Ветер военных лет - Глеб Бакланов

- Поехали спокойно. Я уже побывал на твоем наблюдательном пункте. Дорогу помню. Поехали.

До моего НП добрались благополучно. Но маршал Конев никак не мог успокоиться. Выслушав сообщение, что и на нашем участке немцы усилили натиск, маневрируя мощным артиллерийским огнем, он опять обрушился на нас:

- Вот, понимаете, генералы! Сами залезут на нашесты, подставят головы под немецкий огонь, а потом со страху уж и не видят ничего! Недаром говорится, что у страха глаза велики. Так им и мерещится повсюду, что неисчислимый противник на них движется. Вы глаза-то протрите хорошенько да оглядитесь: где он, противник-то ваш? Сколько его? А потом уж панику поднимайте!

Мы понимали, что далеко не все упреки по нашему адресу справедливы, но знали, что командующий и сам не думает о нас так уж плохо. Было очевидно, что наши промахи и ошибки вывели его из равновесия, и теперь он не остановится, пока не выльет своего раздражения.

А он, осыпая нас упреками, уже завладел всеми телефонами сразу, слушая доклады о положении дел в других армиях.

- Соедините меня с Красовским, - услышали мы. (Красовский - командующий воздушной армией).

И через две минуты:

- Слушай, что там у тебя есть в резерве? У меня генералы прямо погибают, немцы по ним прямой наводкой бьют. Сколько? Одна дивизия, говоришь? Ладно, давай ее Бакланову,

И ко мне:

- Куда тебе бомбардировщиков присылать?

Я быстро дал координаты, сообщил свои опознавательные знаки ракетами. Маршал снова обратился ко мне:

- Сколько тебе времени на подготовку надо?

- Думаю, часа будет достаточно, - ответил я и стал прикидывать, какие и кому мне следует дать распоряжения по телефону. Но командующий фронтом и не думал освобождать телефоны. Он связывался то с одним, то с другим, давал указания, требовал объяснений. А я уже сидел как на иголках: время шло, так сказать, из моего бюджета, и, если я не успею связаться со своими немедленно, могут произойти самые неприятные последствия.

Конев продолжал говорить по телефону. Тогда я не выдержал, набрался смелости и, чуть не перебивая командующего фронтом, взмолился:

- Товарищ маршал, разрешите мне воспользоваться телефоном, мне необходимо дать указания своим дивизиям.

Коне.в быстро закончил разговор, но зато снова заворчал:

- Пользуйся, пользуйся! Давай свои указания! Как дети малые! Ничего сами сделать не могут!

Тут в поле его зрения попал командующий артиллерийской дивизией генерал Санько, и маршал напустился на него:

- А вы, генерал Санько, что смотрите? Курам на смех! Один генерал сидит на нашесте и дрожит от страха, а другой всей своей артиллерией не может какую-то вонючую батарею подавить!

- Позвольте, товарищ маршал... - начал было Санько, и его смуглое худощавое лицо порозовело от обиды. В самом деле, при той обстановке, которая сложилась у генерала Чиркова, когда немцы потеснили его войска, совершенно неожиданно обрушив на него ураганный огонь, и лишили возможности вести визуальное наблюдение, а грохот боя не позволял звуковой разведке определить расположение батареи, бившей непосредственно по его домику, артиллеристам сориентироваться было очень трудно, почти невозможно. Видимо, об этом и хотел сказать Санько маршалу. Но командующий ничего не желал слушать и продолжал бушевать:

- Нянька им нужна, нос утирать! Командующий фронтом должен им налаживать взаимодействие родов войск, авиацию им вызывать!

Мы с Санько переглянулись, и по его лицу пробежала легкая лукавая улыбка. Вероятно, мы подумали об одном и том же: мы бы и без маршала сумели воспользоваться авиацией, кабы она у нас была, и взаимодействие любое нам нетрудно было бы наладить, обладай мы той полнотой власти, которой пользуется командующий фронтом. Мне показалось, что у склонного к юмору Санько уже готова на этот счет какая-то шутка, но он смолчал и только выразительно поглядывал на меня.

Дальше все пошло как по расписанию. В назначенный час волна за волной прилетели бомбардировщики, обрушили на вражеские позиции свой смертоносный груз, подавили артиллерийские батареи, и соединения корпуса пошли в наступление, тесня противника по всему участку.

До сего времени помню выражение удовлетворения на широком лице командующего 1-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Ивана Степановича Конева, когда он уже совершенно спокойно и даже благодушно говорил мне:

- Ну вот, оказывается, для успешных военных действий надобно приехать командующему фронтом, выгнать своих генералов из курятников, где они сидят, трясясь от страха перед гнусными фашистами, и наладить взаимодействие войск. А дальше солдат свое дело сделает! Это вам не фриц какой-нибудь!..

Прежде чем уехать, маршал Конев отдал еще распоряжение о том, чтобы нам придали штурмовую дивизию, и распрощались мы самым сердечным образом.

Однако в тот же вечер в корпус прибыл приказ по фронту довольно неприятного содержания. Командующий фронтом жестко указывал на недопустимость устройства наблюдательных пунктов в строениях, тем более на чердаках. Не называя, правда, фамилий, маршал Конев сослался при этом на имеющие место факты, когда командиры, избрав такие неприемлемые для наблюдения места, не обеспечивающие надежного укрытия, поддаются страху при виде опасности, впадают в панику, теряют способность объективно оценивать обстановку и руководить военными действиями. Далее в приказе предписывалось впредь неукоснительно оборудовать наземные наблюдательные пункты, обеспечивая максимальную безопасность для офицеров и генералов, руководящих боевыми действиями.

Тон приказа был беспощадно суров, но указания, содержащиеся в нем, безусловно, справедливы. И, я думаю, для многих командиров, в том числе и для генералов, они явились хорошим уроком основ воинского искусства.

- Да, пропесочил старик, - раздумчиво сказал генерал Чирков, когда мы при встрече обсуждали этот злополучный случай. - Ну да впредь наука! Лично меня теперь на чердак никакими калачами не заманишь...

А наступление советских войск продолжалось. Шли последние месяцы войны, последние бои. Но менее трудными, чем все предыдущие, они не были. Отчаяние поражения придавало фашистам силы, и они оказывали яростное сопротивление. Советские люди по-прежнему отдавали все для фронта, для победы...

Глава шестая.

Знаменосцы, вперед!

Наступил апрель сорок пятого. Последняя военная весна. Она была тревожной и радостной. Близился конец войны. Проснулись и перемешались, запутались в сложный клубок острые, волнующие, горькие чувства: страстное желание дожить до победы, доставшейся, нет, еще достающейся такой дорогой ценой, добить врага, в смертельной агонии конвульсирующего в Берлине; тоска по любимым, семье, родному дому...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});