Опричнина - Александр Зимин

В мае 1570 г. думными дворянами впервые были опричники Петр Васильевич Зайцев, Малюта Лукьянович Скуратов-Бельский[1832], Василий Григорьевич Грязной[1833] и Иван Федорович Воронцов[1834]. Возможно, к концу 1570 г. были думными дворянами также князь С.Черкасский, В.Ф. Ошанин и Василий Михайлович Пивов[1835]. Уже зимой 1571 г. думным дворянином был опричный печатник Роман Васильевич Алферьев[1836] В отличие от бояр и окольничих думные дворяне происходили из состава неродовитого дворянства и были обязаны возвышению своей выслугой.

Судьба всех этих лиц была разная. Некоторые из них поплатились жизнью. Так, П.И. Горенский попал в опалу и был казнен в период создания опричнины (в начале марта 1565 г.). Казнен был опричник И.Ф. Воронцов. В связи с «новгородским изменным делом» 1570 г. постигла казнь и П.В. Зайцева. Но что более характерно — это близость думных дворян к опричному двору Ивана Грозного. Не случайно в их числе были видные опричники Малюта Скуратов и Василий Грязной. Именно из состава опричников и формировались думные дворяне 1566–1572 гг.

По январскому указу 1565 г. Иван Грозный передавал Боярской думе во главе с И.Д. Вельским и И.Ф. Мстиславским все текущее управление страной на территории земщины[1837]. И действительно, А. Шлихтинг писал, что царь «держит в своей милости князя Бельского и графа Мстиславского… говоря так: «Я и эти двое составляем три московские столпа. На нас троих стоит вся держава»[1838]. По указу 1565 г. бояре должны были докладывать царю и решать вместе с ним только «ратные» или «земские великие дела». Уже в этом заложено было то основное противоречие в организации управления, которое опричнина не смогла преодолеть. Направленная против остатков политической раздробленности, опричнина приводила к росту самодержавной власти московского государя. Вместе с тем она укрепляла и позиции феодальной аристократии в стране, ибо вручала в руки ее основного органа — Боярской думы все повседневное управление и суд[1839].

Правда, деятельное участие в посольских делах земской Боярской думы сочеталось с непосредственной и очень активной ролью в дипломатической жизни самого Ивана Грозного и его опричного окружения. Решающее слово по всем вопросам мира и войны принадлежало «государю всея Руси». В опричнине ведались сношения с теми странами, с которыми Иван IV заинтересован был в установлении прочных мирных отношений. В 1571 г. в награду за длительную дипломатическую службу зачислены в опричнину русские послы в Крыму А.Ф. Нагой и Ф.А. Писемский[1840]. Крымские послы, как обратил внимание В.Б. Кобрин, принимались обычно в Слободе. Здесь же и на Вологде предпочитал царь вести тайные переговоры с английскими дипломатическими агентами.

Наиболее ответственная часть дипломатических сношений с другими странами (непосредственные переговоры с иностранными представителями) иногда находилась в руках опричников. Так, в 1566 г. переговоры с польскими послами вели В.М. Юрьев, Д.И. Вяземский и П.В. Зайцев, а в 1567 г. посольство в Польшу возглавлял Ф.И. Умный-Колычев. Но это было отнюдь не всегда. В Швецию в 1568 г. был послан земский боярин И.М. Воронцов, правда, в сопровождении опричника В.И. Наумова, а в 1570 г. переговоры в Москве с польским посольством вели земские бояре М.Я. Морозов и Н.Р. Юрьев.

В мае 1570 г. уже появляется первый признак грядущего слияния земской и опричной частей Боярской думы: думцы подписали совместный приговор по внешнеполитическим делам, хотя служба думных людей в опричнине и земщине четко разграничивалась[1841].

Внимательное изучение В.И. Саввой организации посольской службы в XVI в. показало, что земская Боярская дума в опричные годы принимала самое деятельное участие в решении важнейших внешнеполитических задач, стоявших перед страной[1842]. Отношения с Крымом[1843] и ногаями, вопросы войны и мира с Польшей обсуждались в думе, которая принимала важнейшие решения, санкционировавшиеся царем. Бояре (правда, под контролем царя) непосредственно переписывались с литовскими панами радными. В посольские книги уже с 1564 г. начинают вноситься приговоры Боярской думы по внешнеполитическим делам с поименным перечнем участников этих решений.

Земская дума высказывала свое мнение и о плане военных действий. Уже в апреле 1565 г. царь «приговорил з бояры» по вопросу об организации обороны от нападения крымских войск[1844].

На заседании Боярской думы в ноябре.1567 г. принято было решение прекратить поход, возглавлявшийся самим царем[1845]. Бояре в мае 1570 г. обсуждали вопрос о походе царя против крымских татар[1846]. На заседаниях думы выносились «приговоры» о строительстве оборонительных городов-крепостей (например, Толщебора на Колыванской дороге)[1847], об организации засечной службы[1848].

Комиссии Боярской думы разбирали местнические дела[1849], земельные споры, дела «о бесчестьи»[1850] и возглавляли приказное управление. Штаден говорил, что бояре «в своих руках… держали все управление. В каждом судном приказе и во всех других приказах сидел тот или иной князь или боярин, и, что приказывал он дьяку писать, тот так и писал»[1851].

