Тайны финской войны - Борис Соколов

К сведениям о потерях, исходящих от Генерального штаба Красной Армии, следует относиться весьма критически. Учет потерь был значительно затруднен тем, что очень многие штабы полков и дивизий были укомплектованы командирами запаса, которые не имели опыта штабной работы и обыкновенно запутывали документацию. Часто было и так, что бойцы и командиры не имели так называемых «смертных медальонов» и те, кто вывозил трупы с полей сражений, естественно, не могли установить, из какой именно части убитый или замерзший.

Сам Сталин на совещании по итогам войны с Финляндией в апреле 1940 года приводил примеры, насколько плохо учитывались потери в этой войне:

«Мы 44–ю дивизию просили узнать, сколько убито из этой дивизии, сколько попало в плен — не могут сказать, гадают, говорят — тысячу. Оказывается, книжка какая‑то была. Приехали в каком составе — тоже неизвестно, по книге нельзя судить, так как часть, бывает, хворает, получает пайки в госпитале, часть — в отпуске. Списочный состав дивизии нереальный, проверяли людей по книге. Действительный состав не отвечает тем записям, которые были сделаны в книге. Приехали сюда, сколько осталось в армейских или дивизионных госпиталях — тоже неизвестно, сколько было на линии огня — неизвестно… Что делают — проверяют, перекличку делают — неизвестно. Не знали, сколько убыло, это остается неизвестным. Разве так можно организовать работу?»

— Ликвидируйте обезличку в белье, постельной принадлежности, и расходы государства сократятся минимум на 50 %, — бросил в аудиторию высшего комсостава словно лозунг Мехлис.

Сталин лозунг не поддержал. Заметил раздраженно:

— Дело не в том, что сократятся расходы, речь идет о живом составе, чтобы командир дивизии знал, сколько у него живых, реальных людей, чтобы он знал наверняка, а не догадывался, не гадал, сколько потеряно.

— У нас боец не получает белье, постель в собственность, все это обезличено, он может порвать, распродать, а назавтра потребовать новое (хорошего же мнения о красноармейцах был Лев Захарович! — Б. С.).

— Я говорю о составе дивизий, а не о снабжении, — прервал Сталин начальника ГлавПУРа.

— Это не только в 44–й дивизии, это во всей армии, — с готовностью подтвердил начальник снабжения РККА А. В. Хрулев. — Вообще, учет в армии личного состава и имущества поставлен настолько безобразно, что нужно принимать самые решительные меры, чтобы навести порядок.

— Не железные, а человеческие, — продемонстрировал свое человеколюбие Иосиф Виссарионович.

— Тут, может быть, и ребра нужно кое — кому поломать, — разъяснил собственное понимание «человеческих мер» Хрулев.

— Без этого не обойдешься, — улыбнулся в усы Сталин.

— В результате отсутствия данных о численности, — продолжал Андрей Васильевич, — было тяжело снабжать Ленинградский военный округ и северные армии. С товарищем Тимошенко у нас были расхождения буквально на 200 тысяч едоков. Мы держались своей, меньшей цифры. Но у меня, товарищи, не было никакой уверенности, что прав я, не окажется ли, что он будет прав, у него на 200 тысяч больше, а потом начнут голодать.

Действительно, страшно: кто‑то из красноармейцев умрет с голоду только потому, что писарь выставил в ведомости не ту цифру численности личного состава или командир неправильно вычел число заболевших. А ведь в Великую Отечественную бойцам Красной Ар^ мии и в самом деле приходилось умирать с голоду, причем не то, что в блокадном Ленинграде или во вражеском окружении. Например, за первые три месяца 1943 года на Калининском фронте в период затишья и немецкого отступления от дистрофии умерло 76 бойцов: исключительно из‑за плохой организации снабжения. То ли не смогли вовремя доставить продовольствие на позиции, то ли просчитались с определением числа едоков.

— Надо заставить людей считать, — требовал Сталин на апрельском совещании.

— И Генеральный штаб численности действующей армии не знал в течение всей войны, — продолжал свою речь Хрулев, — и не знает на сегодняшний день.

— К сожалению, — вставил Сталин.

— Главное управление Красной Армии (ведавшее кадрами. — Б. С.) не знало численности финского фронта во время войны и не знает на сегодняшний день, — обрушился начальник снабжения на еще один руково — дящий орган Наркомата обороны. — Мне, например, на второй квартал по Ленинградскому округу по пайкам дают данные на 46 тысяч человек. Это только вузы и тыл, а где же армии? Этого они не знают, выясняют. Органы снабжения работали плохо, и их нужно бить.

