Заря над Скаргиаром - Ирина Ивахненко

Выдав эту канцелярско-придворную фразу, Аскер согнулся в почтительном поклоне.

— Уже уходишь? Ну иди, ревизия государственных архивов — дело важное, — промямлил король, повернувшись всем корпусом так, что корсет затрещал. Сегодня ему было не до Аскера: он привыкал к своему новому одеянию.

Вечерело. Последний луч солнца угас, и лишь золотистая дымка, как воспоминание о последнем дне весны, окутывала темнеющие небеса. На востоке лиловатым светом догорал Терголль, и все, кто в этот вечер находился в море, радостно приветствовали появление своей путеводной звезды.

Аскер разлегся на диване в гостиной в позе, в которой позволено лежать только мраморным статуям. Изогнувшись в талии, он томно подпер правой рукой голову, а левой лениво перелистывал страницы увесистого фолианта в тисненом кожаном переплете. Другими фолиантами, взятыми, как и этот, в Летописном Амбаре, Аскер обложился кругом, разместив толстенные тома под локтем, за спиной, в ногах и даже перед собой на полу. Книга, которую он читал, повествовала о дипломатических отношениях эсторейского двора с Корвелой и попутно давала всеобъемлющие сведения о нравах, обычаях и тайнах королевского двора. Среди них было много таких, о которых даже не подозревали ни Моори, два года прослуживший королевским объездчиком, ни многие из тех, кто поседел на службе династии Клавигеров, — короче говоря, книга была секретная и предназначалась только для внутреннего пользования.

В дверях гостиной появилась голова Линекора.

— Господин, тут одна дама хочет видеть вас, — сообщил он полушепотом.

— Красивая? — осведомился Аскер бесцветным голосом, не отрываясь от книги.

— И богатая, — сказал Линекор с изрядной долей уважения. Похоже, неизвестная дама дала ему денег.

— Ну, зови, — сказал Аскер, не поднимая головы и даже не подумав отложить фолиант в сторону.

Дверь за Линекором закрылась, чтобы снова открыться через минуту, и в гостиную вплыла дама, наполнив комнату сладким ароматом духов.

— Читаете, господин Аскер? — спросил глубокий женский голос.

Не стоило поднимать голову, чтобы узнать этот голос: он принадлежал Фаэслер Сарголо. Но стоило поднять голову, чтобы поприветствовать первую куртизанку Эстореи и фаворитку короля. Аскер оторвался от книги и медленно спустил ноги с дивана.

— Добрый вечер, госпожа Сарголо. Прошу вас, присаживайтесь, — сказал он, собираясь указать на кресло рядом с диваном, но Фаэслер предупредила его жест и села возле него, как бы невзначай задев его колено краем платья.

— Что привело вас ко мне, госпожа Сарголо? — спросил Аскер учтивым тоном.

— Ах, господин Аскер, — томно закатила глаза Фаэслер, откидываясь на спинку дивана и выставляя на обозрение обширное декольте, — я так одинока! Приехав сюда из Артаринора восемь лет назад, я ожидала, что увижу в столице духовную жизнь, полную благородных чувств и возвышенных порывов, которых так жаждала моя душа! Но что же я увидела? Пьянство, обжорство, разврат, кругом грязь и деньги, деньги и грязь, и каждый думает только о себе! Господин Аскер, ведь вы были вчера во дворце на балу, и вы видели, как эти животные развлекаются, словно вчерашний день был последним днем перед концом мира! Вы ушли оттуда, едва закончилась торжественная часть, и как же я вас понимаю! Вам, как и мне, противна эта гнилостная атмосфера, это зловонное болото, в котором плавают они все, плавают и хлебают эту жижу, хлебают с наслаждением! Господин Аскер, я пришла к вам потому, что увидела сходство наших душ, вы для меня — луч света, блеснувший среди кромешной тьмы!

