Террор - Дэн Симмонс

Бланки знал, что должен вскочить на ноги и бежать – сейчас же! – но не мог выполнить свой собственный приказ. Он чувствовал себя весьма недурно, лежа на спине с раскинутыми в стороны конечностями, отдавая тепло своего тела льду под собой и воздуху над собой, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями.

Теперь он явственно слышал крики людей на носу корабля. Появились круги света, не более десяти футов в диаметре, исчерченные горизонтальными линиями несомого ветром снега. Потом Бланки услышал глухой грохот и треск, с которыми существо соскользнуло с грот-мачты на палубу. Снова раздались крики – теперь тревожные, хотя мужчины вряд ли могли отчетливо разглядеть существо, находившееся в отдалении от носа, среди груды сломанных реев, оборванных снастей такелажа и опрокинутых бочек посреди палубы. Грохнул выстрел дробовика.

Преодолевая боль, Томас Блэнки встал на четвереньки. От тонких шерстяных перчаток ничего не осталось, обе руки у него были голые. И головной убор он потерял; длинные седые волосы, прежде заплетенные в косичку, расплелись во время его акробатических упражнений и теперь развевались на ветру. Он не чувствовал пальцев, лица, ступней, но все остальное так или иначе болело.

Существо, освещенное светом фонарей, перемахнуло через низкий планширь правого борта, поджав все четыре огромные лапы.

Блэнки в мгновение ока вскочил на ноги и секунду спустя уже бежал в темноту, окутывавшую замерзшее море.

Только удалившись ярдов на пятьдесят от корабля – поскальзываясь, падая, поднимаясь и снова пускаясь бежать, – он ясно осознал, что с таким же успехом мог подписать свой собственный смертный приговор. «И это после всех усилий», – подумал он.

Ему следовало оставаться поблизости от корабля. Следовало обежать заваленные снегом вельботы, уложенные вдоль носовой части правого борта, перелезть через бушприт, сейчас норовивший уйти поглубже в лед, и броситься к левому борту, взывая о помощи к людям на палубе.

Нет, осознал Блэнки, тогда бы он погиб еще прежде, чем успел продраться сквозь путаницу снастей носового такелажа. Чудовищное существо настигло бы его через десять секунд.

«Почему я побежал в этом направлении?»

До намеренного падения со снастей у него был план. В чем, черт побери, он заключался?

Блэнки слышал глухой топот и скрип снега позади.

Кто-то (кажется, фельдшер с «Эребуса», Гудсер) говорил ему и другим матросам, какую скорость развивает белый медведь в погоне за жертвой – двадцать пять миль в час? Да, по меньшей мере. А Блэнки никогда не умел бегать быстро. И сейчас ему приходилось огибать сераки, торосные гряды и расселины во льду, которых он не видел в темноте, пока не оказывался в нескольких дюймах от них.

«Вот почему я побежал в этом направлении. Вот в чем заключался мой план».

Существо рысцой бежало за ним, огибая те же сераки и торосные гряды, между которыми неуклюже петлял в темноте Блэнки. Но ледовый лоцман задыхался и хрипел, точно порванные кузнечные мехи, в то время как громадный зверь позади него лишь слегка прихрюкивал – забавляясь? предвкушая? – глухо топая по льду лапами, каждый шаг которых имел длину в пять шагов Блэнки.

Сейчас Блэнки находился ярдах в двухстах от корабля. Врезавшись правым плечом в ледяную глыбу, замеченную слишком поздно, чтобы успеть уклониться от нее в сторону, и почувствовав, как оно немеет, присоединяясь к прочим онемевшим частям тела, ледовый лоцман вдруг осознал, что был слеп как летучая мышь все время, пока мчался во весь дух по замерзшему морю. Огни фонарей на «Терроре» теперь остались далеко, далеко позади – страшно далеко, – и у него не было ни времени, ни причины оглядываться на них. Сейчас, когда он удалился на такое расстояние от корабля, они едва брезжили в темноте и могли только отвлечь Блэнки от дела, которое заключалось в том, осознал Блэнки, что он бежал, петляя и лавируя между препятствиями, по запечатленной в памяти карте изрезанных расселинами и утыканных малыми айсбергами ледяных полей, простиравшихся вокруг «Террора» до самого горизонта. За последний год с лишним Блэнки досконально изучил замерзшее море со всеми участками льда, торосными грядами, айсбергами, ледяными взбросами и на протяжении нескольких месяцев имел возможность заниматься своими наблюдениями при слабом свете арктического дня. Даже зимой выпадали такие часы вахты, когда при свете луны и звезд он обследовал ледяные поля вокруг корабля профессиональным взглядом.

