Приключения дрянной девчонки - Дарья Асламова

Завтра… А настанет ли оно когда-нибудь, это завтра? Минуты тянутся как часы, сигареты закончились, десятая чашка чая выпита. Я пытаюсь читать, но книга выпадает из моих рук. Я подхожу к окну, дышу на холодное стекло и на матовом облачке пишу знак вопроса. Жду, когда он растает, снова туманю стекло своим дыханием и рисую восклицательный знак. Завтра…

25 декабря

…А потом нам пришлось сменить квартиру-Стены нашего дома стали прозрачными, как стекло. Нам казалось, что мы живем в большом аквариуме и случайный прохожий может подсмотреть интимные подробности нашей жизни. Телефон звонил беспрерывно, бесцеремонные люди в любое время суток врывались в квартиру с требованиями интервью, фотографий и съемок для телевидения. В основном это были иностранные корреспонденты. Российская пресса еще стыдливо молчала. Моя статья в "Собеседнике" "Записки дрянной девчонки" – один из самых дерзких фарсов года – взорвала общественное мнение страны, добавила изюминку сексуальных приключений и приправу авантюризма в пресное тесто обыденной Меня и Андрея захлестнул лестный и обременительный поток общего внимания, и мы не в силах были противостоять его напору: "Ах, интервью! Очень мило. Конечно, заходите, будем рады. В 12 ночи?! Не слишком ли поздно? Сколько будет длиться съемка? Пять часов? Разумеется, я не могу отказать коллеге".

Фотографы и телевизионщики располагались в нашей квартире, как у себя дома. Они загромождали дом аппаратурой, снимали со стен непонравившиеся картины, переставляли мебель по своему усмотрению, стремясь извлечь из нашего бедного жилища максимум элегантности, соблазнительной интимности. Мы бродили по дому, шалея от их наглости и ослепительного света прожекторов, задыхаясь от сигаретного дыма и путаясь в многочисленных проводах. Для создания более раскованной обстановки фотографы привозили с собой шампанское для меня и водку для Андрея. В полночь, несмотря на декабрьские морозы, климат в квартире по нежной расслабленности и знойной романтике равнялся средиземноморскому.

Помню, однажды, когда съемки для какого-то французского журнала затянулись до глубокой ночи, я раскинулась на диване, совершенно голая и умиротворенная, не стесняясь присутствия трех мужчин-фотографов. Я для них была не конкретной женщиной, а символом восхитительного приключения, яркой легкомысленной бабочкой, дорогостоящей игрушкой, которую надо красиво подать на страницах журнала. Они испытывали вдохновение повара перед грандиозным банкетом, который украшает жирную уточку петрушкой, укропом, поливает ее острым, возбуждающим аппетит соусом.

По замыслу, я тоже должна была возбуждать аппетиты, Поэтому меня пудрили, румянили и одевали в кружевное белье, чтобы от моего вида у мужчин потекли слюнки. Меня Удивило, что Андрей вдохновенно обсуждает вместе со всеми мои эротические позы. "Неужели ты не ревнуешь?" – спросила я его. "Нет. Это просто работа фотомодели. Съемки у Фотографа все равно что прием у врача – там тоже раздеваться без стеснения", – ответил он.

Съемки для телевидения потребовали от меня не только Терпения, но и физической выносливости. По сценарию, я должна была бежать по длинной лестнице к Белому дому в туфельках на высоченных "шпильках" и через десяток-другой ступенек эффектно скидывать шубу, оставаясь в одном купальнике, затем с радостной улыбкой подниматься на самый верх и исчезать за поворотом. Этакое эротическое видение у подножия Дома Большой Политики. Замысел был прекрасен, но в день съемок стоял двадцатиградусный мороз, снимали несколько дублей, шуба не желала изящно скидываться каблуки туфель застревали в снегу. Я хохотала истеричным смехом, покрывалась "гусиной" кожей и спотыкалась о ступеньки на бегу. На пятом дубле группа депутатов, выходящая из Белого дома, узрела эту фантастическую картину – девушку в купальнике, бегущую по снегу к политическому Олимпу. К нам кинулся разъяренный милиционер, и мы едва успели скрыться на своей машине.

