько строф. Смеялся, что «загнал» нас — мы пытались продолжить, но запутались и умолкли.

Вообще эти вроде «официальные» визиты в разные дома оказались очень важными для нас, запомнились во всех деталях, так как там мы впервые увидели друг друга по-новому, в общении с разными людьми, и в чем-то раскрылись в тех качествах, о которых до сих пор не знали.

Должно было состояться мое знакомство с тетей Арнольда — Кларой Борисовной, но в эти дни она готовилась к возвращению в Ленинград, Алик помогал ей с упаковкой вещей, оформлением документов и встреча эта откладывалась. Чему я, честно говоря, была рада, так как боялась, что не понравлюсь ей. Я была представлена Кларе Борисовне уже на вокзале, в день отъезда, и почувствовала, что мои опасения были не напрасны. Хотя этого не было сказано вслух, но я поняла, что выбор Алика не одобрен, и потому, что я еще такая девчонка, и потому, что я в таком «легкомысленном» институте, и, главное, потому, что я русская…

Понял это и Алик (видимо, Клара Борисовна говорила с ним об этом раньше), пытался неловко успокоить меня — мол, все постепенно образуется, а вообще Клара Борисовна очень хороший человек и после смерти сестры чувствует свою ответственность за его судьбу, и поэтому, естественно, несколько ревниво относится ко всему, что, по ее мнению, может отвлечь его от учебы. И еще он сказал, что к сожалению у его тети есть предубеждение против смешанных браков… Конечно, все это расстроило, но уехала Клара Борисовна, и неприятный осадок быстро выветрился из моей головы. Тем более, что в эти дни вдруг неожиданное «завихрение» произошло в делах институтских.

Дело в том, что Алик уезжал в Томск на сессию, у меня же неожиданно появилась возможность перенести сессию на осень, на то время, когда я буду принимать участие в конкурсе на актерский факультет, а сейчас взять «академический отпуск по семейным обстоятельствам» и ехать к маме в Калининскую область, чтоб там подкормиться и отдохнуть от холодной и голодной зимы. Появилась такая возможность потому, что в нашем подшефном госпитале нужны были сопровождающие для тех раненых, кто был списан «подчистую» и не мог самостоятельно добраться до дому. И вот один солдат с ампутированной ногой должен был ехать куда-то в Подмосковье и ему требовалась провожатая. Когда я узнала об этом, то сначала отнеслась к такому плану, как к несбыточной мечте, но посоветовавшись с Аликом и взвесив все обстоятельства, пришла к выводу, что грешно пропустить такой случай — бесплатно проехать до Москвы и обратно, пожить у мамы, подкрепиться там в преддверии тех двойных нагрузок, которые ожидали меня впереди. А сессия — что ж, сдам ее осенью, а за эти месяцы еще раз повторю весь пройденный материал.

Была и еще одна причина, по которой я так легко уговорила себя в разумности подобного «зигзага»: я запустила занятия и боялась экзаменов, поэтому дарованные мне два месяца на подготовку воспринимала как подарок. Опасалась я, что директор откажет мне, но и тут обошлось, хотя, как мне кажется, наш милейший Николай Евгеньевич догадался о причине «крайней необходимости побывать у мамы». Приказ об академическом отпуске до августа 44-го года был подписан, и я с сего дня обретала полную свободу.

Алик был рад за меня и со спокойной душой уехал в Томск. Я должна была уехать вслед за ним через три-четыре дня — мой подшефный солдатик учился ходить на протезе и его готовили к выписке. Девчонки в общежитии завидовали моей свободе и я «на законных основаниях» забросила все конспекты и учебники (еще успею!) и наслаждалась полным бездельем. Но буквально на второй день моего отпуска я вдруг получаю от мамы письмо, в котором она сообщает, что оформила документы для возвращения в Ленинград и они с бабушкой в первых числах июня уезжают из деревни! Я же не писала ей о том, что приеду, — хотела сделать сюрприз.

Вот здесь я растерялась. Значит, ехать мне некуда? Но если расскажу об этом в институте, то надо немедленно впрягаться в экзаменационную упряжку. Но я же не готова к сессии. Что делать?

Бегу к своей Женечке, рассказываю обо всем, и она тут же предлагает мне совершить новый «зигзаг»: никому не говорить, что поездка сорвалась, дня через два распрощаться в общежитии, взять чемоданчик с конспектами и учебниками и «уехать». А фактически скрыться ото всех и этот месяц отсидеться у Жени — жить, не выходя из дому, так сказать, «на подпольном положении». И все время отдать подготовке к экзаменам. А потом, в июле, «досрочно» вернуться в общежитие — это никого не удивит. Относительно же замены меня в госпитале договориться было несложно — было много желающих проехаться за казенный счет на Запад.

Ничего более удачного придумать не удалось, я была благодарна Жене за такую реальную помощь в трудный момент. Нагрузив конспектами и учебниками свой чемодан, грустно отгуливала свои последние денечки, готовясь к «отъезду».

Свободного времени оказалось так много, что я уже томилась им, а вечерами, в одиночестве, ходила на симфонические концерты. В филармонии заканчивался сезон, и оркестр уезжал вслед за Пушкинским театром в Ленинград.

Но, по-видимому, один «зигзаг», затем второй, неминуемо должен был завершиться и третьим — «Бог троицу любит». Так оно и произошло. Случилось так, что во время концерта в филармонии у меня попросил программку сосед. Разговор о музыке продолжился в антракте, затем этот человек — уже взрослый, с проседью на висках — проводил меня до общежития. Как выяснилось позднее, это был директор одного из московских заводов, эвакуированных в Бийск, а в Новосибирске он бывал наездами, по служебным делам. Звали его Аркадий Ильич Гордин. Отличала его корректность, интеллигентность, отсутствие всякого налета «ухаживания», и этим он вызывал ответное доверие. При прощании Аркадий Ильич спросил, иду ли я завтра на гастроли театра Михоэлса[39], и я сказала, что не иду, так как не удалось достать билетов (а по правде, очень уж дорогие были эти билеты). «Но ведь это такой удивительный коллектив! Вам, театроведу, просто необходимо увидеть их!» — и пригласил меня пойти вместе с ним, а билет он достать сумеет. Соблазн был велик, и я согласилась. На другой день мы встретились с Аркадием Ильичом на спектакле «Тевье-молочник». Театр этот действительно был удивительным, игра Михоэлса просто непередаваема словами… А как там плакали скрипочки свадебного оркестра!..

Провожая меня, А.И. спросил, сможем ли мы увидеться через неделю, когда он снова будет в Новосибирске, я сказала, что буду в отъезде. Он удивился: «Но ведь у вас начинается сессия?» — и я вынуждена была признаться, что затеяла авантюру и перехожу на «нелегальное положение». «Но это не очень разумно, вам действительно следовало бы подкрепить здоровье перед новым учебным годом, а месяц взаперти, в духоте большого города…». Затем он помолчал немного, о чем-то раздумывая, и наконец предложил мне такой вариант.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});