— За одного битого двух небитых дают: дороже, — поддержал Сталин Хрулева.

Думаю, этими же словами Иосиф Виссарионович оценивал и состояние Красной Армии после «зимней войны». Ничего, что финны наших побили, зато наши набрались опыта, впредь умнее будут и станут лучше драться с немцами.

Да вот только и в годы Великой Отечественной войны так и не удалось наладить нормальный учет численности личного состава и потерь Красной Армии. Считали еще хуже, чем в финскую войну.

Убитых не только плохо учитывали — их долго еще не могли похоронить. А. И. Запорожец рассказывал на том же совещании:

— У нас в 13–й армии долго продолжалось такое положение, когда убитых бойцов и командиров хоронили не очень хорошо — просто в штабеля складывали, и они лежали по два — три дня (благо — мороз! — Б. С.). Пришлось написать два приказа, чтобы это дело упорядочить.

— Это позор! — возмутился Сталин.

— Я слышал указания товарища Сталина, — моментально отреагировал Александр Иванович, — что командиров надо хоронить отдельно.

— Памятники им надо поставить, — патетически воскликнул Иосиф Виссарионович.

— А там (то есть в штабелях. — Б. С.) среди убитых были начальники штабов дивизий, командиры полков, — закончил Запорожец.

Так каково же все‑таки истинное число советских потерь в Великой Отечественной войне? Московский историк П. А. Аптекарь еще в 1991 году обнаружил в

Российском государственном военном архиве «Книги учета безвозвратных потерь Рабоче — Крестьянской Красной Армии в войне с белофиннами». Они представляют собой алфавитные списки погибших, умерших от ран и не вернувшихся из плена. Всего в этих списках, согласно подсчетам Аптекаря, 131 476 фамилий. (М. В. Филимошин в книге «Гриф секретности снят» по тем же самым спискам выводит другое число погибших — 126 875.) Однако и эти данные неполные. Сюда не вошли, например, расстрелянные перед строем командиры 18–й дивизии и 662–го полка. По свидетельству Аптекаря, в бытность его сотрудником РГВА, примерно 20–25 % запросов родственников людей, не вернувшихся с финской войны, оставалось без ответа, поскольку фамилии этих людей не удавалось найти в алфавитных списках потерь. Такой недоучет представляется вполне правдоподобным. Ведь и десять лет спустя было невозможно поименно установить каждого погибшего в войне с Финляндией. Данные о потерях многих частей и соединений в архивах вообще отсутствуют. Например, в РГВА нет данных по личному составу 13, 45 и 69–го отдельных лыжных батальонов. Если предположить, что примерно 22,5 % погибших не попали в составлявшиеся в 1949–1951 годах «Книги учета безвозвратных потерь», то действительное число убитых, умерших от ран и болезней, от несчастных случаев, покончивших с собой и расстрелянных по приговорам трибуналов в период советско — финской войны, можно оценить примерно в 170 тысяч человек. Это число уже довольно близко к финским данным — 200 тысяч погибших советских военнослужащих.

Соотношение безвозвратных потерь вооруженных сил Советского Союза и Финляндии представляет собой примерно 7,2:1. Вот таким примерно было и соотношение уровней военного искусства и боевой подготовки двух армий.

По месяцам финские потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести распределяются следующим образом: декабрь — 13 200, январь — 7700, февраль — 17 200 и март — 28 900. Величина потерь тут вполне соответствует интенсивности боевых действий. С учетом того, что в марте бои продолжались всего 12,5 дня, средний ежедневный уровень потерь в этом месяце был почти в 4 раза выше, чем в феврале, почти в 10 раз выше, чем в январе, и в 6 раз выше, чем в декабре.

Вот и Красная Армия наибольшие потери понесла в феврале и марте 1940 года. По данным Е. И. Смирнова, 26 % всех санитарных потерь 7–й армии пришлось на декабрь 1939–го, 9,4 % — на период с 1 января по 10 февраля и 64,6 % — на время с 11 февраля по 13 марта 1940 года. Согласно итоговым донесениям войск общие потери убитыми, ранеными, больными и пропавшими без вести за 105 дней войны составили 333 084 человека (как мы покажем ниже, они значительно занижены, главным образом за счет безвозвратных потерь). Из этого числа с 30 ноября по конец декабря 1939 года советские войска потеряли 69 986 бойцов и командиров, или в среднем в день —2187.