Холли внутри шторма - Тата Алатова

Хм, — наконец сказала Тэсса, прикончив сэндвич и допив чай. — Вместе со всеми могилами, покойниками и деревьями. Прости, Фрэнк, Алан теперь тоже на дне.

— А душил тебя кто? — спросил он мрачно.

— Шарф, — Тэсса отрывисто, надсадно рассмеялась, — это долгая история. Скажем так, теперь нам нужно по утрам на одно блюдечко молока меньше. А на чердаке можно устроить… не знаю, что-нибудь. Библиотеку для Фрэнка, раз уж он у нас такой грамотей.

— Я читал книги только в тюрьме, — он поежился. — Зачем мне заниматься такой ерундой на свободе?

— Ты замочила призрака? — у Холли был неественно высокий, тонкий голос. — Правильно, так молока на всех не напасешься. А на месте кладбища мы разобьем парк. И поставим десять статуй, изображающих меня. Знаете, в античном стиле. Белый мрамор, идеальные черты лица, потрясающее тело. И повсюду белые гортензии и чайные розы. Ах, это будет божественно.

— Угадайте, кто вытащил меня из воды, — Тэсса улыбнулась. Она постепенно расслаблялась, согревалась. — Злая близняшка Мэлоди. Ей нравятся альпаки и твой пони, Холли. И сегодня она спасла человека, которого не выносит. Это может поменять характер, знаете ли. И я хочу еще чашку чая и шоколадку.

Холли сорвался с места. Фрэнк убрал аптечку:

— Кажется, других серьезных ранений нет.

— Рассказать тебе еще кое-что? Дерево любви оказалось бойцовым. Его, кстати, тоже смыло. Так что Фанни с Кевином придется теперь развлекаться как-то иначе.

— Короче, ты разнесла половину Нью-Ньюлина.

— Оно само получилось. Зато теперь есть где поставить голого Холли из белого мрамора. В античном стиле.

— Прости, — сказал Фрэнк и поцеловал ее в торчащую из воды мокрую коленку.

Она фыркнула и двинула его коленом по лбу.

— Тогда уж и ты меня.

— За что? — опешил он.

— За то, что тебе приходится самому строгать все эти деревяшки и заколачивать гвозди.

— Что?

— У каждого тут своя работа. Ты столяр, сантехник и иногда электрик, а я мэр и шериф. И еще недавно была смотрителем кладбища. Это не вопрос хрупких девочек и сильных мальчиков, это вопрос профессиональных компетенций.

— Но ты больше не инквизитор.

— Но я все еще мэр и шериф.

— Альтернативные источники энергии, — заявил вдруг Холли, возвращаясь с подносом. — Шоколада нет, но остался кусок торта.

— Какой еще энергии?

— Энергии Ци, — засмеялся он, — как у даосов. Или силы, которая с тобой пребудет, у джедаев. Это не важно. Важно — какой ты хочешь быть, Тэсса. Я, например, не люблю тебя-воина, ты меня пугаешь в этой ипостаси. Но, когда тебя бьют, мне тоже не нравится. А драк ты, судя по всему, не намерена избегать и дальше.

— Мне не понравилось быть слабой, — согласилась Тэсса.

— Тогда подумай, чем заменить этот дурацкий Орден.

— Ты говоришь так, будто это просто, — буркнул Фрэнк.

— А что здесь сложного? — удивился Холли. — Я сам видел, что вечером ты смотрел ролик о том, как делать панорамные окна. Прежде ты этого не умел, а теперь учишься. Я перешагнул за грани человеческих возможностей, создав фантастический шедевр. Труд сделал из обезьяны человека, так что у Тэссы тоже есть шанс встать на путь самосовершенствования и самопознания.

— Так и будешь трепаться? — спросила она. — Или уже покормишь меня тортом?

Однако у нее были такие задумчивые интонации, что стало понятно: скучно в замке на скале по-прежнему не будет.

— Главное, не впадай в целибат, как Холли, — хмыкнул Фрэнк, — на этом самом пути самосовершенствования. Остальное я как-нибудь переживу.

Тэсса улыбнулась и открыла рот, чтобы слопать еще один кусочек торта.

Они сидели по обе стороны от нее, каждый на своем бортике, смотрели взволнованно, встревоженно и сочувственно.

Никого из них не смущало, что горячая вода не скрывала ее наготы. Художники вообще как хирурги, без знания анатомии никуда, а уж сколько голых натурщиц перевидал Холли, сложно было себе представить.

Но ей все равно нравилось быть перед ним такой — пусть немного побитой, зато определенно довольной.

Порозовевшей, распаренной и купающейся в чужой заботе.

Стоило ради такого немного покувыркаться по кладбищу.

Глава 31

Позевывая, Фанни спустилась вниз, в магазин, открыла ставни и выглянула на крыльцо, чтобы сменить табличку на двери с «закрыто» на «открыто».

На коврике лежал свежий выпуск «Расследований Нью-Ньюлина». Надо же, вот уж чего она не ожидала, так это что в первую ночь у Эрла Камила будет занята выпуском газеты.

Сунув листок под мышку, Фанни вернулась внутрь, запустила кофе-машину и прислушалась к тому, что происходило наверху. Вода все еще лилась — Кевин любил подолгу принимать душ.

В последние дни они обращались друг с другом так осторожно, как будто оба были хрустальными. В мечтах Фанни любовь была простой и понятной, не требующей никаких усилий. На деле же понимать и принимать другого человека оказалось не таким уж простым делом.

Ее раздражали нерешительность Кевина, его стремление избегать конфликтов любой ценой, покладистость и безропотность. Так и хотелось закричать: ну давай же! Поспорь со мной, не согласись, скажи, чего хочешь на самом деле.

А Кевина смущали ее прямолинейность, взрывной темперамент и постоянная готовность с кем-то поспорить.

Вот они и лавировали, боясь обидеть друг друга и сглаживая острые углы.

Вздохнув, Фанни взяла кружку кофе и уселась за прилавок.

Развернула «Расследования».

И застыла, увидев заголовок.

Тихо-тихо вокруг нее началась закручиваться воронка.

В эту ночь Камила так и не сомкнула глаз. Эрл заснул на рассвете, замолчав на середине фразы, и никто, кроме нее, не знал и никогда не узнает, каким разговорчивым он может быть.

Это было огромное и важное откровение, которое Камила несла в себе, как кубок победителя. Она укрыла Эрла поплотнее одеялом и прошлась по тихому дому.

Здесь было все не так, как у нее. Камила никогда не любила лишний хлам, предпочитая безликую функциональность. Эрл же любил комфорт и все обустроил так, чтобы было удобно провести в этих стенах всю жизнь.

У него был небольшой садик с пряными травами, между магнолиями был растянут гамак, откуда было хорошо видно и лежавшую внизу деревню, и море.

Отсюда ты на все поглядывал свысока, что Камилу полностью устраивало.

Она решила выйти на улицу, чтобы полюбоваться утренним