Рифмовщик - Влад Стифин

могли бы пригодиться для войны и для прочной мебели. Толстые и тяжелые, они явно не годились для бега по лыжне.

Он открыл глаза. Старший так и стоял метрах в пятидесяти от него и нетерпеливо ждал, когда он поднимется.

«Как только я встану, он сразу ринется вперед, — подумал он, — и опять придется гнаться за ним и, наверное, через полкилометра падать от усталости в снег».

Он приподнял голову. Впереди был ровный участок реки, и где-то там, километров за десять, находился пока еще невидимый их финиш. Он мысленно поменял всё свое снаряжение. Теперь на нём были его лыжи и черные ботинки. Легкие бамбуковые палки лежали рядом на снегу. Вместо ватных штанов, армейского бушлата и серой шапки-ушанки на нём были лыжные шаровары, домашний свитер, а на голове ощущалась маленькая вязаная шапочка. Он легко поднялся, встал на лыжню — боль в мышцах прошла; оттолкнулся двумя палками и заскользил по накатанному следу. Сегодня он угадал со смазкой — лыжи двигались отменно, без отдачи. Он набрал ход — и уже через пятнадцать минут, не более, догнал старшего. Скорость была высока, его лыжи наезжали на концы лыж впереди идущего. На школьных соревнованиях в таких случаях, когда не было параллельной лыжни, впереди идущий должен был уступить дорогу. Старший не уступал — по его напряженной спине было видно, что он изо всех сил старается увеличить скорость, но это ему не удавалось. Через километр такой гонки старший, зацепившись за неудачно поставленную палку, упал в снег, а он остановился сзади и мысленно вернул себе всё военное снаряжение. Теперь на нём снова красовались серые валенки, ватные штаны, защитного цвета бушлат и всё остальное для службы, автомат висел сзади за спиной — то есть всё, что положено иметь дозорному, было на месте. Он обошел лежащего старшего, оперся грудью о палки и ждал, пока тот встанет. Старший тяжело дышал, он еще с минуту восстанавливался, а затем зло выдавил из себя:

— Ты, салага, сильно бежишь. Будешь идти сзади в пяти метрах, как положено. Меня давить не надо. Понял?

— Понял, — ответил он и, когда старший встал на лыжню, расположился сзади. Он уже привычно вернул себе свое школьное снаряжение и легко заскользил за старшим, не приближаясь и не отставая от него.

От равномерного движения пришли спокойствие и уверенность. Морозный воздух бодрил. Солнце из-за марева тонких облаков не слепило, освещая весь их еще пока что долгий путь. До береговых ив, где они должны были свернуть к селу, было еще далеко. Это место только-только, едва заметно, развиднелось тонкой узкой полоской в морозной туманной дымке.

Он видел, как старший идет впереди не ускоряясь, — наверное, он наконец-то понял, что не стоит устраивать гонки в дозоре. А сам он скользил по лыжне, то толкаясь обеими палками, то попеременно широкими классическими шагами двигался вперед. Он шел и думал:

«Вот так можно идти далеко-далеко, не останавливаясь». А когда он выйдет к селу, он не будет пить много воды, чтобы не ослабеть.

Старшего он отправил далеко вперед и смотрел ему вслед, пока маленькая фигурка не превратилась в еле различимую точку, а потом и вовсе исчезла. Он остался один. Он шел и улыбался. Он был счастлив в этом белом пространстве. Он рифмовал. Все беспокойные мысли ушли. Была только долгая дорога, и он легко скользил по лыжне, уходящей за горизонт.

* * *

Администратор суетливо крутился вокруг него, когда его вынимали из кокона.

— Это ж надо!.. Ну никак не ожидал! Погубил он нас! Погубил… — администратор повторял эти слова и растерянно смотрел на обездвиженное тело, которое лаборанты аккуратно уложили на каталку. Администратор запаниковал и шепотом обращался ко всем, кто появлялся в иллюзионном зале:

— Почему не вернулся? Почему? Теперь точно закроют…

Кто-то сзади тихо сказал ему на ухо:

— Шеф, надо вызвать медиков.

— Вызывайте, — махнув рукой, ответил администратор. Он, наклонившись над лежащим клиентом, долго рассматривал его лицо, пытаясь понять, где находится этот маэстро. А маэстро тихо лежал с закрытыми глазами и улыбался — он рифмовал:

Не стоит торопиться,

Когда в конце не видно света,

Когда одни и те же лица

Идут по кругу без ответа.

Не стоит к истине стремиться,

Когда понятья исчезают,

Когда стареющие лица —

И те так мало в жизни знают.

И всё же праздник ожидаем,

И праздник этот приближаем,

И ищем, ищем беспокойно

Всё то, что кажется достойным…

На морозном воздухе рифмы складывались сами собой, и он продолжил:

Не торопись, идущий по дороге:

Длинна твоя тропинка в бурях.

Дыши и наслаждайся! Грозные отроги Еще тебе отсюда не видны,

Еще сегодня бурные пороги За поворотом скрыты до поры.

19.05.2015 — 24.09.2015

Откин

Сюрреалистическая повесть

Дорогой автор!

Спасибо за рукопись «Откина» и примите наши извинения за то, что не сразу ответили вам. Прошло уже более двух недель, как мы читаем и, если можно так выразиться, изучаем ваше последнее произведение. Понимаем и принимаем ваши усилия и настойчивость в исполнении сложной задачи — связать воедино три ваши повести. Некоторым образом мы оказались причастны к «Откину». Это утверждение, как мы думаем, требует пояснений. Для этого нам стоит припомнить наше письмо по поводу «И здесь, и там» и ваши разъяснения к этой повести. В данный момент следует процитировать ваши слова: «И думается, что читатель с фантазией мог бы сам умозрительно достроить историю превращения Крео в одинокого рифмовщика из второй повести» и привести нашу цитату: «… зря вы, дорогой друг, не изложили читателю историю превращения энергичного Крео в одинокого старика… По нынешним временам читатель с такой неуемной фантазией, позволяющей за автора додумывать сюжет, не водится».

Надеемся, что теперь нам всем всё стало ясно. Всем нам, но не читателю. Вот, прочтите следующее: «Очень путано всё. Понимаю, что общий сюжет абсолютно не отложился. На мой вкус, не очень. А этот Откин — это что, оживший из второй повести “oh’? Понятней надо писать!»

Это один из самых «спокойных» отзывов наших знакомых, которым мы, как говорится, на пробу предложили прочесть «Рифмовщика». На наш взгляд, стоило бы «Откина» расположить между «Яблоком» и «И здесь, и там» и, пожалуй, Крео сразу обозвать Откиным — тогда бы рядовой читатель разобрался бы, что к чему. Но