Крутыми верстами - Николай Сташек

— Как же вы попали в поезд?

— Трудно представить, но случилось именно так. Как получилось, это вот она, женушка, рассказала потом. Произошло, казалось бы, самое невероятное. После того как противник, обходя высотку, на которой закрепилась рота, двинулся вперед, тот солдат, который свалился после взрыва рядом с моим орудием, очнулся. Определив по каким-то признакам, что я жив, оттащил к речке и там, упрятав в кустах, положил под голову кусок хлеба, а на сук повесил котелок с водой. Мне в карман гимнастерки вложил наспех нацарапанную записку. В ней написал: «Ты, браток, крепись и знай, что фашист будет побит и мы с тобой еще встретимся. Твой билет и все документы передам своим. Силенок очень мало, но я пополз. Буду догонять! Понял?!» Дальше подпись-крючок с завитком да раздавленной точкой на конце.

— Храним мы ее, записочку, — подсказала Анастасия Федоровна.

— Ну да, будет она еще нужна. С ней много связано. Подолгу рассматривали мы тот крючок, а что разобрать? Всего две буквы И, а за ней К то ли X. Что от них? Если по имени — может быть Иван, Илья, Игнат. Да мало ли их. А К или X и вовсе не разобрать. Слушая Антона Ивановича, Заикин насупился, помрачнел, а когда услышал имя бывшего ординарца Игната — выпрямился и застыл. Вспомнились далеко ушедшие события сорок первого, перед глазами появился Игнат Хвиля и его рассказ при встрече на Днепре: «Подсунул ему под голову краюху ржаного хлеба, а сам пополз, но сил хватило лишь перебраться на плоту за речку. Там и свалился, не смог дотянуть хотя бы до крайней хатки. Лежали там и наши и немцы…»

— А в поезд-то как же?

— Ну да, в поезд, — спохватился Антон Иванович. — Тут, видишь, как стихло, так деревенька и ожила. Надумали люди своих захоронить да и немцев закопать. Наткнулись в кустах на меня. Поначалу испугались, что-де, мол, командир, а за такого, если узнают немцы, то и перевешают, да подвернулись две дивчины: одна постарше да дороднее, — Антон Иванович посмотрел на жену, ласково улыбнулся, — другая шустренькая, с белыми косичками. Разыскали в лесу лошаденку, впрягли в телегу, взвалили на нее «командира» и айда к лесному полустанку, что в нескольких километрах от их деревни, под Слонимом. Там таких вояк, как я, набралось больше сотни. Оставшись глубоко в тылу, были мы обречены на верную гибель, но, как говорят, свет не без добрых людей. Нашелся там невесть откуда появившийся беспалый старик из железнодорожников. Он и взвалил на себя тяжелую ношу. Пригнал он с соседней станции находившийся под парами маневровый паровоз «Овечку». Два других железнодорожника подобрали из числа разбитых три платформы, уложили на них раненых, тем, кто был поздоровше, дали в руки винтовки и в ночь тронулись. На паровозе трое стариков, на платформах две дивчины. И представь себе, прорвались к своим.

После паузы Антон Иванович усмехнулся жене:

— Ну-ка, Настенька, налей по чарке, да выпьем за тех девчат.

— Давай, давай, Антоша! За девчат не грех, — заторопилась Анастасия Федоровна.

Антон Иванович выпил до дна и, крякнув, посмотрел на Заикина.

— Ну а потом один, другой госпиталь — и выходили. Правда, списали подчистую. У корня легкого застрял осколок. Удалять не решились. Вот бы отыскать того солдата, который оттащил меня тогда к речке. Тем и спас.

— А как девушки? — спросил Заикин, все еще думая о том бое, о гибели людей и об этих двух, чудом оставшихся в живых. «Игнат перекособочился, а этот седой как лунь».

— Девчата живы и здоровы. Повзрослели. Та, беленькая Оля с того времени здесь у нас в госпитале, а вторая… — Антон Иванович тепло взглянул на жену, — продолжает поддерживать здоровье все того же артиллериста… Заботится о нем.

Анастасия Федоровна кивнула в знак согласия.

— Ясно! — Заикин поднял глаза на Антона Ивановича. — Выходит, что воевали мы с вами на той высотке вместе, а ваш спаситель жив и теперь.

И Антон Иванович, и Анастасия Федоровна от неожиданности онемели. Оба смотрели на Василия с открытыми ртами.

— Не верится? Я на той высоте взводом командовал. А спас вас Игнат Хвиля! Ординарец нашего ротного, он жив и почти здоров.

Проговорили всю ночь. Волнение спало лишь к утру. Антон Иванович дал слово, что при первой же возможности поедет вместе с женой на поиски Игната.

