Плач - Кристофер Сэнсом

Картина и в самом деле была как живая: темноволосый мужчина на четвертом десятке, в черной робе и высокой цилиндрической шляпе, смотрел на нас с гордым выражением человека, который преуспевает в жизни. Он сидел сбоку от того самого окна, через которое сейчас на картину падал свет, в другой солнечный день в самом начале столетия. У меня возникло странное ощущение, что я смотрю в зеркало, находящееся в прошлом. Напротив мужчины сидела молодая женщина с типично английским хорошеньким личиком, хотя в его выражении сквозила резкость. Рядом стояли мальчик и девочка лет девяти-десяти, оба очень на нее похожие, если не считать выпученных, как у отца, глаз. На картине маленькие Изабель и Эдвард Джонсон стояли держась за руки – пара довольных беззаботных детей.

Изабель обернулась к нам, и подол ее синего шелкового платья прошелестел по камышовой циновке. Лицо миссис Слэннинг было холодным и решительным, а когда она увидела меня вместе с Коулсвином, в ее светлых выкаченных глазах отразился гнев. Она перебирала на поясе четки – вещь, на которую в эти последние дни смотрели с сильным неодобрением, – и теперь уронила их на пол. Раздался стук деревянных бусин.

– Сержант Шардлейк, – проговорила она обвиняющим тоном, – вы приехали сюда вместе с нашим противником?

– Мы встретились по дороге, миссис Слэннинг, – твердо ответил я. – А кто-нибудь из экспертов уже прибыл? Или ваш брат?

– Нет. Брата я видела в окно несколько минут назад. Он постучал в дверь, но я не позволила Воуэллу впускать его, пока не придете вы. Думаю, он скоро будет. – Женщина сверкнула глазами на Коулсвина. – Этот человек – наш враг, а вы ездите вместе с ним.

– Мадам, – спокойно обратился к ней Филип, – юристы, которые выступают друг против друга в суде, вне его должны соблюдать подобающую джентльменам вежливость.

Это еще больше рассердило Изабель. Тыча худым пальцем в сторону моего коллеги, она повернулась ко мне:

– Этот человек не должен разговаривать со мной! Разве нет такого правила, что он должен обращаться ко мне только через вас, мастер Шардлейк?

По сути она была права, и Коулсвин покраснел.

– Вот уж действительно – джентльмен! – фыркнула моя подопечная. – Еретик, я слышала, как и мой братец.

Изабель вела себя возмутительно даже по ее меркам. Сказать Коулсвину, что он не джентльмен, уже было оскорблением, но назвать его еретиком – это было обвинением в преступлении, за которое полагалась смертная казнь.

Сжав губы, Филип повернулся ко мне:

– Строго говоря, ваша клиентка права в том, что я не должен обращаться к ней напрямую. Я и не буду. Я подожду в прихожей, пока не прибудут остальные. – Он вышел и хлопнул дверью.

Миссис Слэннинг бросила на меня торжествующий взгляд.

– Ну, теперь они получат на сладкое! – заявила она, но увидев выражение моего лица, насупилась, возможно засомневавшись в моей лояльности. Хотя, зная Изабель, я не сомневался, что она проявила осторожность и, прежде чем нанять меня, убедилась в моем, по крайней мере, нейтральном отношении к религии.

Ее внимание привлекло движение на улице. Она посмотрела в окно и словно сжалась на секунду, прежде чем ее лицо вновь обрело прежнюю твердость. Послышался стук в дверь, и через минуту Воуэлл снова впустил Коулсвина вместе с тремя другими людьми. Двое из них были мужчинами средних лет, в которых я угадал архитекторов: они обсуждали разные способы, как маленькие монашеские дома можно превратить в жилье. А третьим был брат Изабель Эдвард Коттерстоук. Я видел его в суде, но вблизи его сходство с сестрой было еще поразительнее – то же худое лицо с резкими морщинами недовольства и злобы, свирепо выпученные глаза, костлявое тело… Как и все присутствующие мужчины, он был в робе – темно-зеленой, как у работника ратуши, со значком Лондонского Сити на груди. Они с Изабель обменялись злобными взглядами, тем более злобными, что это продолжалось всего секунду, после чего оба отвели глаза.

Два эксперта, мастер Адам и мастер Вулфси, представились сами. Адам был невысоким плотным человеком с улыбкой наготове. Приветливо улыбнувшись, он пожал мне руку.

– Да, сэр, странное дело. – Он издал смешок. – Вчера я прочел интересный наборчик документов. Посмотрим, как нам с этим разобраться, а?

По его манере я сразу понял, что Изабель сделала неверный выбор. Адам явно был не наемным мечом, а обычным архитектором, непривычным к свидетельским показаниям, и, вероятно, видел во всем этом деле лишь необычное отвлечение от ежедневного однообразия. Вулфси же, эксперт Эдварда Коттерстоука, был высоким мужчиной с суровыми манерами и колючим взглядом. Я знал его как человека, который будет отстаивать насмерть техническую сторону вопроса в пользу своего клиента, хотя по-настоящему он никогда не лгал.

Эдвард Коттерстоук, повернувшись спиной к сестре, хмуро взглянул на меня и сказал сухим хриплым голосом:

– Ну, мастер законник, покончим с этим? Ради этого я ушел с работы в ратуше – это нонсенс.

Изабель сердито уставилась ему в спину, но ничего не сказала.

Эксперты подошли к стене и стали рассматривать ее с профессиональным интересом. Вошел слуга Воуэлл и назойливо встал у двери, с несчастным видом глядя куда-то между братом и сестрой. И меня вдруг озарила мысль, что он, наверное, знает историю их семьи как никто другой.

Два архитектора осторожно проводили руками по росписи на прилегающих стенах и тихо о чем-то говорили. Один раз они согласно закивали, и это встревожило как Эдварда, так и Изабель. Потом Адам, опустившийся на колени, чтобы исследовать пол, встал и, отряхнув рейтузы, спросил:

– Можно нам осмотреть соседнюю комнату?

Мы с Коулсвином переглянулись и кивнули. Два архитектора вышли, и их голоса еле слышно раздались в соседнем помещении. В гостиной же царило молчание. Дети покойной хозяйки дома так и стояли, отвернувшись друг от друга. Эдвард теперь с грустью в глазах смотрел на стенную роспись.

Через несколько минут эксперты вернулись.

– Мы подготовим письменный отчет, но, я думаю, мы с мастером Адамом пришли к согласию, – сообщил Вулфси с торжествующим блеском в глазах. – Эту стенную роспись нельзя снять без непоправимого ущерба для нее. Можете посмотреть из соседней комнаты, где штукатурка на стене так усохла, что стена дала трещину, которая с этой стороны почти не видна, хотя, если присмотреться, ее можно различить. Если попытаться удалить деревянные крепления, штукатурка просто осыплется. Вы согласны, мастер Адам?

Эксперт миссис Слэннинг в нерешительности посмотрел на меня и сконфуженно развел руками:

– Я не вижу, как кто-либо обладающий знаниями в строительстве может думать иначе.