Племя - Павел Сергеевич Бутяев

указывая рукой в сторону маленькой деревушки, расположенной от них буквально в нескольких сотнях метров.

Снег хрустел под ногами, ноги утопали в безграничном ледяном океане, проваливались порой так глубоко, что пришлось чуть ли не плавать по снегу.

— Что там может быть? — спросил Кирилл, надеясь получить хоть какой-нибудь ответ.

— Не знаю, но, я уверен, там именно то, что я ищу все это время.

— Надеюсь, — отчаянно прозвучал голос Кирилла, и тот, опустив голову, продолжил пробираться через сугробы.

Где-то через час они достигли своей цели. Находясь перед огромным двухэтажным домом, прибор бешено затарахтел, шипел и и вдруг неожиданно отключился. Кирилл попытался вновь включить его, бил кулаком по корпусу, но тот не поддавался.

— Все, — подытожил он, — сдох. Но, я думаю, нам сюда.

Шон повернулся к сопровождавшем их солдату и учеными. Испуганными глазами смотрели они то на Родригеса, то на потрепанный дом, от одного вида которого внутри все сжималось, словно он был олицетворением всего земного ужаса.

— Оставайтесь здесь, — скомандовал Шон, заряжая пистолет.

Щелкнул предохранитель, палец мягко лег на спусковой крючок, а рука потянулась к двери, с трудом открыв ее, ибо та совсем утонула в снегу.

И снова этот запах, такой отвратительный, но знакомый. Может, так пахнет смерть, страх или страдания. Темные доски трещали под ногами, озвучивая каждый шаг, точно предупреждая своих хозяев о незваных гостях. В каждой комнате горели свечи. Воск капал на пол, моментально застывая на нем. Но пустота. Никого. Шон поднялся на второй этаж и медленно приоткрыл одну из дверей с нарисованным на ней символом причудливой буквы “П”, который уже приходилось видеть ранее, направляя туда дуло своего оружия.

— Мы снова встретились, — зазвучал глубокий голос. Величественно расположившись в кресле, постукивал пальцами по коленям Орлов. Снова эти большие, круглые глаза, толстые, пухлые губы, растянутые в хитрой, надменной улыбке. — Знаешь, я не разочаровался в тебе. Ты доказал всем свою силу, свой ум. Я прекрасно знал, что ты найдешь меня, я даже знал, когда ты это сделаешь. Потому как, Шон, ты хоть и умный человек, но я — я не человек, я нечто большее, я всегда на несколько шагов впереди. Ведь ты же помнишь?

— Я помню лишь то, что ты чокнутый, больной на всю голову. Почему я снова вижу тебя перед своими глазами?

— Фу, как невежливо с твоей стороны. За время нашего отсутствия ты так и не научился хорошим манерам. Шон, пойми же ты, сейчас как раз самый удобный момент, чтобы признать мою власть, и это не будет постыдно. Да и в целом, признать мое превосходство — это не стыдно. Если бы я был простым сумасшедшим, каким ты меня и считаешь, я бы не смог превратить твою жизнь в такую захватывающую историю, управлять твоей судьбой, подсовывать тебе испытания, чтобы в конце концов привести сюда. Я правитель у тысяч, миллионов, миллиардов сущностей, я владыка этого мира, создатель новой расы. И ты, Шон, уже очень скоро окажешься в моем подчинении.

— Да что ты такое несешь? — злобно прошипел Родригес.

— Хм… А как ты себя чувствуешь, Шон? Ничего не болит? Не чувствуешь приступы головокружения, жар, не теряешь сознание? Ты уже заражен, Шон. Я не знаю, когда ты поймал мой вирус, но я чувствую его в тебе, ты виден мне насквозь.

— Я никогда не буду в твоей власти! — кричал Шон.

— Что ж, уже хорошо, что ты осознаешь хотя бы наличие моей власти, но с принятием факта моего управления тобой пока что проблемы. А как же она, Шон?

— Кто? — монотонно спросил Родригес.

— Она. Роза. Как же она, Шон? Ты мог принять мое тогдашнее предложение, и она была бы жива, и ты был бы богом, как и она.

— Не смей говорить о ней! — яростно закричал Шон, пригрозив пистолетом.

— Ты хочешь убить меня? Убивай! Ты мерзкий, Шон! Мерзкий до ужаса, полный эгоист. Как я смею говорить о ней? Да я хотя бы помню о ней! А что касаемо тебя? Ты уже вовсе не помнишь о моей жене, не вспоминаешь ее ни секунды, хотя сам и виноват в ее смерти!

— О чем ты? — недоумевал Шон, а в голове всплывал отчетливый образ Орловой.

— Не ты ли вместе со своим дружком убили ее?

— Это был несчастный случай! В тот день мы все нарушили правила, но раствор попал именно на нее!

— А-а-а-р-р! Я не хочу ничего слышать! Они уже рядом, — медленно проговаривал Орлов, доставая из кармана маленький синий камень, похожий на бриллиант. Он переливался то голубым, то фиолетовым цветом, иногда даже пульсируя белыми отблесками, такими красивыми, пронизывающими минерал, точно сосуды. — Какая же красота… Как же чудно, что все они, все мое племя подчиняется этому камню. А ты, Шон… Ты упустил свой шанс, теперь ты просто умрешь.

— Я бы не спешил с выводами, — Шон выстрелил. Пуля точно поразила лоб Орлова и тот, казалось, даже не изменился в лице, он просто застыл, точно превратившись в памятник, и кровь медленно стекала с его лба.

Подобрав камень, Родригес спустился на первый этаж, где его встретил испуганный выстрелом Кирилл.

— Что у тебя там происходит? — нервно спросил он.

— Некогда! Пошли отсюда.

Как только они выбежали на улицу, их встретили тревожные лица их спутников. Их взгляды были полны отчаяния и жалости. Задыхаясь от страха, они указали на приближающуюся с огромной скоростью толпу мутантов. Они окружали дом со всех сторон, были настолько быстры и сильны, что даже не замечали снега под своими мощными лапами. Шон смотрел на них и не слышал ни единого слова, ни единого крика, издаваемого его друзьями. Сейчас он был один, и не было для него больше никого. Только он, Драугры и камень. Он посмотрел на светящийся минерал, который с каждой секундой пульсировал все сильнее. Крепко схватив его, Шон развернулся к дому и со всей силы бросил камень в стену. Он разлетелся на тысячу стеклянных осколков, и огромная, ослепительная вспышка озарила всех. Родригес кричал, жалобно и дико. Он сгорал, он чувствовал, как сгорает заживо, как расплавляется каждый орган его и даже сознание.

И не осталось больше ничего. Все начинается заново.

Эпилог

Укрывшись в тени толстого дерева, я окинул взором просторную поляну, за которой виднелись поросшие лозой скалы. Прислушиваясь к шуму ветра, шелесту травы, я медленными шагами, пригнувшись, подошел к другому дереву. На меня падали его красноватые листья, щекотали мое лицо, а я боялся убрать их, чтобы случайно не дернуться