Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень - Виктор Лагздиньш

– Поговорим об этом попозже, – Луис его резко оборвал. – Сегодня вечером встретимся в доме Ральфа Герштейна, там я тебе все расскажу. А Даниэле напомни излюбленную поговорку александрийцев…

– Повесь на рот замок и молись богу! – со смехом процитировал Альберт Герштейн. – Ты говоришь, сегодня вечером в доме Герштейна? Почему Tea мне ничего про тебя не сказала? Из ее слов я понял, что мы будем втроем: она, Ричард Бейдеван и я. Правда, Tea упомянула, что, может быть, заглянет еще какой–то гость…

– Альберт, о чем это вы с Луисом так долго рассуждаете? – за барьером раздался капризный женский голос. – Если о том, как лучше устроить в нашей нише аквариум, то вы опоздали. По–моему, пора бежать в магазин за купальными костюмами! Здесь уже образовался целый плавательный бассейн!

– Иду! – откликнулся Альберт Герштейн. – Только смотри, Даниэла, не утони до моего прихода! Может быть, захватить с собой спасательный жилет?… Ну, значит, до свидания сегодня вечером в доме Герштейна! – он простился с Луисом. – Пароль: «Маски спадают!», опознавательный знак – из левого кармана выглядывает пистолет, замаскированный под консервную банку!

Альберт Герштейн говорил столь громко, что его мог услышать любой человек, проходивший в этот момент мимо нашей ниши. Тем более, что богомольный старичок как раз менял пластинку.

Несомненно, последние предложения не прошли мимо ушей Пророка, который неожиданно возник из дымного облака, – ирреальная фигура с запавшими глазами, в которых горел фанатичный огонь.

Идейный вождь колонии хиппи и непризнанный композитор Рей Кросвин появился в дискотеке словно грозный библейский пророк в толпе пирующих грешников.

Своей нарочито грязной, потерявшей форму одеждой, столь промокшей, что из нее удалось бы выжать целое ведро воды, с залепленными грязью босыми ногами он, на фоне веселящейся молодежи, производил скорее впечатление фантасмагорического видения, нежели нормального человека.

В ярко освещенном зале, где сияние многочисленных ламп лишь немного омрачалось непроницаемой завесой дыма, Пророк показался мне еще более нереальным, чем вчера. Тогда, неожиданно вынырнув из темноты и снова исчезнув в ней, как только мы подъехали к мотелю, он остался у меня в памяти скорее не визуальным образом, а звуковым рисунком, сложенным из дикарского ритма сочиненной им песни и кровожадных фраз.

Лишь теперь я по–настоящему понял: его истощенное, худое тело с обросшей джунглями волос безобразной головой таило в себе некую духовную пружину. Помимо безумия, в нем была и еще какая–то другая, непонятная, пугающая сила.

Пророк, несомненно, заметил меня, но молча прошел мимо, разыскивая глазами свободную нишу. Отыскав, Кросвин снял гитару с плеча, положил на стол и уставился в потолок.

Рядышком, балансируя заставленным пивными кружками подносом, суетился официант. Если наш обер и не думал принести заказанные нами три кружки, то этот отлично обслуживал клиентов.

Однако Пророку не пришло в голову сделать ему заказ.

Впрочем, официант полностью игнорировал нового посетителя.

– Он знает, что Пророк все равно ничего не закажет, – Луис улыбнулся. – Пророк приходит сюда вовсе не пить пиво, а проповедовать. Посидит полчаса, а затем внезапно хватается за свою гитару, как будто это распятие, и начинает. Несколько раз его выгоняли – посетители жаловались, что он портит им настроение. Но Винцент Басани повелел не трогать Пророка. И поскольку каждое слово Басани в этом городе закон…

– Почему так долго не несут пиво? – осведомился я, подозрительно взглянув на Луиса.

Какого черта он меня привел сюда? Что собирался рассказать? Почему никак не приступает к своему рассказу о банке? Может быть, в нашей беседе будет участвовать еще кто–то третий? В этом случае становится понятным долгое отсутствие нашего официанта. Наверное, тот сидит с телефонной трубкой в руке, ожидая, пока к телефону подойдет нужный человек, или же, дождавшись, уже выслушивает соответствующие инструкции.

Я лишний раз вспомнил, что мы находимся на территории Винцента Басани, где даже меняющий пластинки богобоязненный старичок мог быть винтиком потайного механизма.