«Как она умно и верно говорит! — подумал Аскер. — Она очень точно подметила мое отношение ко вчерашней оргии, но я, боюсь, слишком явно показал его. Она говорит, что мы — родственные души. Предположим, что это так, и что же дальше?»

— Чем я могу помочь вам, госпожа Сарголо? — спросил он участливо.

Глаза Фаэслер лихорадочно заблестели: она только и ждала этого вопроса.

— Господин Аскер, вы нужны мне, — страстно сказала она, схватив его за руку. — Только с вами я могу отдохнуть душой. Когда мне кажется, что жизнь пуста и бесполезна, одно ваше присутствие рассеивает мои сомнения, и я вновь оживаю.

— А король?

Фаэслер передернуло.

— Не напоминайте мне о нем! Поймите, господин Аскер, это всего лишь способ выжить. Когда я вижу его слащавую рожу, эту тонкую шею… этот живот… ах, ах!..

Фаэслер достала из-за корсажа платок и сделала вид, что вытирает слезы. Аскер, в свою очередь, сделал вид, что глубоко тронут ее горем.

— Простите меня, госпожа Сарголо, если я невольно растравил раны вашей души, — сказал он воркующим, проникновенным голосом.

Оживившиеся интонации Аскера заставили сердце Фаэслер забиться сильнее.

«Он у меня на крючке, — подумала куртизанка, торжествуя. — Победа над ним будет для меня вдвое слаще, чем над кем-либо еще: это такой лакомый кусочек!»

И Фаэслер пустила в ход тяжелую артиллерию.

— Господин Аскер, — сказала она прерывающимся от страсти голосом, — когда я вижу вас, сердце останавливается у меня в груди, радужная пелена застилает глаза!.. Каждый ищет свое счастье, но очень немногим удается его найти. Мне повезло. Я нашла свое счастье, господин Аскер. Моя судьба — вы, только вы можете сделать жизнь для меня на этом свете раем. Мне так немного от вас нужно… о-о…

Она придвинулась к Аскеру так близко, что почти придавила его своим гибким горячим телом. Жаркое дыхание Фаэслер обжигало ему ноздри, а запах ее духов стал почти невыносимым.

«Что-то ее возвышенные порывы приобретают слишком плотскую окраску», — обеспокоенно подумал Аскер. В отношениях полов он был невинен, как младенец, и имел понятие только об их платонической стороне, описанной в немногочисленных романах, на которые ему посчастливилось наткнуться в библиотеке Валиравинского монастыря.

«Она ждет от меня чего-то, — растерянно думал он, — но чего? Боюсь, что я могу узнать это только от нее самой.»

Аскер почувствовал себя так, как уже было однажды при подобных обстоятельствах — на Обходной галерее. Тогда он тоже совершенно не знал, как себя вести, а в сознание Фаэслер ему мешало проникнуть несовершенное владение Сиа. Теперь этого препятствия не существовало.

И Аскер погрузился в пучины души Фаэслер.

Лучше бы он этого не делал.

Но это было неизбежно. Фаэслер так настойчиво преследовала его, что он должен был что-то предпринять, а чтобы заставить ее изменить свое поведение, сначала следовало узнать, что ею движет.

Среди обычных мыслей шикарной женщины о деньгах, нарядах и драгоценностях он увидел вереницу образов всех, с кем Фаэслер столкнулась в жизни, — все ее любовные победы и редкие черные пятнышки неудач на их блистательном фоне. Он узнал, что куртизанка думает обо всех, кто ее окружает, — о слугах, о продавцах, о духовном наставнике, о министрах, о соперницах, о короле. Атларин она уважала и ненавидела, Дервиалиса уважала, к Ринару относилась безразлично, Галора и вовсе не принимала в расчет. Король пользовался ее полным презрением. Сезиреля она сначала просто уважала и, будучи под покровительством Матены, сошлась с ним довольно близко, но не слишком: Сезирель соблюдал жреческие запреты неукоснительно. Но позже, узнав его как следует, Фаэслер стала его бояться. Сезирель видел ее насквозь и знал причины каждого ее шага.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});