О Набокове и прочем. Статьи, рецензии, публикации - Николай Мельников

Таким образом, «Возвращение в Брайдсхед» открыл новый этап в творческой эволюции Ивлина Во, который все дальше стал отходить от довоенной манеры и все настойчивее стал обращаться к религиозной проблематике. Наиболее полное выражение его католические воззрения нашли в историческом романе «Елена» (1950), рассказывающем о легендарном персонаже европейской истории, матери императора Константина Великого, и в трилогии о Второй мировой войне «Меч почета», в которой автор попытался увязать религиозную символику и стоическую философию с едкой сатирой на одряхлевшую военную машину «старой доброй Англии» (работа над этим масштабным эпическим произведением длилась на протяжении многих лет, с начала пятидесятых до середины шестидесятых; окончательная редакция вышла в 1965 году).

Но ни «Елена», ни «Меч почета», при всех своих достоинствах, не стали главными творческими удачами «позднего Во».

Самым значительным среди послевоенных произведений писателя по праву считается исполненная сарказма повесть «Незабвенная» (1948), написанная под впечатлением от поездки в США. «Англо-американская трагедия», жестоко высмеивающая пороки бездушной потребительской цивилизации Америки и «скудную меблировку интеллекта» средних американцев, окрашена в тона мизантропической сатиры, вызывающей в памяти творения Свифта. Вновь, как и в довоенных шедеврах Во, здесь правят бал пародия и бурлеск. Действующие лица этой «черной комедии», за редчайшим исключением, откровенно карикатурны и, казалось бы, вызывают у автора лишь сардоническую усмешку. Но к трагическому финалу потешные марионетки всё больше очеловечиваются и плачут настоящими слезами, так что в душе читателя рождается странное чувство, в котором холодное презрение смешивается с состраданием.

***

Столь же неоднозначную реакцию вызывало и вызывает еще одно послевоенное творение Ивлина Во: его публичная персона, тот эксцентричный персонаж – анахорет, пьяница, сноб, ретроград, – каким он представал в глазах внешнего мира.

После войны писатель вел затворническую жизнь в своем поместье Кум-Флори, однако на людях, во время туристических поездок и вылазок в Лондон, а также в многочисленных письмах (опубликованные после его смерти, они составили два внушительных тома), статьях и путевых очерках последовательно создавал малоприятный образ жестокосердого грубияна и гордеца, отнюдь не обремененного теми христианскими добродетелями, которые он с пылом крестоносца защищал в своих романах.

В редких интервью, на которые сподобился Во, он словно нарочно поддразнивал журналистов «неполиткорректными» заявлениями: о том, что не любит возиться со своими детьми (у него их было шестеро) и предпочитает держаться от них подальше; что он – за сохранение смертной казни; что ему не по душе Америка и американцы; что Джойс «кончил сумасшествием» и «был допущен в академические святцы» именно благодаря «невразумительности» своих писаний; что настоящий «художник должен быть реакционером. Он должен выступать против своего века и не должен подделываться под него; он обязан оказывать ему хотя бы небольшое противодействие»335.

Рецензируя посмертно изданные дневники и письма Во, критики, многие из которых имели несчастье познакомиться с ним лично, словно сговорившись, приводят примеры его, мягко говоря, неджентльменского поведения. Одного шокировало, как тот грубо обращался с официантами круизного парохода336; другой с обидой вспоминал, что во время переговоров, когда передавал именитому автору приглашение от руководства Би-би-си выступить по радио, тот запросил триста фунтов и, получив неопределенный ответ, молча взял шляпу, трость и вышел, оставив ошеломленного журналиста в незнакомом ему помещении Уайтс-клуба337. Третий утверждал, что…

Впрочем, мы и так знаем, что великие художники не похожи на ангелочков, и «средь детей ничтожных мира…».

Сам Во относился к себе трезво и даже иронично, доказательством чему служит хотя бы его пародийный двойник мистер Пинфолд, главный герой романа «Испытание Гилберта Пинфолда» (1957), в комично-гипертрофированном виде представивший предрассудки и фобии своего создателя: «В нем был силен дух неприятия. Он ненавидел пластмассу, Пикассо, солнечные ванны и джаз, а в сущности говоря, всё, что осталось на его веку. Трепетный огонек милосердия, возжженный в нем религией, кое-как смягчил его омерзение и претворил его в скуку…»

Как и его комичный alter ego, Ивлин Во тщательно оберегал свое сокровенное «я», которое раскрывал лишь самым близким людям. Для остальных он усвоил себе бурлескную роль старого брюзги, являя «миру помпезный фасад неотесанной выделки, прочный, глянцевый, первозданный, как панцирь». Возможно, многим его современникам не удалось пробиться сквозь защитный панцирь, и пожилой писатель остался в их восприятии чудовищем, «задиристым, агрессивным, мстительным клоуном»338.

