Первый советник короля - Борис Алексеевич Давыдов

зале повисла мертвая, гнетущая тишина… Все затаили дыхание. Потом Вишневецкий удовлетворенно кивнул головой:

– Да, все так и есть. Мои условия приняты. Хвала Матке Бозке!

Не сговариваясь, многие десятки людей выдохнули одновременно… Груховский с Качиньским торопливо закрестились, что-то беззвучно шепча. Пан Дышкевич утер пот, обильно выступивший на лице. До каждого находившегося в этом зале только сейчас в полной мере дошло, какое грандиозное, значимое событие свершилось, какой крутой поворот сделала история.

Маршалок, не выдержав, возбужденно выкрикнул со слезами на глазах:

– Пусть новый король знает, что мы не струсили! Езус свидетель, мы пошли на это страшное решение от безысходности и отчаяния, с болью в сердце, только подчиняясь чрезвычайным обстоятельствам и диктату грубой силы, чтобы уберечь любимую Отчизну от чудовищного кровопролития! Наша совесть чиста, а вся ответственность за возможные последствия пусть падет на голову того, кто в угоду своему честолюбию растоптал законы и заветы предков!

В эту минуту я искренне восхищался им. Храбр и благороден… Жаль, если такой человек останется врагом. Надо будет постараться переубедить его, перетащить на нашу сторону.

– Панове, никто не посмеет усомниться в вашем мужестве. А история и потомки воздадут вам должное! – торжественно произнес Вишневецкий. – Поскольку это решение не страшное, а мудрое. Надеюсь, вы сами это поймете в скором времени, и тогда горечь исчезнет из ваших сердец. Не нужно опасаться тирании! Клянусь ранами Создателя, что буду править разумно и справедливо, охраняя законные права и вольности подданных моих, употребляя врученную мне власть лишь для блага государства. – После небольшой паузы Иеремия снова заговорил: – Путь был долгим, панство наверняка устало. Прошу до покоев, отдохнуть и подкрепиться, – он жестом подозвал к себе управителя и отдал распоряжения. – А мне необходимо приватно обсудить кое-что с паном первым советником. Мы еще увидимся за вечерей, панове!

Глава 43

Честно говоря, совершенно не хотелось что-либо обсуждать. Меня сейчас переполняло ликование, смешанное с безмерной усталостью и каким-то странным чувством опустошенности. Очень хотелось уйти куда-то и просто лечь, закрыть глаза… Все-таки чудовищное психологическое напряжение не проходит бесследно. Рано или поздно организм взмолится об отдыхе… даже у такого человека, как я.

Встретившись взглядом с его королевской милостью, я сразу же понял, что Вишневецкий тоже устал – страшно, безумно. Он держался из последних сил. Может быть, его слова – лишь предлог, чтобы покинуть это многолюдное сборище и хоть немного отдохнуть? Я последовал за ним и убедился, что был прав, когда уже в коридоре, ведущем к его кабинету, где нас не могли видеть чужие глаза, князь – точнее, уже король – умоляюще произнес:

– Позвольте опереться на руку пана! Мне кажется, я сейчас упаду. Не сердитесь на мою слабость…

У меня не было ни сил, ни желания сердиться. Да и за что? Если даже я от нервного перенапряжения валился с ног, в чем виноват новоиспеченный монарх Речи Посполитой? У каждого человека есть предел, который не переступишь.

– В мой кабинет, пане… Там мы сможем отдохнуть. О Езус, как же я устал! – вздохнул Иеремия, утирая холодный пот со лба. – Стыд-то какой! Взял и раскис, будто слабый мальчишка.

– Твоей королевской милости нечего стыдиться. Ведь человек не из железа сделан! – успокоил я, воспрянув духом при упоминании об отдыхе. Сесть в кресло, откинуться на спинку, вытянуть затекшие ноги…

«Ага, как же! Сидеть в присутствии короля! – съехидничал внутренний голос. – Совсем обнаглел!»

«А вот сяду, и все тут! – рассердился я. – В крайнем случае попрошу награду в виде такой привилегии. И для меня, и для всех потомков. Как в „Принце и нищем“. И пусть только попробует отказать!»

Уподобляться благородному рыцарю Майлсу Гендону не пришлось: когда мы оказались в кабинете, Иеремия сам предложил мне сесть – сразу же после того, как я помог ему опуститься в любимое кресло. Само собой, я не стал ломаться и заставлять упрашивать, произнес только с должной почтительностью: «Благодарю твою королевскую милость».

Вишневецкий медленно покачал головой. У него был вид человека, который с трудом проснулся и еще не вполне уверен, спит он или бодрствует.

– Я – король… – тихо произнес Иеремия, глядя на документ, который он по-прежнему держал в правой руке. – Матка Бозка, подумать только, я – король! И не жалкая декоративная фигура, как прежде, а полноправный властитель! Голова идет кругом… Хочется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон!

– Это не сон, это явь! – улыбнулся я. – Да, теперь твоя королевская милость имеет всю полноту прав и привилегий. А надменный Сейм отныне вынужден оказывать королю все подобающие почести и склоняться перед его волей. Мы сделали это!

Вишневецкий поспешно утер ладонью слезы, предательски заблестевшие на глазах. Я мысленно одобрил: все верно, хоть человеческая слабость понятна и естественна, подданные не должны видеть слез монарха. Даже находясь в единственном числе, да еще в ранге первого советника.

– Да, мы сделали это! Пан Анджей, верный мой помощник, дорогой мой друг! – голос короля дрожал от волнения. – Как найти слова, чтобы выразить бесконечную благодарность? Увы, тут не хватило бы даже красноречия Цицерона! Пусть пан без всяких стеснений требует любой награды, любых почестей и привилегий! Даю слово: я исполню его пожелание, если это будет в человеческих силах.

«Ну же, Андрюха! – возопил внутренний голос. – Пользуйся случаем!»

Я, приказав ему заткнуться, с улыбкой покачал головой:

– От всей души благодарю твою королевскую милость, но у меня и так есть все необходимое. Если же в чем-то возникнет потребность, для себя самого или семьи, непременно обращусь с просьбой… В конце концов, я стремился не к наградам и титулам, а к тому, чтобы изменить ход истории ради блага наших государств. И вот теперь, с Божьей помощью, это стало возможным!

– Совершенно верно! – воскликнул Иеремия, глаза которого буквально засияли. – Вместо будущих смут, раздоров и разделов наше Отечество ждет слава и процветание. И все – благодаря уму, мужеству и прозорливости пана первого советника! Ах, сколь велика милость Создателя, избравшего пана орудием своим и перенесшего в нашу эпоху… – Его голос, задрожав, прервался. После недолгой паузы король договорил: – Прошу прощения, я до сих пор очень волнуюсь. И эта дьяблова слабость все не отпускает… – Вишневецкий вдруг лукаво усмехнулся. – Думаю, бокал-другой хорошего вина – именно то, что нам сейчас будет полезно. Пан помнит, надеюсь, про дар моего прадеда?

– Помню, твоя королевская милость.

Иеремия расплылся в улыбке:

– Вот сейчас мы и оценим его по достоинству! Минутку терпения… – Он поднялся, опершись на подлокотник. Я хотел вскочить, чтобы помочь ему, но король жестом