Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я Галина учительница. Головнины здесь живут?
— Присаживайтесь, пожалуйста. — Сергей указал на диван. Под настроение хотелось добавить: «И не вертись, в лоб дам», — ведь именно так она разговаривала с учениками.
— Вы Галин папа, Сергей Александрович? — учительница смешалась, заметив на его лице усмешку. Украдкой она продолжала разглядывать Нинку: никак не укладывалось, почему вместо Людмилы Николаевны, с которой была знакома, в доме хозяйничает другая женщина.
— Собственно, я шла к Людмиле Николаевне.
Головнина стала забавлять ее растерянность. Что она думает сейчас о нем и Нинке?
— Людмила Николаевна в отлучке. Вот ее единоутробная сестра. Не находите, очень похожи?
— Галин папа сегодня не в духе, — пояснила Нинка.
— Меня зовут Елена Петровна.
— Рад с вами познакомиться, Елена Петровна. Все собирался прийти, да вот… Считал, раз девочка, и ходить на собрания должна мама.
— Это неправильно, — решительно сказала Елена Петровна.
— Принимаю упрек. — Головнин покорно склонил голову в полупоклоне. — Что Галка опять натворила?
— Галя очень своевольная девочка, с ней трудно заниматься.
— Все же? Надеюсь, воробей у нее больше не чирикают?
— Вы, очевидно, нерегулярно проверяете ее домашние задания. Сегодня она не выучила стихотворение. Отказалась учить! Оно, видите ли, неинтересное…
— Может, оно в самом деле неинтересное?
— Как?! — священный ужас отразился в кротких глазах Елены Петровны, порозовела от волнения. — Что вы такое говорите? Девочка обязана работать вместе с классом. Она еще не понимает…
— И я не понимаю. Почему не заставить было рассказать то, что ей интересно? Вы считаетесь с личным мнением?
— Вопрос: с каким и когда. — Елена Петровна требовательно посмотрела на Нинку, ища поддержки. Та собирала со стола, старалась казаться равнодушной. — Галя только-только приобщается к общественной жизни, и воспитывать ее так — преступление.
— Так уж и преступление! — Решительность молоденькой учительницы очень нравилась Головнину.
— А что вы хотите? Противопоставлять себя коллективу в таком возрасте? Что потом из нее будет?
— Я выпорю Галку и скажу, чтобы она не противопоставляла себя коллективу.
— Ужас что слышу! — удивилась Елена Петровна и опять с мольбой посмотрела на Нинку. — Я так и думала, что на Галю действует нездоровое семейное влияние. Скажите Людмиле Николаевне, нам надо серьезно поговорить. До свидания!
— Я вам говорила, у Галиного папы сегодня плохое настроение, — сказала Нинка.
Головнин подозрительно посмотрел на нее — защищает или насмешничает? Учительнице предложил:
— Не хотите ли грибной лапши? На второе пирожки с грибами.
— Спасибо! Я сыта. До свидания!
— Будьте здоровы, Елена Петровна.
Как только закрылась дверь, Нинка обрушилась на Головнина:
— Ты не подумал, что устроил Галке веселую жизнь? Разве так разговаривают с учителями?
— Ты садись и читай, как читала, когда я вошел. А то в лоб дам!
Головнин рывком сорвал с вешалки пальто, шапку…
— И не дергайся!
Нинка ошарашенно уставилась на него.
Вася Баранчиков оказался в гараже, обрадовался звонку.
— Сережка, жди! Сейчас заеду.
Головнин подождал его на углу Пролетарской улицы, возле телефонной будки. Вася лихо подрулил на «Волге».
— Сначала съездим по заданию шефа, это недолго, потом уж к Студенцову.
— Я не спешу.
Баранчиков направил машину к гостинице. Это была новая гостиница в городе для иностранных туристов, на берегу реки, красивая.
— Человека одного в Дом культуры отвезти велено, — пояснил Вася.
Они поднялись на пятый этаж гостиницы и уселись в кресле возле лифта. Все здесь блестело свежей краской, в кадках и по стенам — зелень. За столом коридорная в синем форменном платье, пожилая уже. Сбоку от нее на откидной подставке красуется электрический самовар, тут же сахарница, печенье.
Женщина больше всего заинтересовала их. Раздавался короткий звонок, распахивались двери лифта, и выходили молоденькие девчонки. Коридорная ласково спрашивала:
— Вам что, девочки?
Девочки мялись, стеснялись сказать, зачем поднялись сюда.
— Ах, у вас горячий чай! — восклицали они.
Их собралось у самовара уже четыре пары. Шли они с надеждой увидеть приезжую знаменитость, остановившуюся на пятом этаже. Вася Баранчиков тоже ждал эту знаменитость — певца, но ждал, чтобы посадить в машину и увезти в Дом культуры строительного треста, который заказал концерт для рабочих.
А девочкам нужны были автографы, и, чего не случается, может, знаменитый артист пригласит к себе в номер: как интересно посмотреть, подышать воздухом, каким дышит он.
