Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно

Болоньи, чтобы я знал, где тебя найти.

Обнимаю тебя со всей возможной нежностью, несмотря ни на что.

Джулиано

2

Ада положила письмо на тот же столик у двери, где обнаружила его, войдя в дом, и выдохнула. Этого она никак не ожидала. Джулиано изменял ей с другой. Джулиано ушёл от неё к другой! А она-то всегда думала, что крепко держит в руках поводья их отношений, что сама управляет своей судьбой, поощряя или отвергая усилия партнёра. Она ведь никогда даже не сомневалась в верности Джулиано, считая его слишком приземлённым и слишком расчётливым для адюльтера. И вот, поглядите-ка, Джулиано почти год наставляет ей рога! «Даже зная, что я, в отличие от других женщин в моей семье, не ношу драгоценностей, ему стоило осыпать меня бриллиантами», – подумала Ада и сама удивилась тому, что эта ироничная, даже, скорее, игривая мысль показалась ей совершенно пустячной, лёгкой, как мыльный пузырь или шутка в подростковой комедии. Где яростная реакция отчаявшейся, оскорблённой женщины, которую должно было вызвать письмо? Как ни странно, боли она тоже не чувствовала – разве что была озадачена, сбита с толку. Или внезапность этой новости попросту заморозила её инстинкты?

Она отнесла чемодан в спальню, которую нашла в абсолютном порядке, и отправилась на кухню, чтобы сделать себе кофе. Раковина, рабочий и обеденный столы, да и вся остальная мебель сияли чистотой. Кроме того, перед уходом Джулиано до отказа набил холодильник, старательно выбрав продукты с точностью до марок, которые обычно покупала сама Ада. Обнаружив даже упаковку любимого майонеза, та почувствовала волну нежности. «Бедняга! – инстинктивно подумала она. – Он заслуживает лучшего, чем ведьма с ледяным сердцем, которая вместо того, чтобы расплакаться, делает себе бутерброд с тунцом и салатом, стараясь... В общем, мне, наверное, должно быть стыдно, но, внезапно обретя свободу, я чувствую огромное облегчение».

Аде вдруг пришло в голову, что нужно покинуть этот дом, и чем скорее, тем лучше. Джулиано, может, и готов отсюда уйти, но ей тоже незачем оставаться. Она задумалась, не позвонить ли Дарии, чтобы сообщить новости и спросить совета, но поняла, что не желает выслушивать проповеди. Оставим это на завтра.

Она заглянула в свой кабинет – проверить, не приходило ли за время греческой поездки писем: Джулиано обычно складывал всю корреспонденцию ей на стол. И сразу увидела кремового цвета конверт из плотной дорогой бумаги, подписанный Лауреттой. Правда, на сей раз сердце у неё в груди не стало биться сильнее: всего час назад, только сойдя с трапа самолёта, она уже поговорила с дядей Таном и доктором Креспи из аэропорта. Оба казались довольными и были счастливы узнать, что она снова в Италии, хотя пока и не может приехать в Донору. Зачем же Лауретта, зная, что Ада каждый день в одно и то же время звонит из Эпидавра на «Виллу Гранде», пишет ей письма, вместо того чтобы дождаться очередного телефонного звонка и просто поговорить?

Сгорая от любопытства, она открыла конверт. Бумага была настолько плотной, что её пришлось разрезать ножом. Внутри оказалась одна только аккуратно сложенная газетная страница. К своему удивлению, Ада узнала издававшийся в Доноре ежедневник недельной давности, раздел некрологов. Неужели умер кто-то, о ком Лауретта не хотела упоминать при дяде? Она развернула страницу, прочла её – и второй раз менее чем за час ощутила странную нереальность бытия, теперь с оттенком далёкой приглушенной грусти. Казалось, все это происходит с кем-то другим, а не с ней, не с той, сегодняшней Адой, которая только что сошла с греческого рейса и узнала, что Джулиано её бросил.

Самый большой некролог в толстой чёрной рамке, увенчанной терновым венцом, начинался с имени, которого она уже долгое время не вспоминала.

Фабрицио Дарди,

наш горячо любимый отец, муж и сын,

украденный у нас неизлечимой болезнью,

скончался после продолжительных мучений.

Безудержно рыдающие

родители, жена Джинетта и дети:

Анна-Роза, Лидия, Сальваторе, Массимилиано и Сабрина.

Далее следовали десятки соболезнований. К семейному трауру присоединялись сотрудники страховой компании, в которой бывший счетовод Дарди числился президентом, друзья с Радужного пляжа, из авто- и яхт-клубов, Rotary и Lions[61], Национального банка и банка «Сельхозкредит», Торгово-промышленной палаты,