Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас

за…

Хуанка сделал всего один шаг в его направлении. Выражение лица Хуанки пресекло все вопросы и заставило Брайна выставить перед собой согнутую правую руку и поднять локоть левой. Он стал похож на ребенка, которого грозит отколотить уличный громила.

– Эти мудозвоны достали меня, и у меня не осталось терпения еще и на твою херню, Би, – сказал Хуанка. – Ты получаешь деньги. Немалые. Это работа, а не какая-то херня. Ты на нее согласился. Теперь выполняй свою часть, а я выполню свою. А пока заткни свой хлебальник и перестань задавать мне вопросы о вещах, которые не имеют к тебе никакого отношения. Искать тебе замену уже поздновато, так что ты мне скажи, собираешься ли ты и дальше вести себя как геморрой в заднице.

Брайан вдруг обнаружил что-то очень интересное в своих туфлях, глядя вниз, он пробормотал что-то.

– Что? – спросил Хуанка.

– Я говорю, мы хорошие ребята. Нервишки просто разгулялись, а так все в порядке.

– Засунь эти нервишки себе в зад и пусть они там побудут, пока мы не закончим. Я серьезно.

– Да, хорошо, Хуанка.

Хуанка посмотрел на контейнер, а потом посоветовал нам посетить сортир в заднем конце ангара. У нас впереди неблизкий путь. Я пошел первым. Когда я вернулся, атмосфера была уже не такой накаленной, а Хуанка советовал Брайну не злоупотреблять таблетками. Он достал свой пузырек и вывалил из него несколько штук. Я не знал, опасна ли передозировка «Аддералла», но если она была опасной, то Брайану следовало бы поостеречься.

Следующим в сортир пошел Брайан. Как только он закрыл за собой дверь крохотной кабинки, Хуанка, не поворачиваясь ко мне, сказал:

– Me tienes que decir quе́ vas a hacer para estar preparado[308].

Одно дело убить какого-то человека, и совсем другое дело – убить человека, которого ты знаешь. Пристрелить какого-нибудь ублюдка в затылок – это воздаяние миру, правильный поступок. Убить человека, который вот-вот должен стать отцом и который протянул тебе руку помощи, когда у тебя возникла нужда, дело совершенно иного рода. Однако если выбор у тебя из двух предложений: убей или умри, – ответ всегда будет один. Если Брайан планирует убить меня, когда деньги будут в наших руках, то это означает, что я должен прихлопнуть его первым, но только когда дело будет сделано. Это означало убить его, как только наша работа будет завершена, но при этом успеть это сделать до того, как выстрелит в меня он. Мне вдруг захотелось получить помощь от Хуанки, чтобы он сыграл свою роль, чтобы приглядел за этим ублюдком. Груз этого убийства был слишком тяжел, чтобы нести его в одиночестве.

– Cuando se acabe el asunto, necesito que nos pidas que te ayudemos con las cajas, que nos mandes a buscarlas o algo[309], – сказал я. Если Хуанка попросит нас принести ему контейнер, у нас будет повод вместе подойти к кузову пикапа, и его руки будут заняты. Тогда-то я и смогу застрелить Брайана.

– ¿Y quе́ pedo con lal ana?[310]

Именно этого вопроса я и опасался: «А что делать с деньгами?»

– No me importa. Si te parece la dividimos[311].

– Hecho. Ahora escucha: yo te ayudo y digo la mierda de las pinches cajas si despuе́s me ayudas a decorar a esos cabrones[312].

Я понятия не имел, что он имеет в виду, говоря «разукрасить этих ублюдков», но я согласился. Что бы оно ни было, оно не шло ни в какое сравнение с тем, как я нуждался в его помощи.

– Заметано.

– Si crees en Dios, estáte tranquilo, Mario. Dios sabe que solo lo vas a matar porque е́l tiene planeado matarte ti. La gente se va al infierno porque le hacen mal a alguien que no se lo merece, no por defenderse[313].

«Люди отправляются в ад, потому что причиняют боль тем, кто этого не заслуживает, а не потому, что защищаются».

Эти слова, сказанные там и в этот момент, значили для меня все. Потом мне вспомнились слова Падре Сальвадоре: «Люди, которые совершают дурные поступки ради благого дела, всегда прощены в глазах Господа…»

Я закрыл глаза и подумал о пуле, которая убьет Брайана. Она вылетит из ствола пистолета и размозжит его мозг, вмещающий воспоминания. Размозжить мозг человека – означает насильственно выбросить в мир обрывки его прошлого. Это еще малая цена сохранения в целости моих воспоминаний об Аните, малая цена за еще один прожитый день, за шанс начать жизнь с чистой страницы, снова обнимать Мелису, пока ее тепло не прогонит из моей головы навсегда память о том, что я сделал с ней. Да, я знаю слово «рационализация». Мелиса объяснила мне, что оно значит. Ей нравилось вспоминать его каждый раз, когда она чувствовала, что я подыскиваю оправдания совершенным глупостям. В данном случае я не возражал.

– Чуваки, почему бы вам не поехать в магазин на новом пикапе? – спросил Кевин. – Будет странно, если мы все выедем разом. Вы там постоите чуток, а потом, когда увидите нас, поедете следом.

– Окей, – сказал Хуанка. – Скажите Брайану, чтобы пришел к нам туда.

Мы сели в машину и подъехали к входу в магазин, но внутрь входить не стали.

Из магазина вышла толстая женщина. В одной руке она несла младенца, а другой тащила за собой малышку, едва начинающую ходить. Младенец на руках плакал. Малышка – девочка с взъерошенными каштановыми кудряшками и в розовом платьице, усыпанном улыбающимися рожицами, – сопротивлялась, плакала. Она сражалась, как сражаемся все мы. Мы приходим в мир, сражаясь, приходим в крови и слезах, потом мы сражаемся с болезнями, катастрофами, возрастом или экссангвинацией. Суть в том, что нам необходимо сражаться. Всегда. Сдача никогда не бывает одной из наших опций.

Вернулся Брайан, а Хуанка отправился в туалет. Мы молча сидели в машине, смотрели, как толстая женщина тащит за собой девочку по парковке к старенькой «Хонды Аккорд» в конце здания. Неожиданно из магазина вышел человек, подстриженный ежиком, с несколькими брошюрами в руках. Он был невысокого роста, в синих спортивных шортах, в шлепанцах и белой майке-алкоголичке. Он подошел к маленькой девочке, взял ее за руку, которую держала женщина, и дернул вверх. Ее крохотные ножки оторвались от земли. Когда он ударил ее в первый раз, Брайан всосал в себя воздух через зубы и сказал: «Черт!» Когда он ударил ее во второй раз, я открыл дверь машины. От третьего удара человек воздержался, потому что я закричал