Но женщина с мягкими манерами оберегала их, дурех, останавливала на полпути и поила чаем. Девицы давились печеньем, обжигались кипятком и втихомолку кляли на чем свет стоит «заботливую мамашу».
Еще коротко звякнул лифт, и снова появились две пигалицы — почему-то приходили они по двое. Увидев соперниц, пьющих чай и не скрывавших своего отвращения, они хотели спуститься снова вниз, но дверь лифта уже захлопнулась.
— Девушки, там уже нет места, садитесь к нам, — добродушно улыбаясь, пригласил Вася.
— А вы кто? — спросила одна, приглядываясь.
— Я Вася.
— А вы кто, Вася? — Девчонки, видно, решили смириться на малом: может, и этот чем-то знаменит.
— Я просто Вася.
— Просто! Вообще!
Стали спускаться по лестнице на нижний этаж и еще добавили с презрением:
— Во-о-о-бще!
Вася смущенно посмотрел на Головнина и сказал:
— Слышал? Я не просто Вася, я во-о-бще! Ты встречал человека, который не человек, а во-о-бще? Я изгоняю из себя раба, стараюсь быть человеком и вдруг оказываюсь — во-о-бще! Справедливо это?
— По-моему, это из книжки? — спросил Головнин.
— Какое из книжки! Жизнь учит. Начальник мой учит. Нет, я их сейчас догоню.
Догонять девчонок Васе не пришлось. Появился артист, и как раз в ту минуту, когда ждать уже больше нельзя: могли опоздать на концерт. Распаренные девицы повскакивали от самовара. Поднялся и Вася.
— Машина у подъезда, — доложил он.
Певец кивнул. Окруженный девчонками, он улыбался. Это был упитанный молодой мужчина, с крепкой шеей. Глядя на эту шею, Головнин решил, что она у певцов и должна быть такой: через нее проходят звуки, которые заставляют дрожать зал.
В машине артист сидел плотно, удобно. Головнин с заднего сиденья глядел на него и все думал, как бы удачнее завести разговор.
— Не надоедает вам постоянное внимание? — вежливо справился он.
Артист полуобернулся, глаза с искринкой, насмешливые.
— А вы как считаете?
Головнин никак не считал.
— Разве лучше быть совсем без внимания?
— Это так, — солидно согласился Вася. — Меня другой раз вызовут — шефу надо ехать. Сидишь, сидишь, а он на тебя ноль внимания. Злость берет.
— Завидую вам, столичным, — опять вежливо сказал Головнин. — Случается, приеду — глаза бегут: чего только нету! Вы как государство в государстве, все у вас по-иному. А афиш всяких — голова кружится. Только вот пойдешь куда — и ничего не добьешься, потому как со всей страны к вам едут, каждому хочется хоть раз в жизни на чудо взглянуть.
— Билет в театр я вам устрою, — пообещал артист. Он, видимо, принял Головнина за человека, причастного к устроителям нынешнего концерта. — Разыщите, когда будете.
— Спасибо на добром слове. Только не об этом я. — Головнин осмелел: артист казался не занудой, понимающим. — Девку одну знаю, Нинкой зовут. Прописаться она решила в столице. Ну, то, се… и я, мол, наособицу жить хочу. Хочу пробиться в люди.
— Пустите Дуньку в Европу, — пробормотал артист.
— Именно! И Николай, муж ее, про то же: куда с таким-то рылом в калашный ряд. Там вон какие люди живут!
— Всякие живут, — сказал артист, смущенный тем, что Головнин услышал его замечание.
— Ну, ездила, билась… Кошкой драной вернулась оттуда. А и в самом деле, почему ей нельзя туда, если хочет? По мне, пропади оно пропадом, это чудо-юдо, мне здесь утех хватает. Батьку будто спрашивала: «Всю жизнь на окраине прожил, раньше-то хоть что-нибудь видел?» — «Всю жизнь на энтузиазме и прожил», — ответил. Вот я и спрашиваю…
— Не надо меня спрашивать, — сухо сказал артист. — Это не по моему ведомству. Билет в театр я вам достану.
Долго молчали, поглядывая сосредоточенно в окна на несущиеся мимо заснеженные дома. Потом Вася посоветовался с Головниным:
— Подумываю пересесть на грузовик. Все-таки заработки больше и график. Не все дни с утра до вечера мотаться. Как смотришь?
— Это не по моему ведомству, — сказал Головнин.
Артист обернулся к нему и засмеялся.
15Вася не стал подниматься к Студенцову на пятый этаж: ему надо было опять к Дому культуры, за артистом; Головнин пошел один.
- Прокляты и убиты - Виктор Астафьев - О войне
- Птица-слава - Сергей Петрович Алексеев - Биографии и Мемуары / История / О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Живи, солдат - Радий Петрович Погодин - Детская проза / О войне
- Приказ: дойти до Амазонки - Игорь Берег - О войне
- Записки подростка военного времени - Дима Сидоров - О войне
- Небесные мстители - Владимир Васильевич Каржавин - О войне
- Донецкие повести - Сергей Богачев - О войне
- Набат - Иван Шевцов - О войне
- Мариуполь - Максим Юрьевич Фомин - О войне / Периодические издания