Ученик философа - Айрис Мердок

— Да. То есть я хочу сказать, нет, никому…

Тому не пришло в голову оспорить это требование, которое, в конце концов, могло быть и необоснованным, ведь ему еще ничего не рассказали. Но власть философа над ним уже стала неоспоримой. В любом случае Том сейчас пообещал бы и это, и вообще что угодно — так велико было его любопытство.

— В таком случае я задам вам эти вопросы и надеюсь, что вы будете отвечать правду.

— Да… да…

— Сколько вам лет?

— Двадцать.

— Вы здоровы? По-видимому, да.

— Да.

Он хочет отправить меня в экспедицию, что-нибудь искать, подумал Том, какой-нибудь клад в Калифорнии.

— Вы учитесь в университете в Лондоне?

— Да.

— По какой специальности?

— Английский язык.

— Вам нравится эта специальность?

— В целом — да.

— Какой диплом вы собираетесь получить?

— Без отличия.

— Чем будете зарабатывать на жизнь?

— Пока не знаю.

— Чем бы вы хотели заниматься?

— Я бы хотел быть писателем.

— Писателем?

«Он хочет, чтобы я написал его биографию! — подумал Том. — Классно, можно будет поездить в Америку…»

— Что вы уже успели написать?

— Ну, в основном стихи, один-два рассказа…

— Публиковались?

— Только одно стихотворение в «Эннистон газетт». Но конечно, я думаю, я смогу написать все, что угодно… меня интересует биографический жанр…

— Вы ведь не собираетесь в философы?

— Нет… нет, не собираюсь.

— Хорошо. Скажите, вы в целом жизнерадостный человек?

— О да. Думаю, из меня выйдет хороший попутчик.

— Хороший попутчик? — Джона Роберта явно заинтересовал этот пункт.

— О да, у меня очень ровный характер, и я очень практичный.

Джон Роберт и Том, его биограф, секретарь, доверенный помощник, в путешествии по Америке, вокруг света, вместе… Джордж будет в ярости. О боже. Джордж. Может, это все-таки как-то касается его? Может, Розанов хочет, чтобы я надзирал за Джорджем? Том завороженно глядел на огромное лицо Джона Роберта, яростные желто-карие глаза, надутые волевые красные губы.

— Ваша семья — квакеры. Вы исповедуете эту религию?

— Я иногда хожу на встречи… встречи Друзей. Для меня это важно.

— В прошлое воскресенье ходили?

— Да.

— Хорошо. Вы с кем-нибудь обручены?

— Нет. Конечно нет.

— Вы… прошу меня извинить за эти вопросы… но… вы сожительствуете с какой-нибудь молодой особой?

— Нет.

Том опять обратился мыслями к зарытому кладу. Приключение, поиск. Это хорошо. Опасность? Это несколько хуже. «Он хочет завербовать меня в контрразведку! — вдруг осенило Тома. — Вот зачем вся эта конфиденциальность! Я откажусь. Мне не по силам. Но все равно классно, и я очень польщен».

— Но вам уже случалось… то есть… у вас уже есть сексуальный опыт?

— Да, но не очень обширный и не сейчас.

Если не считать того, что произошло вчера ночью.

— Вы гетеросексуальны?

— Да.

Точно, подумал Том, контрразведка. Это правда, что я гетеросексуален. Но если он спросит, не гомосексуален ли я вдобавок?

Джону Роберту не пришло в голову задать этот вопрос. Он погрузился в раздумья. Том, у которого слегка кружилась голова, уставился на философа, вглядываясь в его лицо на фоне струящегося сзади света. Ослепительные белые облака стремительно гнали узкую, накренившуюся комнату-корабль. Лицо Джона Роберта, огромное в своей власти и тревожной сосредоточенности, все время ускользало из фокуса. Вот сейчас он наконец скажет, подумал Том, хотя одному небу известно, что это будет. Том слышал и свое собственное частое дыхание, и розановское.

— Полагаю, вы знаете, что у меня есть внучка, Хэрриет Мейнелл.

Том растерялся. Он не слышал местных сплетен. Он смутно знал, что какая-то внучка существует, но никогда ее не видел, не думал о ней и совершенно не представлял, сколько ей лет. Может, он хочет, чтобы я сводил ее в музей естественной истории, подумал Том. Господи, как мне теперь выпутываться?

— Да.

— Ей семнадцать лет.

Это слегка меняло ситуацию. Ее нужно свозить в Лондон, сводить на «Гамлета»? Где она вообще? Он спросил:

— Она в Америке?

— Нет, она в Эннистоне, в Слиппер-хаусе. Вы разве не знали, что я снял Слиппер-хаус у вашей матушки?

— Нет.

