Затерявшиеся во времени - Саймон Кларк

– Ox! Ox, Джад! – Сэм уже догадывался, о чем пойдет речь дальше. – Разве это разумно – сейчас разыскивать твою мать? Я догадываюсь, что в 1946-м ты еще даже не родился, раз твои родители обвенчались только на следующий год.

– Я появился на свет в 1948-м.

– Ну и что ты ей скажешь? Нельзя же вломиться в дом и заявить: «Добрый день! Я твой еще не рожденный сын. Только что явился сюда из будущего, чтобы сказать тебе: „Приветик!“».

– Нет, Сэм, нельзя. Но, видишь ли, мой отец умер от удара в 1990 году. Умер скоропостижно. Произошло это, когда он косил газон. Вскоре умерла и мать. Все время она проводила в гостиной, ожидая, что вот-вот присоединится к нему. За двенадцать месяцев она успела обзавестись раком... понимаешь, вот тут – внизу. За следующие два года она превратилась просто в ничто. В мучениях... – Он снова взглянул на часы. – Она умерла на Рождество 1993 года.

– Я все понимаю, Джад. Такое вынести нелегко.

– Это верно. Но самое плохое то, что я ни разу в жизни не сказал им, как глубоко люблю их обоих. И не поблагодарил за то, что они сделали для меня. Это просто чудовищно. Было непереносимо тяжело вспомнить в день похорон матери, что за всю свою взрослую жизнь я ни разу не сказал ей «я люблю тебя, мама». И отцу тоже не сказал. Ни разу. И не дал им понять, как благодарен за их жертвы...

Внезапно Джад остановился. Его кадык ходил вверх и вниз.

– Нет, ты посмотри на это! Грузовая платформа на конской тяге. А лошади-то широкие!

Сэм понимал, что Джад не из тех, кто любит выставлять напоказ свои эмоции, и что резкая смена темы разговора, когда подвернулись широкие лошади, тащившие телегу, груженную пивными бочками, ему просто необходима.

Джад наблюдал за уезжающей запряжкой с таким интересом, который должен был скрыть его стыд за внезапную вспышку эмоций. Сэм тихо сказал:

– Конечно, Джад. И вовсе не плохо сказать «Привет!». – Он улыбнулся Джаду. – Скажешь, что ты просто кузен из Австралии или кто-то в этом роде, заскочивший на минутку.

Джад ожил.

– Это тут, рядом. Надо бы поторопиться.

Заинтригованный Сэм следовал за ним. А Джад все поглядывал на часы городской башни. Почему он должен оказаться где-то в точно определенное время? Что же должно произойти в 5 часов 15 минут 22 мая 1946 года?

– Твоя мать жила тут? – спросил Сэм, следуя за Джадом, который явно был озабочен доработкой каких-то деталей своего плана.

– Нет, она жила в одном из небольших домиков поблизости от того места, где мы оставили свою машину.

– А зачем же мы идем в этом направлении?

Джад открыл альбом, который захватил с собою, и вручил Сэму черно-белую фотографию.

Сэм узнал ее. Это была точно такая же фотография, которая висела в рамке на стене каюты Джада. Вероятно, он вынул ее оттуда, когда они собирались в город.

Сэм на ходу продолжал рассматривать фото. Оно изображало молодую парочку, которая сидела верхом на мотоцикле. Оба весело улыбались в объектив камеры. Конечно, шлемов на них не было. На девушке, сидевшей сзади, были бриджи, твидовый жакет и шелковый шарф. Парень – обладатель широкой улыбки и сдвинутых на лоб мотоциклетных очков – носил кожаную куртку. В его семейном сходстве с Джадом сомнений не было.

– Это мои родители в день своего обручения, – сказал Джад, ускоряя шаги. На улице кишмя кишели рабочие, возвращающиеся с фабрик домой. – Взгляни на оборот, Сэм.

Сэм посмотрел на обратную сторону карточки. Карандашом там было написано:

Джереми Кэмпбелл и Лиз Фретвелл (и еще Барни) в очень важный день 22мая 1946года.

Дата говорила сама за себя.

– Значит, они обручились сегодня? – У Сэма перехватило дыхание.

– Точно.

Сэм снова посмотрел на фото.

– А Барни это кто?

– Мотоцикл. Отец копил на него пять лет, даже когда был в армии и дрался с нацистами. Для него он был чем-то вроде Святого Грааля. Когда проходила очередная неделя, проведенная под пулями и разрывами снарядов, он говорил себе: «А теперь я еще на одну неделю ближе к покупке своего мотоцикла». Это была машина с объемом 500 кубических сантиметров, AJS, – своего рода «роллс-ройс» или «кадиллак» среди мотоциклов.

– Наверняка он его очень любил!

– Очень. Но кое-кого он любил еще больше. Отец продал машину, чтобы сыграть свадьбу.

– И все же я не понимаю, куда мы направляемся.

– А ты погляди на фото. Видишь нечто похожее на башню замка на заднем плане?

– Вижу.

– Тогда погляди на улицу. Что ты видишь?

– Конечно! Тот же замок, что и на фото!

– Это не настоящий замок. Это идиотство, относящееся к XIX веку. Его прозвали «Ладья», а построил его некий лорд Сент-Томас, фанатически увлекавшийся шахматами.

– Но почему?

– Почему сейчас? Почему мы бежим по улице в 5.25 дня?

– Да.

– Погляди на «Ладью», нет, на ту, что на фото. Там в стену вделаны часы. Посмотри, какое время они показывают?

– Ровно половина шестого.

Глаза Джада горели, когда он послал Сэму широкую лукавую улыбку.

– Значит, у нас еще есть 5 минут до того, как я смогу сказать «приветик» моим родителям.

Сэм ничего не ответил. Все могло пойти наперекосяк. Он хотел что-то сказать Джаду, но тот почти бежал по улице туда, где его родители сейчас наверняка позировали для фото. Да, Джад почти бежал, опустив голову, точно он был бык, готовый прорваться силой сквозь толпу рабочих, расходившихся по домам. Сэм понял: сейчас ничто в мире не может остановить этого человека.

Вздохнув, он последовал за Джадом. Он полностью отдавал себе отчет в том, что ближайшие десять минут будут очень ответственным и даже опасным временем.

2

Николь Вагнер открыла глаза. Над ней нависали ветви. Листья сверкали роскошной зеленью, ибо сквозь них прорывались золотые лучи солнца.

Все казалось таким мирным, что она могла бы лежать тут все...

О Боже!

Неожиданно к ней вернулась память, и она рывком села. Сердце стучало так, будто хотело вырваться из грудной клетки на свободу, чтобы скрыться в лесу.

Босток!

– Леди, – сказал кто-то рядом совершенно спокойно. – Леди, если этот человек и есть Босток, то он мертв, как бараний окорок.

Николь ошалело глядела на тело Бостока, лежавшее на спине, вытянувшись во всю длину. Выпавшие из живота внутренности валялись спутанной грудой прямо у него на ногах, похожие на выводок красных и белых змей.

Только после этого она обратила внимание на человека, стоявшего около нее на коленях. Какое-то время она не могла сказать ни одного слова. Его прекрасное лицо, обрамленное длинными светлыми локонами, при желании можно было назвать ангельским. Одет он был в средневековый костюм. Коричневый плащ, темно-зеленые леггинсы в обтяжку, а под плащом – вишневого цвета туника.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});