В годы опричнины пострадали многие представители феодальной аристократии. Но опричная гроза миновала крупнейшие княжеско-боярские фамилии Мстиславских, Воротынских, Вельских, Шуйских, Глинских, Одоевских, Романовых-Юрьевых. А они-то и составляли цвет Боярской думы, роль которой в этот период фактически возросла[1852]. Именно поэтому сразу же после смерти Ивана Грозного все управление страной перешло в руки боярского совета. В.И. Ленин подчеркивал, что в XVI в. Россия была самодержавной монархией «с боярской Думой и боярской аристократией»[1853]. Эту важнейшую черту, характеризующую политический строй Русского государства XVII в., можно понять только исходя из того факта, что во второй половине XVI в. Боярская дума не только сохранила, но и упрочила свои политические позиции.

Опричная дума осуществляла верховное управление и суд на территории государева удела[1854]. В грамоте 1566 г. Симонову и в грамоте 1571 г. Махрищскому монастырям встречаем формулу: «Сужю яз царь…или мой боярин введенный в опришнине» (Садиков П.А. Из истории опричнины XVI в. № 20. С. 214 [АФЗХ (АМСМ). № 161. С. 208]); Леонид. Махрищский монастырь. Синодик и вкладная книга // ЧОИДР. 1878. Кн. III. С. 33).]. Суд «боярина введенного» в опричнине (вместо суда дворецкого) означал воскрешение архаических форм судопроизводства, характерных для удельных времен.

Особенно важную роль в формировании опричного аппарата сыграл государев дворец. Уже по указу 1565 г. предписывалось «на дворцех», на «Сытном, и на Кормовом, и на Хлебенном, учинити клюшников, и подклюшников, и сытников, и поваров, и хлебников, да и всяких мастеров, и конюхов, и псарей, и всяких дворовых людей на всякой обиход»[1855]. И действительно, в списке дворовых людей от марта 1573 г. мы находим людей Кормового, Хлебенного и Сытного дворцов среди лиц, входивших, по всей вероятности, в опричнину[1856]. Виднейшие деятели дворцового аппарата А. Вяземский, Ф. Басманов, Л. Салтыков, Ф. Умный[1857] сделались руководителями опричнины, а один из ее инициаторов, В.М. Юрьев, уже давно был тверским дворецким (с февраля 1546 по 1552 г.). Родич В.М. Юрьева боярин Никита Романович Юрьев после смерти своего брата Данилы (ноябрь 1564 г.) сделался главой Большого дворца[1858]. Возможно, что некоторое время он также исполнял обязанности тверского дворецкого[1859]. Штаден называет дворец приказом «подклетных сел», разъясняя, что в нем ведались те села, «которые служили для содержания дворца»[1860].

Кто возглавлял опричный дворец в первые годы после его учреждения, сказать трудно. Во всяком случае, в январе 1570 г. дворецким именуется опричный боярин Лев Андреевич Салтыков[1861]. По А. Шлихтингу, Таубе и Крузе, некоторое время (около 1570–1571 гг.) должность гофмаршала (или начальника двора) занимал князь Иван Федорович Гвоздев-Ростовский, погибший во время казней опричников в 1571 г.[1862] В 1572 г. опричным дворецким, вероятно, был князь Юрий Иванович Токмаков-Звенигородский, разбиравший в этом году дело Суздальского Покровского монастыря[1863].

Впрочем, опричный дворцовый аппарат начал действовать, вероятно, уже с момента разделения территории страны на две части. Делопроизводственная работа в нем велась под руководством дьяка Петра Григорьева[1864]. До нас дошли главным образом акты, характеризующие его распоряжения по земельным вопросам. Еще 18 февраля 1566 г. «ис опричнины» за приписью Григорьева выдали жалованную тарханную грамоту Симонову монастырю на село Дикое опричного Вышгородского уезда[1865]. В сентябре тот же дьяк подписал аналогичную грамоту Шаровкиной пустыни на владения в Перемышльском и Белевском уездах[1866]. Ровно через год Григорьевым была выдана сходная грамота Симонову монастырю в опричном Можайском уезде[1867]. Когда Симонов монастырь сделался опричным, то он выдавал симоновским старцам грамоту на владение селом Кувезино в неопричном Стародубском уезде[1868]. В феврале 1568 г. из Слободы с доклада Петра Григорьева были направлены две грамоты: одна — в связи с пожалованием Кириллову монастырю владений вместо отобранных царем деревень в Чаронде на Белоозере; другая — по поводу обмена кирилловских сел Кашинского уезда на село Яргомыш Белозерского уезда[1869]. Помета Петра Григорьева, наконец, находится на грамоте 24 июня 1571 г., выданной опричному Махрищскому монастырю[1870] на владения в Великой слободе (рядом с Александровой слободой). Земельными делами ведали в опричнине дьяки Т. Нардуков (1567)[1871], О. Ильин (1569)[1872], П. Суворов (1569)[1873] и др.