Том решил, что не обязан подробно рассказывать о своих отношениях с Алекс, непонятных ему самому.

— Она там со служанкой, — добавил Джон Роберт с нелепой серьезностью.

— О… это хорошо…

— Она раньше никогда не бывала в Эннистоне.

— Я могу показать ей город, если хотите…

Или эксцентричный старикашка просто пытается поддержать светскую беседу?

— Я хочу, чтобы вы с ней встретились, познакомились.

— Чтобы я представил ее другим молодым людям? Я могу. Можно устроить для нее вечеринку.

Том уже начал составлять в уме список гостей.

— Нет, я не хочу, чтобы она с кем-либо встречалась. Только с вами.

— Но почему… только со мной?

— Только с вами.

Джон Роберт шумно дышал раскрытым ртом и глядел на Тома как будто с ненавистью, хотя на самом деле, конечно, был просто сосредоточен. Оттого что на Томе так сосредоточились, он запаниковал, почувствовав, что загнан в ловушку. Он хотел встать и облокотиться о каминную полку или открыть дверь в прихожую. Но не мог двинуться. Его словно пригвождали к месту взгляд и целеустремленность Джона Роберта.

— Не могли бы вы объяснить? — произнес Том; он старался, чтобы его слова прозвучали настойчиво, но получилось робко.

— Ей нужен защитник.

— О, конечно, я буду ее защищать… то есть пока я здесь… я же здесь не живу. Я могу ее защищать две недели.

— Я потребую от вас большего.

Он сумасшедший, подумал Том, совершенно съехал с катушек. Он безумен и все же здоров. Выдерживая взгляд философа, Том почувствовал, что и сам съезжаете катушек, словно способен вдруг подняться, подойти к Джону Роберту и потрогать его.

— Мне надо ехать обратно в Лондон… учиться, — сказал Том. — Я не могу просто так… вы хотите, чтобы я стал дуэньей? Найдите кого-нибудь другого.

Сказав это, он ощутил мгновенную боль, словно вечная разлука с Розановым, после такого разговора, была бы невыносимым горем. «Может, он меня загипнотизировал?» — подумал Том.

— Мне нужны вы.

— Но зачем, что я должен…

— Я не хочу, чтобы толпы людей, толпы мужчин…

— Толпы мужчин?

— Добивались моей внучки.

Слово «добивались» прозвучало так странно и чуждо, что Том сначала не понял.

— Ей только семнадцать лет! — сказал Том, — И вообще, почему бы и нет? Я что, должен их отгонять?

— Ей почти восемнадцать.

— Тогда почему она не может сама справиться? Нынешние девушки справляются. Если нужна дуэнья, почему ее горничная не годится?

— Вы спрашиваете, должны ли вы их отгонять. Да, должны. Я хочу это… окончательно прояснить.

— Но это невозможно! Я же не могу посвятить ей всю свою жизнь!

Джон Роберт молча глядел на него, откинувшись назад.

«Во что меня превращают, что за работу мне навязывают? — подумал Том. — Может быть, уйти, бежать? Может, просто нахамить?» Но он не мог. Он подался вперед и сказал ласково, словно обращаясь к ребенку:

— Вы хотите, чтобы я спал на коврике у ее двери?

— Нет.

— Хотите, чтобы я стал ей братом?

— Нет. Я не хочу, чтобы вы спали на коврике у нее перед дверью. И я не хочу, чтобы вы стали ей братом.

Том уловил расстановку ударений.

— А чего же вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы на ней женились.

Джон Роберт поднялся на ноги, и, когда туша философа застила свет, Том тоже вскочил, отступил и встал, прислонившись к субтильному блестящему буфетику. Так они и стояли: Джон Роберт с разинутым ртом уставился в одну точку, а Том вперил взгляд в размытый силуэт его головы, за которой холодное ослепительное солнце сияло на трепещущих ветвях яблони. Потом оба опять сели, словно у них не было другого выхода. Том почувствовал, что у него бешено бьется сердце и что он неудержимо краснеет. «Ая и не знал, что можно краснеть от страха», — подумал он.

Джон Роберт, словно сказал что-то совершенно обычное, продолжал:

— Я передам ей в дар некоторую сумму денег, не очень большую. Надеюсь, конечно, что она пойдет учиться дальше, в университет, если захочет. Брак не должен этому помешать.

— Но я не хочу на ней жениться! Вообще ни на ком не хочу жениться!

— Вы с ней еще даже не познакомились.

Джон Роберт сказал «даже» таким тоном, словно понял слова Тома в совершенно противоположном смысле.

— Да я и не хочу с ней знакомиться, я завтра должен ехать обратно в Лондон…

— Не верю.

— Ну ладно, не должен, но…

— Я бы хотел все устроить прямо сейчас…