— Как же можно иначе жить?! Как же?! — выкрикнул он еще раз, когда Заикин, стоя в кузове выкатившейся за ворота машины, посылал последний прощальный взгляд оставшейся у калитки супружеской паре Беловых.

Возвратившись в полк резерва, Заикин оформил нужные документы, а проездные выписал до Одессы. «Дивизия Дремова где-то на Втором Украинском».

14

Прошел еще год.

Огненный смерч, неистово взметнувшийся за Одером, прокладывая атакующим войскам путь к Берлину, не угасал ни днем ни ночью.

Анна Павловна, напряженно работая во фронтовом госпитале, намеревалась не выпускать скальпель из рук до последнего залпа, хотя и чувствовала, как на душе с каждым днем становилось все более скорбно. «Ведь надежды не сбылись, об Иване ни звука», — тосковала она. Закончив очередную операцию, она, пошатываясь от усталости, направилась подышать свежим воздухом, но, столкнувшись с санитарами, вносившими раненого, невольно остановилась. «Как же уходить? Вот же он в голову. Да, возможно, еще и тяжело», — с тревогой подумала она.

Стоя в нерешительности, Анна Павловна увидела, как незнакомый врач наклонился к раненому. А когда тот простонал — шепотом произнес:

— Приехали, товарищ генерал. Тут нам обязательно помогут.

Анна Павловна приблизилась к раненому и, взглянув на его несколько раздвоенный подбородок, черные мохнатые брови и обветренные губы, почувствовала, как судорожно сжалось сердце. «Это он! Иван!» — чуть не закричала она, но, вспомнив, как уже однажды ошиблась там, в госпитале на Волге, да и уверения Черемных о том, что Дремова нет в живых, какие-то секунды стояла в замешательстве. А дальше, не в силах себя сдержать, бросилась к врачу:

— Как? Как фамилия?! Как… — простонала она, теряя сознание.

— Успокойтесь. Наш это генерал, Дремов… — только и успел сказать врач, подхватывая пошатнувшуюся Анну Павловну.

Звучали еще какое-то слова, издалека долетали выкрики, кто-то поспешно подходил, даже слышались приглушенные всхлипывания, но на все это Анна Павловна уже никак не реагировала.

А ночью у нее внутри, как бы утверждая свои права, усилился трепет новой жизни. «Вот как стучится он, встревожился!» — мысленно воскликнула Анна Павловна, испытывая сладостное чувство пробудившегося материнства, но, вспомнив, о происшедшем накануне, похолодела.

Открыв глаза, Анна Павловна увидела сидевшего в углу с папиросой в зубах подполковника Черемных. Она долго смотрела в ту сторону, но не могла понять, что надо здесь этому чужому человеку. Зачем, подпирая руками голову, он здесь сидит?

В появившихся перед глазами черных кругах виделся плотно стиснувший зубы Иван. Через какое-то время он вскинул брови и, потянувшись к ней руками, что-то прошептал. Ей казалось даже, что он хотел ее в чем-то упрекнуть. И хотя она многие годы ждала и надеялась, что их встреча будет совсем иной, теперь у нее было только одно желание — быть с ним неразлучно. «Вот он здесь, все же пришел», — вздрагивая, шептала она, стараясь не замечать находившегося в углу палатки Черемных. Она не допускала мысли о том, чтобы оправдываться перед Иваном, но ей все же хотелось, чтобы он знал, что ее второе замужество было вызвано не любовью, а скорее отчаянием, криком истерзанной души о погибшем муже, и что он, Иван, так и остался для нее единственным.

Через несколько дней было объявлено о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Победа. Радовались, ликовали и на фронте, и в тылу. Волна восторга охватила и Анну Павловну. И не только потому, что победа была всеобщим счастьем. Анна Павловна провела все годы войны на переднем крае борьбы — борьбы за жизнь людей. Не одну сотню обреченных отстояла она в борьбе со смертью. И каждая такая победа помогала ей жить и бороться со своим личным горем. «А теперь вот как все обернулось, — усмехнулась она болезненной усмешкой. — Не попадись на пути этот коварный человек — могло бы быть все совсем по-иному. Вот же он, Иван, жив. А там, глядишь, нашлись бы и родители с Зиной. Каким же надо быть бездушным, чтобы поступить так жестоко, как поступил он? Можно ли такое простить? — Анна Павловна на какой-то миг заколебалась. — А возможно, ради этого, который стучится? И лишь затем, чтобы не множить безотцовщину. Хватит ее теперь и без него. Трудно решиться на этот шаг, но я обязана это сделать, и именно сейчас, иначе будет поздно». И она решила порвать с Черемных, а ребенка вырастить одной. «Он будет Найденовым».

Эпилог

И роща зашумела…

1