В следующем кадре я должна была играть с котенком, лежа на тахте. Для этой цели я выпросила у подруги Юлии индифферентного пушистого персидского кота, который, как всякое животное аристократического происхождения, был от рождения полным кретином и мог есть, только если его кормили с пальца. Пока оператор готовился к съемкам, я чесала кота за ухом, он мурлыкал и казался довольным жизнью. Но как только заработала камера, он выпустил когти и вцепился мне в грудь. Героически улыбаясь, я попыталась оторвать от себя взбесившееся животное, что мне удалось ценой кровавых полос, оставленных его когтями. (Позже я посоветовала Юлии свести этого вырожденца с какой-нибудь здоровой дворовой кошкой, чтобы смешать гнилую аристократическую кровь с бодрой плебейской. Но выяснилось, что Мартин – так звали персидского кота – не способен вести нормальную половую жизнь, ему нужна подставка под задние ноги, чтобы совершить сей сладостный процесс.) Мое тело столько разглядывали, фотографировали и снимали на видео, что мне стало казаться, что оно мне больше не принадлежит. Его лишили интимности. Размноженная журнальными и газетными снимками, я стала общественной собственностью. Мне захотелось спрятаться в мягкое теплое птичье гнездышко, недоступное чужим взорам.

И мы переменили квартиру. Этому была еще одна причина. Странные люди подходили к моим друзьям в редакции "Комсомольской правды" и говорили: "Если вам ваша девочка дорога, спрячьте ее подальше. Когда утихнет шумиха вокруг ее имени, ею займутся". По-моему, когда говорят "сиД мо", лучше кричать "караул" на каждом углу. Разумеется, я т преминула сообщить об угрозах во всех интервью. Но из сторожности мы переехали на новое место.

Через четыре дня я выхожу замуж за Андрея, но мне с трудом удается сосредоточиться на этом торжественном событии. У меня совершенно нет времени для подготовки к свадьбе. Андрей же, этот мученик предприимчивости, тоже слишком занят делами своей фирмы. Обычно вокруг будущих молодоженов суетятся многочисленные родственники. Мамы, папы, дедушки и бабушки берут на себя все хлопоты. А мы, дети общежития, привыкшие к самостоятельной жизни, вынуждены сами думать о всех мелочах. В прошлую субботу мы нашли часок для похода в магазин "Гименей" за свадебной фатой. Господи, какими неприкаянными и одинокими мы почувствовали себя в толпе невест, женихов и их родственников! Почему никто не шепчет нам советы, не выбирает наряды, не рассматривает нас придирчиво, вертя, как кукол, перед зеркалом? Мы чересчур долго жили вместе и слишком много видели грустного в жизни, чтобы относиться всерьез к этой сентиментальной идиллии. И все же какой-то древний женский инстинкт требует от меня соблюдения всех правил церемониала – фаты, символа непорочности, для той, что давно утратила невинность, белых перчаток, цветов, платья – белого, как лепестки яблоневых весенних цветов.

Вчера я достала из шкафа свадебное платье, купленное, если мне не изменяет память, три года назад. Оно слегка помялось и чуть-чуть пахнет пылью. Я рассматривала розы, прикрепленные к лифу платья, когда-то раскрашенные умелой Юлией лаками для ногтей, перебирала складки ткани и смеялась над причудами судьбы. Думала ли я той весной, подавая заявление в загс вместе с Андреем, что шутка станет реальностью, что легковесные отношения будут продолжаться годами и свяжут двух непохожих людей непостижимыми таинственными нитями? Как странно, что часто мелкие слу-м11пустяковые встречи и желания являются поводами для крупных событий. Как необъяснимо плетется, ткань судьбы

29 декабря

. Я бесстыдно счастлива. Пишу эти строки в "полночь. Я еще не успела отколоть фату с волос и осознать значение события, но, кажется, торжественная увертюра состоялась. Советов спит прямо в парадном костюме и самым в°3мУтительным образом храпит. Первая брачная ночь явно не состоится по причине фантастического пьянства жениху И хотя он меня не слышит, я громко восклицаю: "Ты пьян м любви, моя радость!" Я хохочу во все горло и целую его. °' Теперь все по порядку. Утро прошло нелепейшим образом. Очередь брачующихся в загсе, холодная казенная атмосфера, какие-то чинные пожилые пары, стесняющиеся самцу себя и своего счастья, торопливая процедура заключения брака. Мы неловко надеваем друг другу кольца. Советов раз. волновался так, что даже забыл меня поцеловать. Он растерян, скован, и я, кажется, слышу, как скачет в груди его сердце. Я расстроена обыденностью обстановки и полным отсутствием контакта с женихом. После того как мы поставили свои подписи под документом, Андрей тут же уехал на работу, а я домой – готовиться к вечернему торжеству.

Эта скомканная процедура довела меня до слез, и я, как водится, порыдала, соблюдая древнее женское правило. "Ну, ты прямо классическая невеста, – удовлетворенно заметила моя сестра Юля. – Даже без слез не обошлось". Она взялась за мои волосы и соорудила мне чудную прическу – ну просто стихотворение из локонов. Приехали мои родители и принялись хлопотать вокруг меня. И я наконец-то почувствовала приближение праздника.