Прости меня за любовь - Даниэла Стил

Закончив рассматривать шикарную обстановку, Джим перевел взгляд на хозяйку всего этого великолепия, которая присела напротив него на элегантный, обтянутый белой кожей диван. Сейчас он ясно видел, что она далеко не так красива, как ее нанимательница, однако следовало отдать Бриджит должное — свои достоинства она умело подчеркивала с помощью грима, одежды, прически и даже хирургического вмешательства, благодаря чему ей удавалось выглядеть весьма и весьма привлекательно. Тем не менее именно Талли Джим назвал бы настоящей красавицей, несмотря на ее вечно растрепанные волосы, полное отсутствие макияжа и манеру небрежно одеваться. Бриджит природа одарила куда менее щедро, просто она сумела лучше распорядиться своей внешностью, благодаря чему выглядела как настоящая суперзвезда.

Жила Бриджит, как видно, тоже на широкую ногу. Интерьеры ее особняка выглядели так, словно здесь вот-вот появятся фотографы из специализированного журнала и начнут съемку репортажа под названием «Каким должен быть модный современный дом». Все здесь было безупречно, элегантно и изысканно. Сад за окнами и вовсе напоминал уголок Версаля, что Джим не преминул отметить.

— Вот это да! — воскликнул он, не скрывая своего восхищения. — Прекрасный дом, прекрасный сад. Вам можно только позавидовать, мисс Паркер. Давно вы здесь живете?

Он говорил так искренне, что Бриджит было невдомек, что допрос уже начался. Она расцвела, как роза на заре, и только с удовольствием кивала, слушая похвалы роскошному дому и тонкому вкусу хозяйки. Говорил, правда, в основном Джим, что касалось Джека, то он не сводил глаз с Бриджит. С такими роскошными женщинами он еще никогда не сталкивался, хотя работал в ФБР достаточно давно.

— Уже несколько лет, — с гордостью ответила Бриджит. — Раньше я жила в Санта-Монике, на побережье, но старый дом, признаться, был для меня маловат. Когда я унаследовала кое-какие средства от матери, то решила перебраться сюда. Правда, потребовалась кое-какая перестройка, и она еще не закончена — я успела переоборудовать по своему вкусу только верхние комнаты и ванную, а также привести сад в порядок.

— Мне бы хотелось взглянуть на результаты вашей работы, — улыбнулся Джим. — Если вы, конечно, не против. Я как раз сейчас тоже перестраиваю свой дом. Он, конечно, поменьше, чем ваш, но я никак не могу закончить — меня постоянно что-то не устраивает, так что несколько свежих идей мне бы не помешало.

— Хорошо, идемте.

Бриджит кивнула и пригласила обоих агентов наверх. Поднимаясь по широкой лестнице, она как ни в чем не бывало беседовала с Джимом о подрядчиках и о том, как трудно бывает объяснить им, что на самом деле от них требуется.

Спальня Бриджит поражала размерами и роскошью. Можно было подумать, что она предназначалась для самой Марии-Антуанетты[13] — так много в ней было обтянутой голубым атласом антикварной мебели на резных позолоченных ножках. Глядя на все это великолепие, Джим невольно вспомнил аскетичную спальню Талли, где не было почти никакой мебели, кроме огромного плазменного телевизора на стене и незаправленной кровати. Бриджит, разумеется, не могла допустить ничего подобного: в ее спальне все было безупречно, в том числе и старинная кровать с четырьмя столбиками, поддерживавшими полог из тончайшего бледно-желтого шелка.

— Фамильная вещь? — спросил Джим, указывая на кровать, и Бриджит кивнула.

— Она принадлежала еще моей прабабке, — пояснила она. — Я хранила ее много лет, пока не перебралась в этот особняк. К счастью, моя алчная мачеха на нее не позарилась.

Бриджит вообще много и охотно рассказывала о своей мачехе, из-за которой ей пришлось уехать из родного Сан-Франциско в Лос-Анджелес, где она жила последние восемнадцать лет. Она упомянула, правда, что время от времени ездит домой, чтобы навестить отца, но каждая поездка, по ее словам, оборачивалась новым столкновением с мачехой, о злобном и завистливом нраве которой Бриджит, казалось, могла говорить без конца.

Потом Бриджит показала агентам три просторные гостевые спальни — несколько более скромные, чем ее собственная, однако же и здесь стояли антикварные кровати, а также свою главную гордость — перестроенную ванную размером с гараж на три машины.

— Ух ты!.. — не удержался Джим, с завистью и восхищением разглядывая огромную круглую ванну в центре комнаты, многорежимное джакузи и двухместную душевую кабину. Пол и стены в ванной были выложены розовым и белым мрамором, отдельная дверца вела в сауну, а из окон открывался вид в сад. Отсюда он был даже лучше, чем из гостиной.

— Чтобы построить нечто подобное, моему подрядчику понадобится года два, не меньше! — добавил Джим.

— Мой подрядчик провозился год, — призналась Бриджит. — Да и то мне пришлось постоянно его подгонять, но результатом я довольна, хотя работа и обошлась мне в кругленькую сумму.

По всему было видно, что она очень гордится своим домом. Талли тоже нравился ее особняк, однако, по большому счету, ей было все равно, где жить, и это чувствовалось. Весь ее талант, весь ее творческий потенциал были направлены исключительно на работу, но для Бриджит дизайн интерьеров собственного дома был единственной возможностью для самореализации. И она отдавалась этому занятию самозабвенно и со страстью, получая изрядное удовольствие от процесса. Ни детей, ни мужа у нее не было, поэтому она могла побаловать себя и мраморной ванной комнатой, и антикварными безделушками, и садом, в котором она, по собственному признанию, заменила почти все прежние деревья новыми.

Почему бы нет, ведь, кроме себя, любимой, ей больше не о ком было заботиться.

После осмотра верхнего этажа они вернулись в гостиную. Там Бриджит предложила агентам выпить, но они отказались. Вместо виски Джим попросил стакан воды, и они втроем отправились в кухню, которая, как и следовало ожидать, тоже оказалась произведением дизайнерского искусства, да и оборудована была по последнему слову техники.

— Вот это да! — в очередной раз восхитился Джим, опуская на рабочую поверхность из черного гранита хрустальный стакан, который он только что осушил одним глотком. — Вот это я понимаю!.. В таком доме, наверное, очень приятно жить?

Бриджит просияла. В голосе Джима слышалась неподдельная зависть, и это льстило ее самолюбию.

— Конечно! Если б вы знали, как приятно вернуться сюда после долгого рабочего дня или после выезда на натуру! Особенно если снимаешь в какой-нибудь глуши… Однажды мы даже работали в Африке и жили в самых настоящих тростниковых хижинах, вокруг которых кишели змеи, скорпионы и прочая гадость, представляете?