Невиновный клиент - Скотт Пратт

оказаться в тюрьме.

— Ты не должен этого допустить.

— Не могу и не буду. Но клянусь тебе, если бы я знал, что меня не поймают, я бы так и сделал. Этот парень изнасиловал ее, ударил, она упала, чуть не потеряв сознание, а затем он перевернул ее и занялся анальным сексом. Божий человек! Я не испытываю к нему ни малейшего сочувствия. Никакого. Она должна быть освобождена, Кэролайн. Энджел должна выйти на свободу.

— Мы оба знаем, откуда ноги растут, не так ли?

— Мне давно следовало рассказать тебе о Саре раньше. Прости меня. Я стыдился.

— Теперь это всплыло, и мое мнение о тебе не изменилось.

Я поцеловал ее в лоб.

— Это так несправедливо, — сказал я. — Было бы правильно, если бы она отправилась домой. Эрлин создала такую ситуацию. Очевидно, она планировала ограбить проповедника. Здесь нет вины Энджел. У нее даже не было оружия. Она убила Тестера его же ножом.

— Ей не нужно было его убивать, — возразила Кэролайн.

— Правда? А что бы ты сделала, если бы какой-нибудь пьяный придурок ударил тебя по лицу и трахнул в задницу?

— Я бы его убила и отрезала член.

— Именно. Есть только одна вещь, которую я могу сделать — это попытаться наладить отношения с Сарой. Если смогу заставить ее поговорить со мной, то думаю, сумею изменить ситуацию в нашу пользу.

— Что ты ей скажешь?

— Пока не решил. Знаешь, мы никогда не говорили о том, что случилось. Думаю, мы оба были так напуганы и унижены, что не хотели даже упоминать об этом. Я действительно думаю, что именно поэтому она не может совладать со своей жизнью.

Я сел на край кровати и сделал глубокий вдох.

— Я отправлюсь в тюрьму. Они не могут помешать мне поговорить с ней. Самое худшее, что может случиться — все останется по-прежнему.

— Ты собираешься поговорить с ней об изнасиловании?

— Должен. Мне следует сказать ей, что мне жаль.

— Джо, это не твоя вина.

— Я знаю, но у меня все еще есть ощущение, что должен извиниться перед ней. Я так и не набрался смелости поговорить, и это не меня изнасиловали.

— Не жди слишком многого, — предупредила меня Кэролайн.

Я оделся, выпил чашечку кофе и как раз собирался уходить, когда жена сказала:

— Джо?

— Да?

— Не забудь сказать ей, что любишь ее.

25 июля

Полдень

Заключенные ненавидят многое. Они ненавидят надзирателей, еду и особенно скуку. Но есть две вещи, которые они ненавидят особенно страстно: изнасилование детей и стукачей.

Администрация перевела Сару в изолятор на случай, если станет известно, что она донесла на Энджел. Содержание арестованного под стражей для обеспечения его безопасности было похоже на тюрьму строго режима. Заключенные были там полностью изолированы. Это безжалостное, мучительное и жалкое существование.

Адвокаты, желающие встретиться со своими клиентами-заключенными в этой секции, должны были спрашивать разрешения у надзирателей. Охрана не приводила заключенных в комнату для адвокатов, потому что по пути они могли встретить других заключенных. Мне потребовался почти час, чтобы увидеть Сару. Надзиратели знали, что она выступала свидетелем против моей клиентки, и не хотели, чтобы я разговаривал с ней. Но, как адвокат, я имел такое же право, как и полиция, допрашивать свидетелей, в том числе главных, поэтому я не позволил бы им помешать мне. Они пытались связаться с Диконом Бейкером по телефону, но лишь услышали, что в настоящее время он «недоступен». Фрэнки Мартин взял выходной и где-то рыбачил. Наконец, после того как я пригрозил притащить их к ближайшему судье, они отступили.

Надзиратель, который открыл дверь в камеру Сары, вошел и объявил, что ей не обязательно говорить со мной, если она этого не хочет. Верная себе, она велела ему не лезть не в свое дело.

Он запер дверь, и я слышал, как он шел по коридору. Камера была совсем крохотной, около трех метров, и выкрашенная в темно-серый цвет. В ней имелась платформа из нержавеющей стали, покрытая тонким матрасом, раковина и туалет из того же материала. Вот и все. Там не было ни телевизора, ни радио, ни того, на чем можно писать или читать, абсолютно ничего, чтобы отвлечь или занять сознание. Сара босиком и в оранжевом измятом тюремном комбинезоне сидела в углу за раковиной, прижимая колени к груди.

— Так вот как они относятся к ключевому свидетелю по делу об убийстве, — начал я. — Интересно, куда они помещают людей, которые им не нравятся.

Она закрыла лицо руками, и я подошел к ней. Опустившись на колени, я положил ладони на ее плечи. К моему удивлению, она не вздрогнула и не отстранилась.

— Тебе не нужно говорить, если не хочешь, — сказал я осторожно, — но прошлой ночью я понял кое-что, чем хотел бы поделиться с тобой. Я хочу извиниться.

Я почувствовал, как мои глаза наполняются слезами, и напрягся, чтобы взять свои эмоции под контроль. Я не знаю почему, но даже в моих попытках поднять шоры и честно взглянуть на то, что произошло между нами, я чувствовал необходимость поддерживать свой стоический образ.

— Сара, прости, что подвел тебя. Прости, что не остановил его. Извини, что не защитил тебя. Я должен был убить этого ублюдка.

Как и с Кэролайн прошлой ночью, когда поделился с ней своей болью, моя защита рухнула, и слезы потекли по щекам.

— Пожалуйста, Сара. Я был таким маленьким. Я не знал, что делать. Пожалуйста, прости меня.

Она тоже заплакала, и я обнял ее за плечи.

— Если бы мог, я бы вытащил тебя из той комнаты, я бы сделал это тотчас, но мы оба знаем, что теперь не могу. Единственное, что я способен сделать, это сказать тебе, как мне жаль, и что я люблю тебя. Я всегда любил и буду любить тебя.

— Джоуи, ты был очень мал, — произнесла она сдавленным голосом. — Мы оба были слишком малы.

Она подняла голову и обняла меня за шею. Нереальный момент, минуты отчаяния и честности — и больше, по крайней мере, так я надеялся, — любви. Я не помнил, когда в последний раз обнимал Сару, и мне было очень приятно сидеть на корточках на бетонном полу и чувствовать ее дыхание на своей шее. Мы молчали пару минут, и оба были смущены этим редким всплеском любви.

Наконец она заговорила.

— Джоуи, ты сломаешь мне шею.

— Прости.

Иногда забываю о своем размере. Я отпустил ее и отошел.

— Мне нужно вставать. Этот бетон убивает мои колени.

Я сел на край ее койки, и она присела рядом. Мы