– Пиво? – Луис засмеялся. – Вам известно, кто нас обслуживает? Бывший мастер консервного цеха «Посейдона». Он слишком привык к автоматике – самому там почти не приходилось двигаться. К тому же, у него хронический ревматизм – озеро Понт мстит за свое отравление. В дождливый период все ветераны «Посейдона» начинают прихрамывать…

Внезапно Луис вскочил и, не без усилий прорвавшись сквозь столпотворения танцующих, направился к старичку, который с глубокомысленным выражением как раз выбирал следующую пластинку.

– «Долину грез»! – заказал Луис, придав своей просьбе больший вес при помощи чаевых. – Мой друг хочет послушать Ральфа Герштейна!

Посетители восторженными возгласами встретили долгоиграющую пластинку столичного ансамбля «Ревущие бизоны». Все подпевали популярным мелодиям – танцующие, курильщики, даже официанты.

– Пока они слушают, мы можем поговорить, – начал Луис.

– О банке?

– Да, – Луис кивнул, – я действительно был там. Хотя Даниэла немного ошибается. Я спустился вниз не сразу после ограбления, а чуть попозже. До меня там успели побывать Кристиан Арчински и банковский посыльный… Но сначала, очевидно, придется пояснить, как я оказался там во время съемок…

– Должно быть, служебные обязанности? – сказал я. – Читатели «Александрийского герольда», естественно, ожидали увидеть в своей газете подробный отчет о съемках фильма.

– Это правда. Но не забывайте, я не работаю в отделе искусства, а всего лишь криминальный репортер. В тот час никому и в голову не могло прийти, что произойдет преступление.

– Не приходило в голову? Никому? Надо признаться, у меня лично было нечто похожее на предчувствие.

– Это относится и ко мне, – Луис улыбнулся. – Сейчас все расскажу, только, прошу вас, не перебивайте.

– Сначала удовлетворите мое любопытство. Вы ведь до приезда в Александрию сотрудничали в студенческом журнале, не так ли?

– Да, в «Дискуссии», – Луис внимательно поглядел на меня.

Я промолчал, пытаясь восстановить в памяти внешний вид этого издания. Отпечатанный на дрянной газетной бумаге весьма ограниченным тиражом, этот журнал, не представляя ни одного четко выраженного политического течения, руководствовался обычно в своих статьях довольно радикальными, хотя и расплывчатыми идеями.

– Понимаю ваше удивление, – Луис засмеялся. – «Дискуссия» помешана на политике. Из этого следует, что в редакции «Александрийского герольда» мне скорее предложили бы работу политического комментатора. Сам я тоже надеялся на это. Но, видите ли, у них вообще не существует такой должности. Редакция абонирует статьи, которые доставляются телеграфными агентствами. Вакантным было лишь место уголовного репортера. Волей–неволей пришлось согласиться.

– Несмотря на отсутствие практики? – спросил я с некоторым сомнением.

– Что правда, то правда. Но мне втолковали, что в смысле преступлений Александрия один из наиболее отсталых городов в нашей стране. Это давало мне надежду, что я справлюсь с работой. Разве мог я предвидеть, что, спустя лишь несколько месяцев после моего приезда в Александрию, столкнусь с ограблением банка при таких загадочных обстоятельствах?

Луис замолк. Официант, которому мы заказали пиво, по–прежнему не появлялся. Взгляд Луиса был устремлен куда–то сквозь завесу дыма, в которой ритмично подергивались танцоры. Искал ли он официанта? Может быть, надеялся увидеть кого–то еще?

Долгоиграющая пластинка с популярными мелодиями Ральфа Герштейна по–прежнему наполняла помещение громовыми синкопами.

– Почему вы внезапно замолчали? – спросил я.

Луис повернулся ко мне. Пригладив мокрые волосы, он начал тоном заговорщика:

– Вам придется смириться с тем, что моему рассказу о посещении банка должно предшествовать довольно обширное предисловие… Я снимаю комнату в доме Альберта Герштейна.

– Случалось ли вам встречать у него Тею Кильсеймур?

– Тею? Нет! Альберт из предосторожности, очевидно, встречался с ней вне дома или в те часы, когда я не присутствовал. Но их интимная связь не осталась тайной для меня, хотя Альберт со мной не откровенничал.

– Да?

– Он скорее избегал моего общества. Особенно в последнее время. Поэтому я был ошеломлен, когда он зашел в мою комнату с бутылкой…

– В день, когда ограбили банк? – предположил я без колебания.

– Совершенно верно. У меня не было ни малейшего настроения выпить. Все же я не отказался. Очевидно, чувствовал, что Альберт делает это неспроста.

– Ну, а дальше?

– Сидим, пригубляем виски, беседуем о том о сем. Альберт главным образом хвастал блистательной карьерой, которая ему обеспечена. Но я заметил, что он нервничает. Слишком уж часто поглядывал на часы…