Седьмая жена - Игорь Ефимов

Но я не верю. Мне кажется, они способны на все. В Дахау перед газовыми камерами людей тоже уверяли, что их ведут в баню. Играла музыка. Не для того ли они и фотографировались с нами? чтобы доказать в случае ареста, что были с нами в самых дружеских отношениях. Плыли себе и плыли, а потом высадились на берег – вот и всё, что они знают. А отчего произошел потом взрыв и когда – понятия не имеют.

Я должен был с самого начала пожертвовать собой и спасти остальных. Но духу не хватило. Ольга, ты знаешь, я не боюсь боли, но одна мысль о разрываемой на части человеческой плоти…

– Всем, всем стать на колени вдоль борта! – Ингрид прихлопывала в ладоши, как воспитательница в детском саду. – Взяться руками за перила!

– Что происходит? – спрашивала растерянная Мелада. – Это новая игра? Я не хочу становиться на колени. Зачем?… Мне очень больно наклоняться…

– Так надо, так надо, так надо, так надо, – напевала Ингрид, застегивая наручники на запястьях вавилонцев.

– Делайте, как они велят, – сказал Антон.

Гудрун уже была внизу, в спущенном на воду мотоботе, укладывала сумки и запасы. Радиопередатчик «Вавилонии» тоже был снят и конфискован борцами с мировым филателизмом. Застывшие кукольные улыбки ни на минуту не исчезали с их лиц.

Коленопреклоненная Линь Чжан посмотрела на Пабло-Педро и задумчиво сказала:

– Предчувствовала. С первой нашей встречи. Подумать только! Выложила пять тысяч. Самая неудачная покупка в моей жизни. Но все-таки хочу знать. Ты не забыл свои таблетки?

Пабло-Педро молча похлопал себя по нагрудному карману.

– Их хватит еще на два дня. В Финляндии они, наверно, называются по-другому. Покажи коробочку аптекарю. Он поймет.

– Какая дурацкая затея… – бормотала Мелада. – Как вы могли согласиться?…

Далеко-далеко в вышине украшенный двумя огоньками самолет удирал по звездам в Европу. Розовеющая дорожка тянулась по волнам в сторону электрического зарева над Хельсинки. Ингрид в последний раз прошла вдоль ряда прикованных к перилам пленников.

– Вам не следует волноваться. Все будет очень-очень хорошо. Но мы должны думать в первую очередь о своей безопасности. Ведь против нас – весь обманутый филателистами мир. Главное – постарайтесь на эти два часа подавить в себе злые, враждебные чувства.

Пабло-Педро начал спускаться в мотобот. Ингрид двинулась за ним. Пабло-Педро задержался и протянул ей пучок полотняных салфеток с собачьими головами по углам.

– Наверное, лучше завязать им глаза. Чтоб не видели, в какую сторону мы поплывем.

– Хорошая идея.

– А я пока опробую мотор.

Линь Чжан попыталась увернуться, но Ингрид ловко зажала ей шею локтем и затянула повязку. Сональд послушно подставил печально-отрешенное лицо с закрытыми глазами.

– Идиотизм, поймите, это же чистый идиотизм, – говорила Мелада.

– Мисс Мелада ничего не знает, – сказал Антон. – Кроме того, она никогда не коллекционировала марки. Кроме того, мистер Глухарев будет очень недоволен, узнав, как вы с ней обращались. Перед вами закроются двери советских посольств во всем мире. Почему бы вам не взять ее с собой и не высадить на берегу? Ведь это уже как бы принятое у вас правило: отпускать заложников, нуждающихся в лечении.

Внизу зашумел мотор. Две белые бурлящие грядки потянулись за удаляющимся мотоботом.

Ингрид вдруг рассердилась:

– У кого это «у вас»? На что вы намекаете, капитан Себеж? Уж не хотите ли вы сказать, что вы приравниваете нас к каким-то заурядным террористам? И это после всего, что мы рассказали вам о нашем движении? После всех чудесных часов, проведенных с нами во время этого плавания? Какой опустошенной душой надо обладать…

Она вдруг замолкла, отбросила оставшиеся салфетки и кинулась к перилам.

Мотобот покачивался метрах в сорока. Отражения фонарей «Вавилонии» точками поблескивали на его резиновых бортах. Шум мотора умолк, и вместо него из недр суденышка вырастал тонкий, жалобный, нечеловеческий вопль.

– Что?! Что там у вас происходит? – закричала Ингрид.

– Er verdreht meine Ohren! – долетел захлебывающийся слезами голос Гудрун.

– Was macht er?

– Er verdreht meine Ohren! Дерет меня за ухо! О-о-ааа… ыыы-жжи… аяяяяя-ооо!.. бии-и-и-и-и!..

– Er wagt es nicht! Как он смеет!..

– Aber doch, aber doch!

– Aber es kann doch nicht so schmerzen.

– Er Fut es mit Zangen!

– Как плоскогубцами?! Палач! Негодяй! Прекрати, прекрати немедленно! Прекрати, или я… я…

Новый вопль полетел к небу, как игла, и начал метаться там, словно ему было поручено нанизать на себя весь рассыпанный звездный бисер.