Здесь, примерно в двухстах ярдах от «Террора», за последней торосной грядой, через которую он только что перебрался (он слышал глухой топот существа меньше чем в десяти ярдах позади), находилось скопление наваленных друг на друга фло бергов размером с крестьянский дом – маленьких айсбергов, отколовшихся от своих крупных собратьев и образовавших подобие крохотного горного массива.

Словно поняв, куда направляется жертва, незримый преследователь позади злобно заворчал и прибавил скорость.

Слишком поздно. Обогнув последний высокий серак, Бланки оказался на участке, заваленном ледяными глыбами. Здесь мысленная карта местности подвела его – нагромождения миниатюрных айсбергов он видел только издалека или через подзорную трубу, – и он с разбегу врезался в ледяную стену, шлепнулся на задницу, а потом стремительно пополз по снегу на четвереньках, в то время как существо сократило дистанцию между ними до нескольких ярдов, прежде чем он успел перевести дыхание и собраться с мыслями.

Щель между двумя ледяными валунами была меньше трех футов шириной. Бланки юркнул в нее – по-прежнему на четвереньках, не чувствуя голых рук, казавшихся чужими и далекими, как черный лед под ними, – за долю секунды до того, как существо достигло расселины и запустило в нее гигантскую переднюю лапу.

Усилием воли ледовый лоцман выбросил из головы все образы котов и мышей, когда огромные когти царапнули по льду, высекая фонтанчик ледяной крошки, в десяти дюймах от подошв его башмаков. Он с трудом встал на ноги в узкой расселине, упал, снова встал и, спотыкаясь, пошел вперед в кромешном мраке.

Все без толку. Ледяной тоннель оказался слишком коротким – менее пяти футов – и вывел Бланки на открытое пространство между обломками айсбергов. Он уже слышал, как существо, передвигаясь прыжками и утробно прихрюкивая, огибает ледяную глыбу справа от него. Он с таким же успехом мог стоять посреди крикетного поля – и даже узкая расселина, со стенами скорее из снега, чем из льда, представляла собой лишь временное убежище. Там можно прятаться в темноте лишь минуту-другую, пока существо не расширит вход в тоннель и не протиснется в него. Там можно только умереть.

Отшлифованные ветром маленькие айсберги, которые он видел с корабля в подзорную трубу, находились… где же? Слева от него, подумал Бланки.

Он бросился налево, миновал ледяные башни и сераки, неспособные служить укрытием, перебрался через трещину во льду глубиной всего пару футов, вскарабкался на невысокую торосную гряду, сорвался, соскользнул обратно вниз, снова вскарабкался и услышал, как существо стремительно выскакивает из-за ледяной глыбы и останавливается в десяти футах позади него.

Айсберги начинались сразу за этим ледяным валуном. За валуном с отверстием в нем, который он видел в подзорную трубу…

…эти ледяные горы находятся в движении день и ночь…

…они разрушаются, снова вырастают и меняют форму под давлением окрестных льдов…

…существо карабкается по склону позади него, взбираясь на плоское, но ледяное плато, где сейчас стоит Бланки…

Расселины. Трещины. Ледяные тоннели. Ни одного достаточно широкого, чтобы он мог проскользнуть в него. Спрятаться, переждать.

В маленьком перевернутом айсберге справа от Бланки темнело единственное отверстие фута четыре высотой. В облаках образовался крохотный разрыв, через пять секунд затянувшийся, и при слабом свете звезд Бланки успел рассмотреть черный провал овальной формы в серой ледяной стене.

Он рванулся к нему и принялся протискиваться внутрь, не зная, уходит ли ледяной тоннель в глубину на десять ярдов или на десять дюймов. Он не пролезал в отверстие.

Объемистое зимнее обмундирование – свитера, поддевки, толстая шинель – не давало пролезть.

Бланки принялся лихорадочно срывать с себя одежду. Существо преодолело последний участок склона и встало на задние лапы позади него. Ледовый лоцман не видел этого – он даже не обернулся, боясь потерять лишнюю секунду, – но почувствовал, что оно встает на задние лапы.

Не оборачиваясь, он швырнул шинель и поддевки назад, в сторону чудовища, подкинув тяжелые одежды по возможности выше.

Существо удивленно фыркнуло – волна смрадного серного запаха прокатилась в воздухе, – а потом раздался треск раздираемых когтями одежд, в следующий миг отброшенных далеко в сторону. Но своим отвлекающим маневром Блэнки выиграл секунд пять или больше.