Пусть он и был таким в повседневном быту… Однако в истории Большой литературы, неподвластной житейской грязи, Ивлин Во останется как один из самых ярких художников ХХ века – «священное чудовище», «задиристый клоун», неустанно высмеивавший удручающую пошлость зла и варварства.

Сформировавшись в кризисную эпоху, ознаменованную крушением прежних, казавшихся незыблемыми ценностей и моральных устоев, писатель ясно отдавал отчет в том, что даже при благоприятных условиях «варварство никогда не бывает побеждено окончательно», что люди являются «потенциальными новобранцами анархии», а многовековая культура, противостоящая дикости и невежеству, – это, как выразился один гениальный безумец, всего лишь «тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом». И все же он не подчинял свое искусство железной логике абсурда, управляющей «шутовским хороводом» повседневности, и не пасовал перед «раскаленным хаосом», сохраняя – пусть и рассудку вопреки – веру в нетленность «яблочной кожуры», неуничтожимость порядочности и благородства, сострадания и любви.

Во И. Мерзкая плоть. Пригоршня праха. Возвращение в Брайдсхед: романы: [пер. с англ.] М.: АСТ, 2009. С. 5–16.

Шарж Эмвуда (Джона Масгрейв-Вуда)

МАЛАЯ ПРОЗА БОЛЬШОГО ПИСАТЕЛЯ

На сегодняшний день «Слепок эпохи»339 – самый полный сборник «малой прозы» Ивлина Во на русском языке. Рассказы Во печатались у нас уже в советское время (причем переводили их такие мастера, как М. Лорие, В. Муравьев, Р. Облонская), но давались они всегда выборочно, в приложении к его романам, так что для советских и постсоветских книгочеев Ивлин Во – прежде всего романист, создатель неувядающих сатирических шедевров, выдержанных в духе «черной комедии»: «Упадок и разрушение», «Мерзкая плоть», «Черная напасть», «Пригоршня праха» и др.

Надо признаться, в этом есть своя сермяжная правда: Ивлин Во – один из тех писателей, кому дано было максимально полно раскрыться в рамках «большой формы». Рассказы он писал с семилетнего возраста (образчиком его juvenilia, опубликованным, когда автору не было и десяти лет, как раз и открывается сборник), однако, как в свое время и Антоша Чехонте, относился к ним по большей части не слишком серьезно. Рассказы были для Ивлина Во либо средством заработка (а печатался он, между прочим, в жирненьких буржуазных журналах типа «Вог», «Эсквайр» и «Харперс»), либо своеобразным творческим полигоном, где опробовались литературные приемы и обкатывались сюжетные модели, которым суждено было воплотиться в его романах.

Весьма показательна здесь новелла «Вылазка в действительность» (1932) – на мой взгляд, одна из лучших в сборнике. В ней варьируется базовая сюжетная схема большинства довоенных романов писателя: простодушного, не искушенного в жизни молодого человека внезапно затягивает вихрь головокружительных приключений; после целого ряда нелепых недоразумений, курьезных происшествий и трагифарсовых ситуаций он так же неожиданно возвращается в исходное положение, приобретя горький жизненный опыт и осознав жестокие законы абсурдного мира, в котором царят алчность и предательство. В новелле роль добродетельного простака поручена начинающему литератору Саймону Ленту. Взбалмошный и невежественный киномагнат заказывает ему сценарий по «Гамлету», которого нужно подогнать под незамысловатые вкусы широкой публики: Шекспира предлагается «перевести на нормальный язык», королеву Гертруду – выбросить из сценария, так как «она тормозит события», а само действие трагедии – перенести в Шотландию, подключив к делу «горцев в юбках и сцену-другую со сборищем клана».

Еще крепче связаны с романами другие short stories Ивлина Во. Рассказ «Из жизни благородного семейства» (1927), в котором выгнанный из Оксфорда герой-повествователь устраивается воспитателем юного отпрыска аристократического семейства, тематически близок «Упадку и разрушению» (1929). (Характерно, что повествование, едва набрав обороты, внезапно обрывается, а повествователь сетует на Природу, которая, «совсем как ленивый писатель, вдруг резко закругляется, сводя к короткому рассказу всё, что изначально предполагала сделать экспозицией романа».) «Происшествие в Азании» (1932) можно считать сателлитом «Черной напасти» (1932): события здесь разворачиваются в одной и той же вымышленной восточноафриканской стране; «Поклонник Диккенса» (1933) почти без изменений вошел в роман «Пригоршня праха» (1934); а в рассказе «Бэзил Сил опять на коне, или Возвращение повесы» (1963) нашему вниманию предлагается один из самых ярких и обаятельных антигероев раннего Во: постаревший, обрюзгший, утративший былую прыть пройдоха из «Черной напасти» и «Не жалейте флагов» (1942). Тут же мы встречаем еще одного персонажа, фигурировавшего в довоенных романах Во, – Марго Метроленд. Изысканная прожигательница жизни и неутомимая сердцеедка из «Упадка и разрушения» предстает перед нами съежившейся старушкой, доживающей свой век у экрана телевизора.