Меч Кайгена - М. Л. Вонг

так заряжались, не могли исполняться быстро. Фоньяка должен был погрузиться в стойку, скопить силы, от этого он был неподвижным. Между ударами, разбивающими камень, был шанс… Мамору нужно было подобраться ближе и использовать его.

Фоньяки опаснее всего на среднем расстоянии — два-три баунда. Не задерживайся в этой зоне удара.

Мамору оценил баунды между собой и фоньякой взглядом. Он стоял дальше трех баундов, дальше оптимальной зоны удара. Фоньяка ждал, что они приблизятся.

Прости, Каа-чан.

Мамору шагнул в зону удара.

Фоньяка тут же напал, но бросок был уловкой, и Мамору прыгнул влево. Даже край атаки сбил его с ног. Но Мамору не стал тратить время, чтобы удержаться на ногах, а двигался с ветром, отлетел с ним и кувыркнулся. Он вскочил, носки впились в снег. Оттолкнувшись ногами и джийей, он бросился вперед с одной мыслью: «Сократи расстояние. Сократи его как можно быстрее».

Ранганиец уже занимал стойку, поднимал руку для второго удара. Мамору взял катану одной рукой, вытянул свободную руку, поднимая снег у ног мужчины. У него не хватало контроля, чтобы создать копье на бегу, но он мог просто создать лед.

В баунде от фоньяки Мамору бросился вправо, чудом избежал второй атаки. Ветер снова лишил его равновесия, но он не дал физическому удару отвлечь его. Ноги запнулись под ним, но он совладал со снегом и превратил его в лед вокруг ног врага.

Лед затвердел, Мамору оказался рядом с фоньякой. Мужчина попытался повернуться к нему, но, конечно, с примерзшими ступнями не мог. Он стал взмахивать рукой, чтобы ударить Мамору — кулаком, локтем или ветром, никто так и не узнал.

Мамору взмахнул мечом. Сталь попала по плоти, по кости, и рука фоньяки отлетела от тела. Каа-чан была права, такой удар был простым. Мамору следовал за мечом по дуге, повернул тело для второго удара, рассек обездвиженного фоньяку под рёбрами.

Мужчина издал ужасный звук, воздух вокруг него дернулся, словно от боли, пока он пытался тщетно вдохнуть. Мамору отвернулся от вида, стряхнул кровь с катаны и убрал ее в ножны.

Он одолел первого серьезного врага в бою. Его безымянный меч вкусил первое убийство. Этот миг должен был вызвать гордость, но Мамору ее не ощущал, просто неприятно колотилось сердце, он повернулся и взбежал по склону к Юкино-сэнсею.

Он знал, еще не дойдя до тела, что было слишком поздно. Ньяма мастера меча была сильной и заметной, но ее не было, когда Мамору упал на колени рядом с учителем. Юкино-сэнсей лежал на боку, Такенаги свободно покоился в его ладонях. Ветер ударил его так сильно, что его череп провалился, один глаз отчасти покинул глазницу.

Если бы Мамору был благородным воином, достойным его имени, он помолился бы. Он мог учесть, что этот мужчина был последним истинным мечником Юкино, что его смерть заканчивала род, тянущийся от предков, основавших Такаюби. Он мог найти слова уважения, чтобы облегчить переход учителя в Лааксару.

Вместо этого он дрожал, как ребенок, и сказал:

— Простите, сэнсей, — его голос был слабым. — Мне так жаль, — он коснулся ладоней мастера — рук, которые научили его, как держать меч. — Не уходите.

Он не учитывал, как ему повезло, что фоньяки не напали на его открытую спину. Он не заметил, когда вихрь и звон клинков окружили их. Он не двигался, когда ладонь мягко опустилась на его голову.

Дядя Такаши.

Он должен был что-то сказать. Должен был повернуться к дяде и командиру, но не мог заставить себя.

— Мамору, — сказал голос, и Мамору удивленно моргнул, поняв, что это был голос не дяди, а его отца. Он не думал, что Тоу-сама когда-то трогал его голову так… тепло. — Пора встать.

— Да, сэр, — автоматически сказал Мамору, но не мог заставить тело слушаться. Его ладони застыли на руках Юкино-сэнсея, не мог отпустить.

Он ожидал, что его отец нетерпеливо отругает его, может, поднимет на ноги. Но голос Тоу-самы был мягким:

— Он умер в бою, Мамору. Он родился для боя.

Мамору опустил голову в кивке, но не смог ее поднять.

— Фоньяка, сделавший это…

— Я убил его, — сказал Мамору без эмоций.

— Тогда ты отомстил за учителя, — сказал Тоу-сама со спокойной уверенностью, Мамору тоже хотел такое. — Он может покоиться с миром, но наша работа не завершена. Ранганийцы стали приплывать к берегу, как только торнадо разгромил рыбацкую деревню. Волны солдат не прекратятся. Следующая вот-вот дойдет до нас.

— Он умер, защищая меня, — Мамору не знал, почему сообщал об этом отцу. — Если бы он не спас меня, он бы еще…

— Тогда он оставил остальной бой тебе, — сказал Тоу-сама. — Ты разочаруешь его?

Мамору закрыл глаза. Тоу-сама, конечно, был прав. Он убрал руки от Юкино-сэнсея, сжал кулаки на снегу. Что он делал, рыдая на коленях? Юкино-сэнсей научил его быть лучше этого. Он ожидал, что Мамору будет лучше, когда отдал свою жизнь за ученика…

— Встань, — сказал еще раз Тоу-сама.

В этот раз, ради Юкино-сэнсея, Мамору послушался.

ГЛАВА 14: МЕЧ

Мисаки не удивила спокойная решимость, охватившая ее. Но ее удивило, что Сецуко заразилась этим от нее. Крепкая рыбачка ходила по дому с энергичной решимостью, закрывая окна и двери от растущего ветра. После того, как ее муж пошл вниз по горе, она не пролила ни слезы. Дрожь покинула ее дыхание и ладони, она была сосредоточена, глаза были широко раскрыты.

— Хорошо, — она придвинула стол к последней двери и повернулась к Мисаки. — Что теперь?

— Нужно собрать детей и спрятаться в подвале, — сказала Мисаки.

— Ветер, похоже, замедляется. — Сецуко оглядела стены, которые перестали скрипеть. Буря еще выла, но уже не ощущалась так, что могла сорвать дом Мацуда с фундамента.

— Ты права… — Мисаки раскрыла ладони, искала жуткий рев, который чувствовала раньше. Его не было. — Торнадо пропал! — воскликнула она. Они это сделали! Робкая надежда расцвела в ее груди. Если мужчины победили торнадо, у них еще был шанс.

— Если не нужно переживать из-за торнадо, может, лучше укрыться тут, у центрального двора? — сказала Сецуко.

— О, Сецуко, — рыбачка была умной во многом, и Мисаки порой забывала, что она ничего не знала о бое.

— Что?

— Этот дом достаточно защищён против джийя и стражей, но эти стены не спасут