Паутина - Константин Фарниев

Правда, новая связь с залетным кавалером сильно поколебала веру Зойки в свою свободу… Городские ловеласы, которые околачивались на проспекте, сразу замечали ее, предпринимали попытки «заклеить» одинокую красотку, но она умела эффектно отделываться от них. Презрительный взгляд через плечо и что-нибудь сочное из блатного жаргона, сказанное сквозь зубы. Главное — дать им понять, что ты не домашняя фифочка и что у тебя есть хозяин, который любого сотрет в порошок, пусть только кто попробует пристать к ней. Парни испуганно шарахались от Зойки, и этот момент ей тоже нравился. Но, если разобраться, то Зойке больше всего хотелось быть одной. Надоели пьянки, мужики с пьяными или злыми лицами, война со двором, комната, пропахшая сыростью и потом. Сколько ни убирай, сколько ни проветривай свою конуру, невозможно изгнать оттуда эти устоявшиеся запахи. Еще мать вела счет мужчинам не первым десятком, а сколько раз каждый из них бывал в этой комнате?

Зойка дошла до памятника Серго Орджоникидзе на площади Свободы, остановилась и, запрокинув голову, всмотрелась в гранитно-неподвижное усатое лицо. Для Зойки оно ничего не значило. Правда, еще в школе — она еле-еле закончила пять классов, что-то читала о нем, слышала, но теперь не вспомнила бы даже его имени, если бы не надпись крупными бронзовыми буквами на памятнике: «Григорий Константинович Орджоникидзе», и даты рождения и смерти Григория Константиновича. Зойка почувствовала себя совсем чужой и этой площади, и людям, что шли по ней, стояли у памятника, любовались в центре ее голубями, и всему городу, и всей жизни. Она мотнула головой и запрокинула лицо к солнцу. Черта с два — будет она чужой! Солнце для всех светит одинаково, и это лето для всех, и площадь, и город…

Она с минуту постояла возле голубей, которые кучковались вокруг корки хлеба, брошенной им чьей-то сердобольной рукой. Зойка подумала, какая сейчас духота в зале парикмахерской, и решила посидеть, пока спадет жара, в парке. Она пересекла площадь и уже была у входа в парк, как увидела, что к трамвайной остановке подходит Красавчик-Руслан, с которым Зойка познакомилась на толчке. Она остановилась в надежде, что он обратит на нее внимание, но Красавчик смотрел вдоль трамвайной линии. «Подойти к нему или не стоит?» — колебалась. Зойка. С одной стороны, этот крепкий симпатичный парень понравился ей сразу, с другой — кто его знает, что это за птица, еще наживешь с ним неприятностей. Новый хозяин Зойки пообещал выдернуть ей ноги, свяжись она еще с кем-нибудь, кроме него. Да и Иван, конечно, не спустит. Правда, его в расчет можно не принимать, но чего только не взбредет в голову одуревшему из-за женщины мужику. Зойка решительно направилась к Руслану. Он увидел ее и весь мгновенно изменился: подобрался, выдернул руки из карманов брюк, лицо посветлело, в глазах засветилось откровенное восхищение.

— Привет, Красавчик! — протянула Зойка руку.

— Привет, красавица! — жадно поймал Зойкину ладошку в свою руку Руслан. — Надо же такое! — радостно добавил он. — Вышел в город и спрашиваю себя: будет у меня сегодня приятный интерес?. и отвечаю — будет!

— Ха, — хмыкнула Зойка. — Ты всегда так выходишь в город?

— Да нет! — горячо возразил Руслан. — С тех пор, как тебя встретил и потерял, так и ищу свой интерес.

— Влюбился, что ли, Красавчик? Осторожнее, смотри. Много вас таких.

— Да я так, — потух Руслан. — Чего ты сразу отшиваешь. Я же не нахал какой. Может, к тебе, как к человеку.

— Ну ладно, завелся. Угости лучше мороженым, если при деньгах.

— Какой разговор!

Руслан хотел было взять Зойку под руку, но остановил себя. Она это заметила.

— Правильно, Красавчик, соображаешь. Чем меньше глаз, тем лучше.

В павильончике, где продавали мороженое, сидело всего несколько человек. День был рабочий, так что парк принадлежал в это время в основном старикам и бездельникам.

— Ну, что, сплавил товар? — неожиданно спросила Зойка.

— Нет. Твой парень так и не подошел. Прождал я его, как дурак, тогда весь вечер на Штыба, вчера тоже подошел и сегодня заглянул на всякий случай. Думаю, может, встречу.

— Не заглядывай, ему не до торговли. Да разве так продают, как ты? Застукали бы тебя на толчке менты, и носила бы тебе мамаша передачи. Надо людей искать, через них толкать товар. А ты явился: нате, мол, берите меня, тепленького. Скажи спасибо, что уволокли с глаз долой.

— А я уже прицелился к этой образине.

— К Квазимоде, что ли?

— Откуда я знаю. Родственник приехал, товар привез. Давай, говорит, продадим, ну я и согласился. Деньги нужны. Я только из армии. Комиссовали по болезни — язва у меня. Одеть нечего, это у братишки двоюродного взял. А тут предлагают подзаработать, вот я и поперся на толчок. А что, я же не спекулянт.

— Дурашка ты, Красавчик. Будут они разбираться. Заметут вместе с товаром.

— Все равно, — вздохнул Руслан, — товар надо продать. Родичу тоже нужны деньги, — говорил он очень тихо, посторонние услышать их никак не могли.

— Ладно, — приняла решение Зойка. — Я тебя выручу еще раз, так уж и быть. Завтра в семь вечера жди меня здесь, приволоку тебе Ивана, никуда он не денется. Заметано?

— Спасибо тебе, Зоя, большое спасибо!

— Замолкни, Красавец, и хватит об этом. Ты женатый?

— Откуда. Только из армии. Отец с фронта не пришел, продержаться бы, пока на работу устроюсь.

— И у меня отец совсем остался там, — махнула рукой Зойка. — Как ушел, и с концами. — Голос ее совсем упал. — В танке сгорел. Мать говорила: дураком, мол, был, потому и сгорел. А он хороший был, я его помню. Красивый такой, высокий.

— Как ты? — улыбнулся Руслан.

— А что? — вскинула она голову.

— Дура твоя мать, а не отец, — серьезно проговорил Руслан. — Выходит, двадцать миллионов — и все дураки?

— Столько пропало солдат?!

— Нет, всего наших, и гражданских тоже.

— Дура она, конечно, и ее тоже уже нет.

— А-а-а, — протянул Руслан.

Зойка утратила интерес и к разговору, и к мороженому. Долгим задумчивым взглядом Руслан посмотрел в ее лицо. Вблизи оно было не таким уже юным и свежим, каким казалось издали. Щеки привяли от беспутной жизни, глаза казались неестественными из-за густо намазанных тушью и склеенных стрелками ресниц, ярко накрашенные губы чем-то роднили лицо Зойки с маской клоуна…

— Еще будешь? — спросил Руслан, когда Зойка нехотя доела свою порцию мороженого.

— Спасибо.

Она отодвинула от себя пустую вазочку.

— Тебе сколько лет?

— Девятнадцать, — ответила Зойка. — Чего это ты, жениться надумал?

— Да так, без косметики ты была бы еще красивее.