Ингрид бегала вдоль борта, то затыкая уши руками, то закусывая пальцы, то вцепляясь в перила и вглядываясь в наполненную стонами темноту.

– Я взорву корабль! Слышишь, ты! Я не пожалею себя и взорву всю вашу пиргоройскую банду!

– Давай-давай! – донесся голос Пабло-Педро. – Мне станет светлее. Я смогу наконец заняться ее носиком. Он ведь нуждается в легком исправлении. Никто не станет с этим спорить. Вот, например, эта немецкая картошечка на конце. Если ее слегка ужать…

Новая серия воплей, похожая на гундосые крики дельфинов, понеслась по черным волнам.

Ингрид рухнула на колени рядом с Антоном.

– Умоляю! Довольно! Что ты хочешь?! Я все сделаю… Подлец, обманщик, втируша… Чего ты добиваешься?…

Вопли сменились сдавленными рыданиями.

– В трюм! – скомандовал Пабло-Педро. – Ступай в трюм и выноси термос. Только без фокусов.

Ингрид вскочила на ноги, исчезла в машинном отделении и через минуту появилась обратно, неся в руках красный, тикающий снаряд.

– Открой крышку! Капитан, она там не жульничает?… Играет честно?

– Я вижу какие-то стрелки! – крикнул Антон.

– Так. Значит – то самое. Кидай за борт!

Хитроумный сосуд, наполненный горячим тринитротолуоловым напитком, с бульканьем ушел на дно Финского залива.

Зашумел мотор. Мотобот выплыл из темноты, начал осторожно приближаться. Теперь можно было различить силуэт Пабло-Педро, державшего в одной руке руль, в другой – туго намотанный пучок кукольных волос. Жертва его лежала навзничь, на резиновом дне, колени ее слабо взбрыкивали.

– Отпирай наручники!.. Нет, начинай с капитана. Так… Теперь все отойдите от Рональда… Рональд, вытяни руку с часами… А ты, курва, ты стань к нему спиной… И зажми его руку между ног… Оседлай ее… Так будет надежнее… Если какая несчастная случайность – сама понимаешь, без чего останешься… Теперь расстегни браслет… Сняла?… Кидай за борт… Пусть балтийские селедки поживут по швейцарскому времени… И сама – туда же!

– Как?

– Ты слышала, что я сказал!

– Но мне нужно надеть купальник…

– Обойдешься.

– И я очень плохо плаваю…

– Самое время получиться. Долго я буду ждать?

Пабло-Педро выпустил руль, схватил плоскогубцы, и новый вопль резанул глубокий ночной воздух.

– Я сейчас, сейчас… Гудрун, не надо… Вот… Я уже…

Она перелезла через бортовые перила и в нерешительности зависла над загадочной невинно-гладкой водой. Антон, не в силах вмешаться, прижимал к себе ошеломленную Меладу, поглаживал ее по вздрагивающей спине. Рональд с благодарным изумлением рассматривал под фонарем возвращенную ему руку.

– Подождите! – сказала Линь Чжан. – Так нельзя. Получается как-то не по-людски.

Она подошла к Ингрид, всмотрелась в ее искаженное, заплаканное, наконец-то ожившее лицо и вдруг, подпрыгнув, влепила ей оглушительную пощечину. Та с воплем рухнула в воду.

Пабло-Педро захохотал, ущипнул свою жертву последний раз, подцепил ее под колени и с плеском вывалил через борт мотобота.

Две головы закачались на краю освещенного кольца, испуская английские жалобы, немецкие угрозы, русскую брань. Двигаясь как автомат, как робот, подчиняющийся только священным морским законам, Рональд подошел к перилам, снял спасательный круг и швырнул его в сторону утопающих. Те быстро-быстро добултыхались до него, ухватились за веревки, развернулись и поплыли прочь 6 т безжалостных, неблагодарных, непредсказуемых рабов мировой филателии. Две пары пластмассовых пяток вспенили воду и вскоре исчезли в ночи.

На «Вавилонии» пировали.

Два красных огня, подвешенные один над другим на мачте, слали всем проходящим судам сигнал о том, что экипаж не в силах продолжать плаванье в эту ночь, что он должен, должен прийти в себя после перенесенных испытаний.

Пабло-Педро сидел во главе стола, снисходительно принимал тосты и восхваления, прятал усмешку за стаканом вина.

– Выпьем за жестокость! – разглагольствовал захмелевший Рональд. – За цинизм, за лицемерие, за закон джунглей. За все, что нам уже не по силам… Завтра мы протрезвеем и снова отвернемся от этого человека. Мы назовем его палачом, двойным обманщиком, хитрым лицедеем. Поглаживая спасенные им руки, ноги и шеи, мы будем говорить, что ничего общего с ним не имеем. Что решительно осуждаем его бесчеловечные методы самообороны. Но сегодня… Под покровом ночи… Твое здоровье, морской разбойник! Живи сто лет, пират с плоскогубцами!..